Но в любом случае нужно было выработать новый операционный план. Барклай первоначально рассчитывал, что, достигнув Смоленска, 2-я армия прикроет московское направление, а 1-я переместится вправо для сближения с Витгенштейном и угрозы коммуникациям противника с Севера. Движение своей армии к Смоленску он считал отклонением от ее операционной линии, намеченной до этого через Велиж[313].
21 июля (2 августа) состоялась личная встреча главнокомандующих М. Б. Барклая де Толли и П. И. Багратиона, во время которой как раз обсуждался вопрос о выработке нового операционного плана. Багратион опередил свою армию на день, хотя был старшим в чине, добровольно подчинил себя Барклаю, как военному министру, которому лучше известны мысли императора и меры для обороны государства, а также как военачальнику, командовавшему значительно большей (в два раза) по численности армией. Но его подчинение являлось условным, так как не было зафиксировано каким–либо официальным документом, он лишь в письме Александру I вскользь упомянул об этом: «…о готовности моей быть в команде, кому благоугодно будет подчинить меня»[314]. Кроме того, два главнокомандующих придерживались противоположных взглядов на будущие действия. Багратион, например, активно ратовал за скорейшее продвижение вперед соединенными силами с задачей нанести рассредоточенному противнику ряд ударов. В своем отношении к Барклаю, подписанном 22 июля (на следующий день после встречи) он следующим образом видел ситуацию: «Собрав столь знатное количество отборных войск, получили мы над неприятелем ту поверхность, которую имел он над раздельными нашими армиями. Наше дело воспользоваться сей минутой и с превосходными силами напасть на центр его и разделить его войски в то время, когда он быв рассеян форсированными маршами и отделен от всех способов, не успел еще сосредоточиться – идти на него теперь, полагаю я, идти почти на верное – вся армия и вся Россия сего требует… Ударом сим разрешим судьбу нашу… Предоставляя вашему Высокопревосходительству распорядить всем для лучшего успеха, я сам берусь, если вам угодно будет идти на неприятеля имея армию вам вверенную в подкрепление»[315]. Барклай же не являлся сторонником перехода в наступление, полагая все еще превосходство противника в силах, а также зная методы Наполеона мгновенно концентрировать свои войска в нужный момент.
План расположения войск перед Бородинским сражением
Собравшийся в Смоленске 25 июля (6 августа) военный совет (помимо главнокомандующих, на нем присутствоваливеликий князь Константин, генералы А. П. Ермолов, Э. Ф. Сен–При, М. С. Вистицкий, полковники К. Ф. Тольи Л. А. Вольцоген) рассмотрел уже разработанный генерал–квартирмейстером 1-й Западной армии Толем план предстоявшей операции и высказался за немедленное наступление в направлении Рудня – Витебск «яко на центр расположения неприятельских войск». Обоснованием такого решения служили рассеянность сил Наполеона и выигрыш времени для вооружения в тылу формирующихся войск. Предполагался обход левого фланга противника, а в случае неудачи – возможное отступление. Все предстоявшие действия войск были расписаны в документе, названном «Дистанция наступательным действиям к стороне местечка Рудни на 26 июля»[316].
Победила точка зрения Багратиона, поддержанная большинством голосов. Барклай подчинился с явной неохотой, но, будучи формальным главнокомандующим объединенными силами, оговорил это решение запретом отдаляться от Смоленска более трех переходов. Наступление могло втянуть русские войска в большое сражение, поэтому Барклай де Толли, как видно из его переписки в это время с Александром I, Багратионом и адмиралом П. В. Чичаговым, фактически противопоставил мнению военного совета «высочайшую волю»: «продлить сколь можно более кампанию, не подвергая опасности Обе Армии», чтобы дать время для сформирования резервов внутри государства[317]. Источники свидетельствуют, что ему удалось убедить и Багратиона в необходимости затягивания войны. Так, главнокомандующий 2-й армией писал 31 июля П. В. Чичагову: «…в рассуждении, что нет у нас резервной армии, должны мы до некоторого времени ограничиться тем, чтобы малыми отрядами занимать и беспокоить неприятеля, не давая генерального сражения»[318].
