Наступление нового, 7054 года юный государь отметил весьма своеобразно: 3 сентября, как рассказывает летописец, «князь великий Иван Васильевичь казнити Офанасия Бутурлина, урезати языка ему у тюрем за его вину, за невежливое слово»[1110]. Очевидно, 15-летний великий князь уже вполне вошел в роль «государя всея Руси» и не терпел ни малейшего прекословия. Но вникать в детали государственного управления ему по-прежнему не хотелось. 15 сентября 1545 г. Иван по традиции отправился в Троице-Сергиев монастырь «к чюдотворцевой памети помолитися». Оттуда он с братом Юрием поехал «на свою царскую потеху» в Александрову слободу. Из Слободы государь велел брату ехать в Можайск, а сам вернулся на несколько дней в Москву. Прибыв 5 октября в столицу, великий князь, по словам летописца, «положил опалу на бояр своих за их неправду»: на кн. Ивана Кубенского, кн. Петра Шуйского, кн. Александра Горбатого, Федора Воронцова и кн. Дмитрия Палецкого. «И устроив свое дело, — продолжает летописец, — поехал с Москвы в Можаеск того же месяца октября 9, а на Москву приехал князь великий ноября 14»[1111].
Приведенный текст не оставляет сомнений в том, что Иван IV прервал на короткое время свое путешествие только для того, чтобы наложить опалу на бояр, после чего, «устроив свое дело», как бесстрастно замечает летописец, он вернулся к прерванным развлечениям, отправившись в Можайск, где его уже ждал брат Юрий. Причина постигшей бояр опалы в летописной статье, относящейся к осени 7054 г. (1545 г.), указана в самой общей и неопределенной форме («за их неправду»), но если сравнить этот текст с рассмотренной выше декабрьской статьей 7053 г. (1544) об опале кн. И.И. Кубенского, то невольно возникает предположение, что помещенные там обвинения неких не названных по имени лиц в том, что «они великому государю не доброхотствовали и его государству многие неправды чинили, и великое мздоимство учинили и многие мятежи, и бояр без великого государя веления многих побили»[1112], — возможно, были адресованы как раз пострадавшим в октябре 1545 г. вместе с кн. И. И. Кубенским сановникам: князьям П. И. Шуйскому, А. Б. Горбатому, Д. Ф. Палецкому, а также Ф. С. Воронцову. Не исключено, что процитированная фраза о «неправдах», «мздоимстве» и «мятежах» была ошибочно перенесена из статьи 7054 г. об опале бояр в декабрьскую статью 7053 г. о «поимании» кн. И. И. Кубенского, а то обстоятельство, что в обоих эпизодах на первом плане оказался именно Иван Кубенский, делает подобную механическую ошибку еще более вероятной.
В декабре 1545 г. опальные были прощены: «…пожяловал князь великий бояр своих князя Ивана Кубенского и князя Петра Шюйского, и князя Александра Горбатого, и князя Дмитрея Палецкого, и Федора Воронцова»[1113]. В более поздней редакции второй половины 50-х гг. XVI в. к этому краткому сообщению Летописца начала царства было сделано добавление о том, что «пожаловал» великий князь опальных бояр «для отца своего Макарья митрополита»[1114], т. е., надо понимать, по «печалованию» владыки.
Историков уже давно ставила в тупик упомянутая череда необъяснимых опал и прощений. «Этих колебаний, опал, налагаемых на одни и те же лица, прощений их в продолжение 13, 15 и 16 года Иоанновой жизни нельзя оставить без внимания, — писал С. М. Соловьев, — странно было бы предположить, что молодой Иоанн только по старой неприязни к родственникам и друзьям Шуйских, безо всякого повода бросался на них и потом прощал; трудно предположить, чтобы могущественная сторона Шуйских так была поражена казнию князя Андрея, что отказалась совершенно от борьбы; но кто боролся с нею именем Иоанна — летописи молчат»[1115].
Действительно, «летописи молчат», и исследователям остается только догадываться о том, какова была расстановка сил при великокняжеском дворе в 1544 — начале 1546 г. С. Ф. Платонов полагал, что «годы 1544–1546 были временем Глинских»: дяди Ивана IV Юрий и Михаил Глинские и их мать, княгиня Анна, приобрели решающее влияние на юного великого князя. «Скрываясь за подраставшим государем и не выступая официально, Глинские совершили много жестокостей и насилий…»[1116]
Мнение С. Ф. Платонова о господстве Глинских в 1544–1546 гг. убедительно оспорил И. И. Смирнов[1117], указав, в частности, на скромное положение братьев Юрия и Михаила Васильевичей в первой половине 40-х гг.: так, в июле 1544 г. они, согласно разрядам, несли ратную службу в Туле[1118]. Однако, проявляя странную непоследовательность, ученый утверждал при этом, что группировкой, боровшейся за отстранение от власти кн. И. И. Кубенского и Ф. С. Воронцова, были именно Глинские[1119]. Но если положение Глинских при дворе в указанные годы оставалось весьма скромным, то на каком основании историк приписывает их проискам опалы кн. И. И. Кубенского, Ф. С. Воронцова и других бояр в 1544–1545 гг.? Самые ранние свидетельства о влиянии Глинских на юного государя, как мы увидим, относятся к декабрю 1546 — январю 1547 г., и попытки трактовать эти упоминания ретроспективно и распространять их на более ранние годы являются, на мой взгляд, бездоказател ьн ы м и.
