Победила точка зрения Багратиона, поддержанная большинством голосов. Барклай подчинился с явной неохотой, но, будучи формальным главнокомандующим объединенных сил, оговорил это решение запретом отдаляться от Смоленска более трех переходов. Наступление могло втянуть русские войска в большое сражение, поэтому Барклай де Толли, как видно из его переписки в это время с Александром I, Багратионом и адмиралом П.В. Чичаговым, фактически противопоставил мнению военного совета «высочайшую волю»: «продлить сколь можно более кампанию, не подвергая опасности Обе Армии», чтобы дать время для сформирования резервов внутри государства (317) . Источники свидетельствуют, что ему удалось убедить и Багратиона в необходимости затягивания войны. Так, главнокомандующий 2‑й армии писал 31 июля П.В. Чичагову: «...в рассуждении, что нет у нас резервной армии, должны мы до некоторого времени ограничиться тем, чтобы малыми отрядами занимать и беспокоить неприятеля, не давая генерального сражения» (318) .
26 июля (7 августа) российские войска двинулись в направлении на Рудню, имея в авангарде казачьи полки генерала М.И. Платова, а фланги прикрывали два обсервационных отряда («корпуса»). В ночь на 27 июля (8 августа) было получено ложное известие о сосредоточении к северу от Смоленска крупных сил неприятеля в районе Поречья. В этой обстановке приказ о движении на Рудню был сразу же отменен. Причем на этом настаивал и Багратион, о чем свидетельствуют его пять писем Барклаю от 27 июля (8 августа), поскольку опасался обхода французов с флангов (319) . Барклай решил поступать согласно своему плану, 1‑я Западная армия начала передвигаться на Поречскую дорогу, а 2‑я Западная армия стала занимать ее место. Лишь Платов, не получивший вовремя приказа, продолжил движение вперед и на рассвете 27 июля (8 августа) атаковал авангард маршала И. Мюрата у д. Молево Болото. Кавалерийская дивизия генерала О. Себастиани, стоявшая без должного охранения, была опрокинута и, преследуемая казаками, отступила на несколько верст. После этого успеха корпус Платова также был направлен на поддержку основных сил российских армий.
Решение Барклая де Толли о движении в сторону Поречья не нашло поддержки среди генералитета обеих российских армий, в результате борьба мнений по поводу способа действий очень быстро переросла в столкновение личностей и группировок. Из‑за опасения обходного маневра со стороны неприятеля и ввиду отсутствия точных сведений о состоянии его сил наступление армий в течение 29 июля (10 августа) – 2(14) августа превратилось в марши и контрмарши в треугольнике Смоленск – Рудня – Поречье, что пагубно сказалось на моральном состоянии войск и привело к активизации генеральской оппозиции по отношению к Барклаю де Толли.
Судя по переписке главнокомандующих, Багратион не поддерживал решения Барклая и предлагал продолжить наступление на Рудню, считая, что, если «...не предполагается нигде давать решительного сражения и нет на то воли государя императора, в таком случае обеим армиям не должно растягиваться». Кроме того, он высказал обоснованное опасение за свой левый фланг, но не проявил настойчивости в защите своего мнения, сделав приписку к письму от 27 июля: «Впрочем делайте, как вы знаете» (320) .
Это в какой‑то степени развязывало руки Барклаю. 29 июля он выдвинул в письме к Багратиону свои старые предложения: «Генеральный план наших теперешних операций должен быть следующим: 2‑я армия прикроет дорогу, ведущую в Москву, а 1‑я армия действиями своими остановит сколько возможно будет неприятельские силы, поражая его левый фланг, и содержит коммуникацию между обеими армиями». Причем, в случае наступления на Смоленск превосходящих сил Наполеона, необходимо было оставить город и отступать, придерживаясь «важнейших предметов», т.е. «сохранение армий и продолжение войны». Барклай построил свой проект, исходя из вероятного плана действий Наполеона, суть которого, по его мнению, состояла в том, что «сперва избегая сражения..., завлекая нас за собою обойтить правый, а может быть и левый наши фланги». Поэтому главной задачей он считал обеспечение флангов, особенно правого, где должна была находиться 1‑я армия. Военный министр ясно видел опасность нахождения отдельного отряда у г. Красного, для чего Багратиону предлагалось «взять особые предосторожности» (321) .