26 июля (7 августа) российские войска двинулись в направлении на Рудню, имея в авангарде казачьи полки генерала М. И. Платова, а фланги прикрывали два обсервационных отряда («корпуса»). В ночь на 27 июля (8 августа) было получено ложное известие о сосредоточении к северу от Смоленска крупных сил неприятеля в районе Поречья. В этой обстановке приказ о движении на Рудню был сразу же отменен. Причем на этом настаивал и Багратион, о чем свидетельствуют его пять писем Барклаю от 27 июля (8 августа), поскольку опасался обхода французов с флангов[319]. Барклай решил поступать согласно своему плану, 1-я Западная армия начала передвигаться на Поречскую дорогу, а 2-я Западная армия стала занимать ее место. Лишь Платов, не получивший вовремя приказа, продолжил движение вперед и на рассвете 27 июля (8 августа) атаковал авангард маршала И. Мюрата у д. Молево Болото. Кавалерийская дивизия генерала О. Себастиани, стоявшая без должного охранения, была опрокинута и, преследуемая казаками, отступила на несколько верст. После этого успеха корпус Платова также был направлен на поддержку основных сил российских армий.
Ранение П. И. Багратиона в Бородинском бою. Художник И. М. Жерен. 1816 г.
Решение Барклая де Толли о движении в сторону Поречья не нашло поддержки среди генералитета обеих российских армий, в результате борьба мнений по поводу способа действий очень быстро переросла в столкновение личностей и группировок. Из–за опасения обходного маневра со стороны неприятеля и ввиду отсутствия точных сведений о состоянии его сил наступление армий в течение 29 июля (10 августа) – 2 (14) августа превратилось в марши и контрмарши в треугольнике Смоленск – Рудня – Поречье, что пагубно сказалось на моральном состоянии войск и привело к активизации генеральской оппозиции по отношению к Барклаю де Толли.
Судя по переписке главнокомандующих, Багратион не поддерживал решения Барклая и предлагал продолжить наступление на Рудню, считая, что если «…не предполагается нигде давать решительного сражения и нет на то воли государя императора, в таком случае обеим армиям не должно растягиваться». Кроме того, он высказал обоснованное опасение за свой левый фланг, но не проявил настойчивости в защите своего мнения, сделав приписку к письму от 27 июля: «Впрочем делайте, как вы знаете»[320].
Это в какой–то степени развязывало руки Барклаю. 29 июля он выдвинул в письме к Багратиону свои старые предложения: «Генеральный план наших теперешних операций должен быть следующим: 2-я армия прикроет дорогу, ведущую в Москву, а 1-я армия действиями своими остановит сколько возможно будет неприятельские силы, поражая его левый фланг, и содержит коммуникацию между обеими армиями». Причем в случае наступления на Смоленск превосходящих сил Наполеона необходимо было оставить город и отступать, придерживаясь «важнейших предметов», то есть «сохранение армий и продолжение войны». Барклай построил свой проект, исходя из вероятного плана действий Наполеона, суть которого, по его мнению, состояла в том, что «сперва избегая сражения… завлекая нас за собою обойтить правый, а может быть и левый наши фланги». Поэтому главной задачей он считал обеспечение флангов, особенно правого, где должна была находиться 1-я армия. Военный министр ясно видел опасность нахождения отдельного отряда у г. Красного, для чего Багратиону предлагалось «взять особые предосторожности»[321].
Бородинское сражение. Гравюра С. Карделли. 1814 г.
Но и план Барклая не был реализован. К этому времени борьба мнений по поводу способа действий во многом переросла в личный конфликт двух главнокомандующих, что явно не способствовало выработке окончательного решения. К тому же изменилась обстановка. Были получены сведения о сосредоточении противника на левом фланге, и армии придвинулись к берегу Днепра. В конце июля – начале августа в связи с несогласованностью мнений главнокомандующих, отсутствием фактического единоначалия и верной информации обе армии занимались бесплодными и ненужными передвижениями с фланга на фланг и в тыл. Поскольку противник находился в статичном положении, армейской разведке было трудно собрать нужные сведения, учитывая все еще превосходство французской кавалерии. Ошибочность мнения военного совета 26 июля заключалась в том, что предполагаемое наступление, так же, как и последующие планы, не были подготовлены в разведывательном отношении и не основывались на точных разведывательных данных. Хотя Барклай предполагал, что «решительный план дальнейшим нашим действиям» будет принят после сбора достоверных сведений «о положении неприятеля»[322], но желание армий сразиться с противником заставляло форсировать события. Надо сказать, что в своих действиях Барклай проявил чрезвычайную осторожность.
