Кроме рапортов, видимо, Круз послал и просьбу переехать для поправки здоровья на дачу, ибо на берегу адмирала ждал указ Императора:
«Господин Адмирал Круз! По прозьбе вашей позволяем Мы вам для исправления здоровья вашего переехать для житья в Ораниенбаум на столько времени, сколько вы пробыть там пожелаете; в прочем пребываем к вам всегда благосклонны.
Павел».
Император, крайне строго относившийся к командному составу и не терпевший противоречия, прислушивался к мнению опытного моряка. Например, введенная во флоте одежда с ботфортами, перчатки с раструбами, треуголка и трость совершенно не подходили морскому офицеру на борту корабля, но никто не решался заикнуться об этом, ведь форма, образцом для которых служила прусская форма, была предложена самим Павлом I. Весной 1798 года адмирал Круз, подготовив образцы фуражки, перчаток и коротких сапог, более удобных для службы, обратился к Императору, и тот согласился на упрощение формы; моряки были благодарны заслуженному адмиралу.
Когда один из недоброжелателей вновь обвинил А. И. Круза в использовании казенных людей и Павел I распорядился разобрать это дело, а в случае справедливости донесения сделать выговор виновным, щепетильный в отношении своей чести адмирал оскорбился и просил отставки. В большинстве случаев Император наказывал непокорных, но престарелого моряка он уважил: в письмах от 16-го, 18 сентября 1798 года и позднее отказался принять отставку и высказывал свое доброе отношение, стараясь загладить обиду.
В кампанию 1799 года Балтийскому флоту вновь предстояло действовать в поддержку антифранцузской коалиции. Как известно, в этом году происходил Итальянский поход A. B. Суворова, Ф. Ф. Ушаков прославился взятием острова Корфу и другими успехами на Средиземном море. Павел I, первоначально избегавший войн, решительно выступил на защиту интересов не столько России, сколько Мальтийского ордена.
Высочайший указ Адмиралтейств-коллегии от 16 января 1799 года предписал вооружить в Кронштадте и Ревеле 9 кораблей и соответствующее число фрегатов для плавания в море; в записке Кушелев сообщал, что в кампанию назначаются адмирал фон Круз, вице-адмирал Ханыков, контр-адмирал Вальянт и в Архангельской эскадре — контр-адмирал Баратынский. 30 января при распределении флагманских чинов А. И. Круза утвердили адмиралом дивизии белого флага.
15 марта генерал-адъютант Кушелев, очевидно под диктовку Павла I, написал записку, в которой эскадре Круза было предписано крейсировать у берегов Пруссии и Померании, а в случае разлучения кораблям следовало собираться на Гданьском рейде. Через неделю сам Император уточнил задачу флота в следующем указе:
«Марта 21 дня 1799 года.
Господин Адмирал Круз. По причине наклонности Гамбургского Правления к правилам Французских похитителей власти, повелеваем вам находящиеся в Кронштадтском порте торговые корабли, принадлежащие Гамбургским жителям, арестовать; а равно в бытность вашу в нынешнюю кампанию в море, все таковые их корабли брать в добрый приз и отсылать к Нашим портам за конвоем. Пребываем вам благосклонны».
Эти действия уже не были похожи на вооруженный нейтралитет и показывали, что российский монарх твердо выступал против Франции и ее союзников.
Подготовка эскадры к плаванию началась. Однако на сей раз Крузу не пришлось выйти в море. В апреле его здоровье становилось хуже и хуже. В конце месяца адмирал передал должность главного командира Кронштадтского порта П. И. Ханыкову. Тем не менее и в постели старый моряк заслушивал доклады по флоту и отдавал распоряжения. Зная о его тяжелом положении, Павел I написал ему последний указ:
«Господин Адмирал Круз! Сожалея о здоровье вашем, позволяем вам для исправления оного от ехать в Ораниенбаум, где и можете пробыть до времени начала кампании, буде же болезнь ваша ни сколько не облегчится, в таком случае, при отправлении флота командование над оным поручается старшему по вас Вице-Адмиралу Ханыкову. Пребываю в прочем вам благосклонны.
Павел. В Павловске. Мая 1 дня 1799 года».
Воспользоваться разрешением Круз не успел: 5 мая около 10 часов пополудни он скончался в кругу семьи. Похоронили его на Лютеранском (Немецком) кладбище в Кронштадте; надгробный памятник в виде ростральной колонны символизировал морские победы, а надпись на нем повторяла строки двустишия Екатерины II:
Громами отражая гром,
Он спас Петров и град и дом.