Таким образом, версии о господстве Глинских в 1544–1546 гг. (С. Ф. Платонов) или об инспирированных ими интригах, приведших к упомянутым выше боярским опалам (И. И. Смирнов), не имеют опоры в источниках. Не менее уязвима и прочно утвердившаяся в историографии точка зрения о правлении в указанные годы группировки кн. И. И. Кубенского и Воронцовых.
Родоначальником упомянутой концепции можно, по-видимому, считать И. И. Смирнова. Ученый полагал, что в 1544–1545 гг. произошло «политическое сближение» кн. Ивана Кубенского с Федором Воронцовым[1120]; так возникла группировка, остававшаяся у власти (несмотря на атаки враждебных ей сил) вплоть до казни ее лидеров летом 1546 г.[1121] Заметим, что гипотеза о «сближении» кн. И. И. Кубенского и Ф. С. Воронцова основана на том единственном факте, что в октябре 1545 г. оба боярина оказались в опале. Но, как мы помним, вместе с ними в опалу попали еще несколько знатных лиц: князья П. И. Шуйский, А. Б. Горбатый и Д. Ф. Палецкий[1122]. Значит ли это, что их всех следует считать единомышленниками и членами одной группировки?
Еще раз трагическая судьба свела вместе кн. И. И. Кубенского и Ф. С. Воронцова летом 1546 г., когда они оба погибли во время июльских казней в коломенском лагере Ивана IV (об этом драматическом событии пойдет речь ниже). Но, за исключением упомянутых эпизодов 1545 и 1546 гг., в которых Кубенский и Воронцов оказались товарищами по несчастью, в нашем распоряжении нет никаких фактов, свидетельствующих об их совместной деятельности на правительственном поприще или о солидарности в борьбе с соперниками при великокняжеском дворе.
Несмотря на то что гипотеза И. И. Смирнова о возникновении в середине 1540-х гг. «союза» между кн. И. И. Кубенским и Ф. С. Воронцовым не получила убедительного обоснования, тезис о правлении в те годы группировки, которую они якобы возглавляли, был без возражений принят в дальнейших исследованиях по истории указанной эпохи. Так, А. А. Зимин писал о том, что после казни кн. А. М. Шуйского в конце декабря 1543 г. «у власти утвердилась группа старомосковского боярства во главе с Воронцовыми и некоторые другие сторонники разбитой оппозиции Шуйских (Кубенские)»[1123].
Дальнейшее развитие упомянутая концепция получила в книге С. М. Каштанова. По словам ученого, после произошедшего 29 декабря 1543 г. переворота «к власти пришло боярское правительство, возглавлявшееся Воронцовыми»[1124]. Ключевая роль в этом «правительстве» принадлежала Ф. С. Воронцову[1125], но и Ивану Кубенскому там тоже нашлось место: последний упоминается С. М. Каштановым среди сторонников Ф. С. Воронцова, с которыми тот делил власть[1126].
Наибольшие сомнения вызывает как раз причисление к правившей в 1544 — первой половине 1546 г. группировке князя Ивана Ивановича Кубенского. Пик его карьеры пришелся, по-видимому, на начало 40-х гг.: к весне 1540 г., как было показано в предыдущей главе, он получил боярский чин и при этом продолжал активную деятельность в качестве дворецкого Большого дворца. Но к 1544 г. его положение при дворе пошатнулось: он потерял чин дворецкого (последний раз упомянут с этим чином летом 1543 г.[1127]), а в декабре 1544 г., как мы уже знаем, был отправлен в заточение в Переславль, где провел под стражей полгода. В мае 1545 г. Иван Иванович был освобожден, но спустя пять месяцев снова попал в опалу — на этот раз «компанию» ему составили Ф. С. Воронцов и князья П. И. Шуйский, А. Б. Горбатый и Д. Ф. Палецкий; в декабре того же года, как уже говорилось, все опальные были прощены по ходатайству митрополита[1128]. Как видим, в 1544–1545 гг. кн. И. И. Кубенский не находился на вершине могущества, а, наоборот, все больше терял почву под ногами.