Но и план Барклая не был реализован. К этому времени борьба мнений по поводу способа действий во многом переросла в личный конфликт двух главнокомандующих, что явно не способствовало выработке окончательного решения. К тому же изменилась обстановка. Были получены сведения о сосредоточении противника на левом фланге, и армии придвинулись к берегу Днепра. В конце июля – начале августа в связи с несогласованностью мнений главнокомандующих, отсутствием фактического единоначалия и верной информации обе армии занимались бесплодными и ненужными передвижениями с фланга на фланг и в тыл. Поскольку противник находился в статичном положении, армейской разведке было трудно собрать нужные сведения, учитывая все еще превосходство французской кавалерии. Ошибочность мнения военного совета 26 июля заключалась в том, что предполагаемое наступление, так же как и последующие планы, не были подготовлены в разведывательном отношении и не основывались на точных разведывательных данных. Хотя Барклай предполагал, что «решительный план дальнейшим нашим действиям» будет принят после сбора достоверных сведений «о положении неприятеля» (322) , но желание армий сразиться с противником заставляло форсировать события. Надо сказать, что в своих действиях Барклай проявил чрезвычайную осторожность.
Знакомство с перепиской французского генералитета подтверждает мнение, что Наполеон, находясь в Витебске, не имел информации о намерениях русского командования, и он не располагал точными сведениями о расположении главных сил Барклая. Но в то время, как русские армии робко только собирались перейти в наступление, Наполеон решил преподнести противнику тактический сюрприз. У него зародилась мысль обойти левый фланг русских войск. Устроив у сел Расасны и Хомино мосты, французский император задумал перебросить главные силы на левый берег Днепра и тем самым неожиданно переменить фронт, быстро захватить Смоленск, зайти в тыл русских войск и отрезать их от прямого пути движения на Москву. Предварительно Наполеон советовался с Даву о том, по какому берегу Днепра осуществить движение, и требовал от маршала сведений о местности перед Смоленском (323) .
По разведывательным сведениям, Наполеон предполагал, что на левом берегу Днепра находились значительные силы 2‑й Западной армии, поэтому в его первоначальные намерения входило уничтожение этих частей, затем он хотел навязать у Смоленска генеральное сражение. 25 июля (6 августа) Бонапарт писал Э. Богарне: «Мое намерение двинуться на противника по левому берегу Днепра, захватить Смоленск и дать сражение русской армии, если она постарается удержать за собой занятые позиции» (324) . Выбор направления движения был определен еще и тем, что его разведка получила искаженные сведения о приближении частей Дунайской армии к Чернигову. Поэтому им преследовалась задача не допустить соединения и отбросить войска Барклая на север. Получив донесения о деле под Молевым Болотом и убедившись, что это рекогносцировка, Наполеон продолжил подготовку к переправе через Днепр.
По плану французского полководца, после концентрации сил по обеим берегам Днепра основной удар должен был нанесен после переправы через Днепр Великой армии и стремительного марша к Смоленску. Он ставил задачу овладеть городом, отрезать русским армиям дорогу на Москву и навязать им генеральное сражение с перевернутым фронтом, так как главные русские силы тогда находились к северу от Смоленска.
2(14) августа по трем наведенным мостам войска Великой армии форсировали Днепр и двинулись через Ляды на г. Красный, имея в авангарде кавалерию Мюрата (три корпуса кавалерийского резерва) при поддержке пехоты 3‑го армейского корпуса Нея. У Красного Багратионом был оставлен только отдельный отряд генерала Д.П. Неверовского (шесть пехотных полков и четыре эскадрона кавалерии – 6 тыс. человек), который принял на себя удар многочисленной кавалерии Мюрата. После многочасового боя полкам Неверовского в полном окружении удалось отойти к Смоленску. Поскольку русская кавалерия оказалась сразу же сбита, пехота, практически «в виде толпы», двигалась по дороге на Смоленск, отражая огнем и штыками постоянные атаки французской конницы. Но Мюрат, не имея поддержки отставшей своей пехоты и не введя в дело конную артиллерию, которая у него имелась, так и не сумел реализовать численное превосходство (17 полков конницы – более 8 тыс. всадников), он не смог ничего сделать (325) . Русские понесли значительные потери (2 тыс. человек), но устояли. Впоследствии историки назовут этот эпизод, со слов Ф. Сегюра, «львиным отступлением». Здесь будет уместно привести мнение неаполитанского короля Мюрата о движении войск Неверовского к Смоленску: «Я никогда до этого не видел пехоту, действовавшую с такою неустрашимостью и решительностью» (326) . Сам же Мюрат, командовавший кавалерией, в этом деле был ниже всякой критики, можно сказать, что именно его просчеты не дали французам взять с ходу Смоленск.