Слова эти написаны были вокруг портрета Екатерины II, вставленного в табакерку, богато украшенную бриллиантами и подаренную адмиралу Императрицей в память победы у Красной Горки.
К сожалению, после 1917 года Лютеранское кладбище подверглось разрушению, часть надгробных камней пошла на ступени одного из зданий города. Не сохранилась и могила адмирала А. И. Круза; лишь в последние годы на предполагаемом месте захоронения поставлен памятник.
Морскую службу отца унаследовал его сын, Александр Александрович фон Круз, который после окончания Морского кадетского корпуса служил на различных кораблях и скончался в чине капитан-командора 6 февраля 1802 года.
* * *
В екатерининское время существовали адмиралы, преимущественно заседавшие в Адмиралтейств-коллегии, некоторые были способны сочетать деятельность административную с флотоводческой. Круз относился к третьей категории, для которой флот в море был главным объектом деятельности, образом жизни. До самой смерти он готовился к очередному походу.
И внешне, и внутренне Круз соответствовал понятию морского волка. Современники отмечали его высокий рост, тучность, которая не мешала оставаться подвижным, открытый пронзительный взгляд, живой и вспыльчивый характер, строгость по службе и доброту вне ее, помощь ближним и защиту подчиненных. Качества эти мало пригодны для продвижения по служебной лестнице. «Неуживчивый характер» адмирала объяснялся тем, что он избегал даже намека на возможность игнорирования его прав и покушения на честь. Такой характер носили и конфликт с Нассау-Зигеном, не согласившимся с решением совета специалистов, и прошение об отставке Павлу I. В обществе того времени понятие дворянской чести имело большое значение, и при малейшем покушении на нее офицеры защищали свое достоинство силой оружия. Но далеко не всякий, храбрый в бою, обладал смелостью вступать в дискуссию с любимцем Императрицы или с всесильным тираном.
A. C. Шишков вспоминал, что Круз боялся грозы и скрывался от нее в темную комнату; однако он же под выстрелами в Красногорском сражении не выказывал беспокойства — в свободную минуту спокойно сидел, пил чай и курил трубку.
Портрет А. И. Круза изображает властного человека, похожего на средневековых голландских флотоводцев. Но адмирал не был рубакой, очертя голову бросавшимся в схватку. Он твердо соблюдал положение Морского устава о необходимости собирать военный совет для решения важных вопросов и на «Евстафии» в гуще боя, и в затруднительных положениях на Черном море, и в годы русско-шведской войны. Оказывая доверие подчиненным, знавшим замысел боя, Круз мог рассчитывать на их поддержку и инициативу.
В тактике А. И. Круза сочетаются решительность и разумная осторожность, все более проявлявшаяся с опытом, но нисколько не уменьшавшая личной храбрости и смелости в принятии решений. В Хиосском сражении он, добиваясь победы, сошелся с турецким кораблем вплотную, что привело к гибели «Евстафия», на Черном море делал все возможное для выполнения главной задачи, обороны Керченского пролива, и не желал рисковать даже для более благодарной цели, изгнания турок из Ахтиарской бухты. В плаваниях его эскадра не теряла корабли. В Красногорском сражении А. И. Круз, используя обстановку и зная недостатки своей эскадры, стремился затягивать бой, заставлял шведов маневрировать в стесненных условиях; когда же стало известно, что эскадра Чичагова близко, он перешел в наступление, чтобы не позволить шведам уйти или нанести удар по численно слабой ревельской эскадре. В этом адмирал является противоположностью принцу-кондотьеру Нассау-Зигену, который стремился к наиболее быстрому успеху, не подготовив его. Как известно, только самоотверженность русских моряков спасла эскадру Балле (бывшую Круза), которая оказалась один на один со шведами, о чем Александр Иванович предупреждал; во втором же Роченсальмском сражении презрение к разумной предусмотрительности повлекло за собой гибель судов и людей.
Особо стоит вопрос о роли адмирала в развитии тактики. Традиционно считали, что Ф. Ф. Ушаков первым в сражении при Керчи применил подвижный резерв для охвата головы противника и построение линии в ходе сражения не по диспозиции. Но то же самое, причем заранее, а не в ходе боя, применил А. И. Круз в Красногорском сражении до Ушакова. Вряд ли удастся узнать, использовал Ушаков опыт Круза, о котором мог вполне узнать, или сам придумал тактический прием. Во всяком случае, первенство Круза нисколько не умаляет заслуг Ушакова как победителя турок.
