Распределение прибыли, полученной этой корпорацией, было организовано в различных формах, включая официальную «зарплату» чиновника и различные льготы, связанные с его должностным положением. Исследователь советской номенклатуры М.С.Восленский выделял такие привилегии, как высокое жалование, намного превышающее средний уровень оплаты труда, гонорары, заграничные командировки, взятки и другие методы коррупции, покупка товаров в специальных «распределителях», высококачественное питание по льготным ценам в специальных столовых и буфетах, предоставление роскошных по тому времени служебных квартир, дач и автомобилей, обслуживание и лечение в специализированных учреждениях, отдельных от тех, которыми пользовались «обычные» граждане (феномен «социального апартеида») и т.д. Жизнь высшего слоя правящей бюрократии он сравнивал с жизнью американских миллиардеров[541]. Члены Политбюро (высшего руководящего органа КПСС, сменившего в 1966 г. Президиум ЦК) и Секретариата ЦК КПСС имели «открытый счет» в Государственном банке, откуда могли снимать средства по своему усмотрению. О личном гараже Брежнева, который коллекционировал автомобили, по стране ходили легенды. Его дочь, в свою очередь, предпочитала собирать бриллианты. Разумеется, возможности чиновников более низкого ранга были намного скромнее, и, случалось, их наказывали за чрезмерные аппетиты, попытки брать «не по чину» или проворачивать «теневые» коммерческие операции вместе с криминальными структурами, которые чем дальше, тем больше расцветали в щелях и пустотах, оставляемых официальной экономикой. В целом, по словам того же Восленского, для сопоставления с существованием советского номенклатурщика, «жизнь высшего класса буржуазного Запада - неподходящий объект»: в последнем случае «играют роль не привилегии, а деньги», а в советском обществе - «не деньги, а именно привилегии»[542].
8. До тех пор, пока экономика динамично развивалась, представители номенклатуры в значительной мере еще связывали свое личное процветание с развитием самой системы в целом. Но их аппетиты и притязания нарастали. Они бывали на Западе и действительно хотели бы вести жизнь, не уступавшую по уровню благ и роскоши зарубежным частным капиталистам. А когда стало ясно, что «догнать и перегнать» Запад не удастся, и система никогда не обеспечит им благ в желанном объеме, советские чиновники стали постепенно понимать, что необходимы перемены. Их основная направленность логически вытекала из социальной структуры советского общества: по мере нарастания структурных проблем и угроз ее доходам, номенклатура все меньше была склонна мириться с «социальным компромиссом» и уступками трудящимся. Преобладающими в ее среде стали настроения, сопоставимые с позицией западной буржуазии в условиях кризиса «социального государства» в конце 1970-х гг.: население «недостаточно хорошо» работает и имеет слишком много льгот, а потому общество «живет не по средствам». «В доверительной... беседе, - свидетельствовал Восленский, - любой номенклатурщик начнет брюзжать: «Работают из рук вон плохо, потому и бедность!» А то и говорят открыто: «Как работаем, так и живем»»[543]. В 1970-х гг. режим еще мог сглаживать противоречия между различными фракциями номенклатуры и финансировать советский вариант «социального государства» за счет внешних займов (в 1985 г. сумма внешнего долга СССР дошла до 31,4 млрд, долларов[544][545]) и прибылей от продажи за рубеж нефти, которые резко увеличились после нефтяного кризиса 1973-1974 гг. Доля топлива и энергоносителей в советском экспорте поднялась с 1970 по 1985 гг. с 15,6% до 52,8% (при этом, доля машин и оборудования сократилась с 21,5% до всего 13,6%). Благодаря этому удавалось даже расширить ввоз продовольственных товаров и зерна (с 15,8% импорта до 21,2%). Однако в 1980-х гг. мировые цены на нефть стали падать, и это нанесло системе последний удар. Почти одновременно с приверженцами перехода к неолиберальной модели на Западе, представители советского правящего класса подошли в начале 1980-х гг. к мысли о сворачивании «социального государства».«Коллапс модернизации»[546]
В начале 1980-х гг. стало уже невозможным не замечать такие острые проблемы, как сокращение темпов экономического роста и все большие расходы (на неудачную войну в Афганистане, начатую в 1979 г., на вооружения - с целью противостоять размещению американских ракет средней данности в Европе и программе военного использования космоса). В восточноевропейских странах, входивших в советский блок, социально-экономические трудности привели к подспудной общественной нестабильности, которая прорвалась наружу в массовом подъеме независимого оппозиционного рабочего движения в Польше в 1981-1982 гг.
Брежнев умер в 1982 г. Сразу после его смерти развернулась ожесточенная борьба за власть между соперничавшими группировками номенклатуры, одни из которых предпочитали «острожный консерватизм», а другие добивались реформ. Под реформами понимался, не в последнюю очередь, и отказ от «социального компромисса» с трудящимися. Подобный курс предполагал интенсификацию труда и пересмотр ценовой политики, с отменой субсидирования цен на продукты питания. Для того, чтобы заставить людей «лучше работать», у правящих кругов оставалось два способа. Первый означал «завинтить гайки», то есть с помощью жестких или даже драконовских мер насадить «дисциплину» на производстве. Второй - поощрять конкуренцию между самими работниками: стимулировать у трудящихся, измученных постоянной нехваткой товаров, эгоизм, ориентацию на ценности потребления и готовность ради этого дольше и активнее трудиться.
Бывший глава тайной полиции КГБ Ю.В.Андропов, возглавивший партию и советское государство после смерти Брежнева, был сторонником некоторых реформ. Он намеревался «закрутить гайки», ужесточить «дисциплину труда», сократить усилившуюся в предшествующие годы коррупцию и, возможно, пойти на допущение частного предпринимательства в сфере легкой и средней промышленности[547]. Но Андропов был тяжело болен и уже в 1984 г. умер. Через год за ним последовал и его преемник - «консерватор» К.У.Черненко. В марте 1985 г. партию возглавил «андроповец» М.С.Горбачев. Выступая на пленуме ЦК партии в апреле того же года, он провозгласил курс на «ускорение» экономического развития страны. Он заявил о необходимости перейти от «экстенсивного» пути к «интенсивному», к «принципиально новым технологическим системам, к технике последних поколений, дающим высшую эффективность», к перевооружению «всех отраслей народного хозяйства на основе современных достижений науки и техники». Новый рывок намечался, прежде всего, в машиностроении и тяжелой промышленности. Очередная программа модернизации требовала огромных финансовых средств, которых у государства, как вскоре выяснилось, уже не было[548]. В начале 1986 г. в докладе на XXVII партийном съезде, а затем в речи перед трудящимися города Тольятти Горбачев объявил о начале фундаментальной «перестройки» советского общества[549]. Понимая, что трудящиеся не могут и не хотят идти на «жертвы» ради нового скачка, он дополнил идею «ускорения» лозунгами «демократизации» и «гласности», которые должны были создать у населения иллюзию участия в управлении страной и принятии решений по ключевым войросам ее развития. Поощрялись общественные дискуссии и обсуждения. По «Закону о государственном предприятии» (1987 г.), на производстве создавались выборные «Советы трудовых коллективов», которые получили право избирать директора (при этом принцип единоначалия сохранялся, и реальная власть по-прежнему оставалась у директора и его администрации). Постепенно были смягчены политические и идеологические ограничения, из лагерей и тюрем освобождались политические заключенные, в печати стали публиковаться статьи с критикой сталинизма и диктатуры.
Стремясь обрести поддержку в обществе, горбачевское руководство решилось пойти по пути использования националистических настроений и предрассудков. В резолюции «О межнациональных отношениях», принятой на XIX партийной конференции в 1988 г., «закономерный рост национального самосознания» получил позитивную оценку[550]. Подобная тактика оказалась пагубной, так как привела, в конечном счете, к стремительному росту национализма практически во всех регионах страны. Теперь он существовал не только на «бытовом» уровне или в представлении оппозиционных групп интеллигенции, но получил «законное» право на существование как идеология, которой воспользовалась и значительная часть номенклатуры. Еще в декабре 1986 г. в Казахстане произошли волнения, вызванные отстранением прежнего руководства республики и назначением первым секретарем республиканской компартии неказаха Г.В.Колбина; имелись убитые и раненые. В последующие же годы националистически мотивированные конфликты, подпитываемые ухудшением условий жизни, бедностью и экономическим кризисом, становились все более массовыми и кровавыми: армяно-азербайджанская война из-за Нагорного Карабаха (включая погромы армян в Сумгаите в 1988 г. и Баку в 1990 г.), погромы турок-месхетинцев в Узбекистане (1989 г.), киргизско-узбекские столкновения в Фергане (1990 г.) и др. Сотни тысяч людей вынуждены были бежать из мест своего проживания. Столкнувшись с волной агрессивного национализма, руководство государства оказалось совершенно беспомощным. Непоследовательные и неуклюжие попытки вмешаться в ситуацию лишь подрывали престиж Центра и ухудшали его отношения со всеми конфликтующими сторонами.
