Следует отметить также, что в середине 1890-х гг. зарождается новая, сугубо элитарная по своим читательским установкам группа, ориентирующаяся на декадентство и символизм. Отношение к литературе ее представителей деполитизируется и эстетизируется, они ждут от книги не поучения, а наслаждения, не рассмотрения социальных проблем, а анализа чувств и переживаний личности. В этой среде получают известность Д. Мережковский, К. Бальмонт, З. Гиппиус, Ф. Сологуб, Н. Минский.
В условиях быстрого увеличения объема читательской аудитории в пореформенный период и ее дифференциации весьма отчетливо выделился значительный по численности «промежуточный» слой читательской публики, состоящий из «полуобразованных» читателей, уже отошедших от лубочной книги, но не имеющих достаточной подготовки для понимания публикаций толстого журнала (и книг этого слоя литературы). Образование, полученное его представителями, можно довольно условно назвать, используя современную терминологию, «средним» и «неполным средним» (уездное училище, духовное училище, семинария, несколько классов гимназии и т.п.), а по своему социальному положению это были, как правило, мелкие и средние чиновники, мелкое поместное дворянство, сельские священники, купцы и мещане. По словам наблюдателя того времени, «чтение, которое наш деловой человек считал прежде бездельем, купец и мещанин – несвойственным им провождением времени, духовный – недостойным занятием, мало-помалу начинает приобретать привлекательность <…>»59.
Если в начале XIX в. эти социальные группы были слабо приобщены к чтению, то уже к середине века регулярное чтение становится нормой в данной среде. В условиях быстрых социальных изменений представители этого читательского слоя стремятся осмыслить свое место в рамках социального целого. Получив формальное образование, они привыкли искать ответ на возникающие вопросы в книге, однако краткосрочность обучения обусловила тот факт, что «научная» картина мира усвоена ими не полностью, мировоззрение их фрагментарно и сохраняет многие элементы и традиции обыденных представлений. Отсюда, с одной стороны, стремление к получению разнообразных сведений, а с другой – тяга не к систематичности этих знаний, а к сенсационности, интересности, завлекательности получаемой информации. Именно эту читательскую среду представлял читатель, названный М.Е. Салтыковым-Щедриным «простецом», который «составляет ядро читательской массы». Он писал: «…с наступлением эпохи возрождения (то есть периода реформ. – А. Р.) народилось, так сказать, сословие читателей, и народилось именно благодаря простецам. Последние уже перестали довольствоваться кличкою темных людей и наравне с прочими бросились в деятельный жизненный омут»60.
Близкие по культурному уровню «средние» читатели довольно резко различались по своим жизненным интересам. Например, в 1860 г. численность священников достигала внушительной цифры – 113,8 тыс. человек61. Современники свидетельствовали, что и в этом сословии в начале 1860-х гг. усилился интерес к чтению: «…в нынешнее время приходское духовенство наше, в том числе сельское, сильно заявляет, что оно хочет читать и читает разные другие (кроме богослужебных. – А. Р.) духовного содержания книги, не чуждаясь и книг, так называемых, светских <…> наши священники, особенно в последние годы, сами стали в значительном числе покупать и выписывать духовные книги и журналы»62. В этой среде читались как специальные «духовные» журналы («Паломник», «Руководство для сельских пастырей», «Кормчий»), так и светские иллюстрированные журналы («Нива», «Родина»), дешевые газеты («Свет», «Сын отечества»).
Аналогичным образом росло число читателей среди офицеров в невысоких чинах, небогатых помещиков, мелких чиновников. Они выписывали газеты «Свет» и «Сын отечества», иллюстрированные журналы «Нива», «Родина», «Живописное обозрение», «Воскресение», «Иллюстрированный мир» и др., обычно дававшие в приложении романы современных «массовых» писателей.
В 1880-е гг. резкое увеличение численности «средних» читательских слоев осознавалось как «вторжение улицы» в литературу. Действительно, тиражи иллюстрированных журналов и газет, в основном читавшихся в этой среде, стремительно росли и исчислялись десятками, а иногда и сотнями тысяч. В качестве иллюстрации приведем один пример. В 1887 г. жители Уфимской губернии выписывали 485 экз. «Нивы» и 406 экз. газеты «Свет». На третьем месте (258 экз.) была газета «Сельский вестник», распространявшаяся в деревне (по волостным правлениям рассылался бесплатный экземпляр). Далее шли «Живописное обозрение» (182 экз.), газета «Казанский биржевой листок» (141 экз.), «Воскресение» (132 экз.), «Сын отечества» (118 экз.), еженедельная газета «Неделя» (98 экз.), газета «Новое время» (93 экз.), «Иллюстрированный мир» (83 экз.) и т.д. Толстые журналы выписывались в гораздо меньшем числе: «Русская мысль» – 35 экз., «Вестник Европы» – 31 экз., «Северный вестник» – 23 экз., «Наблюдатель» – 13 экз. и т.д. Общее число получаемых в губернии экземпляров иллюстрированных журналов более чем в 6 раз превосходило число толстых ежемесячников63.
Самой большой по численности в последней трети XIX в. была быстро увеличивавшаяся «простонародная» читательская аудитория. Выше уже говорилось о резком разрыве между начальной и средней школой в дореволюционной России. Но поскольку именно начальная школа развивалась в пореформенный период опережающими темпами, то в результате формировалась многочисленная категория грамотных, но необразованных читателей. И по своему жизненному опыту, и по характеру полученных знаний (ничтожные сведения по истории и географии, помимо умения читать, писать и считать) они не были готовы к восприятию литературы «образованных» читательских слоев.
Для «простонародных» читателей быстро развивается своя литература (в значительно меньших размерах она существовала и ранее), которая быстро дифференцируется, обслуживая различные «прослойки» этой читательской среды.
Уже в 1870—1880-х гг. отчетливо выделяется категория низового городского читателя. Еще в конце 1850-х – начале 1860-х гг. для его представителей выходили так называемые «уличные листки», а позднее возникает и развивается своя «малая пресса» (газеты «Петербургский листок», «Московский листок», «Новости дня», журнал «Развлечение»). По наблюдениям А.П. Чудакова, детально проанализировавшего поэтику этого слоя литературы и творчество основных его представителей, «если в 60-е годы, первое десятилетие существования массовых русских журналов, граница между “малой” и “большой прессой” была нечеткой, многие авторы сотрудничали и там и там, то постепенно она обозначилась все резче. Малая пресса завела “свои” повесть и рассказ из великосветской жизни, ее сценка приобрела особые жанровые очертания, каких она не имела в “Современнике”, “Русском слове”, “Библиотеке для чтения”, где начиналась; в “тонких” журналах появились свои собственные переводные авторы; газеты создали каноны особого газетного романа»64. Ниже, в главе о газетах, дается подробная характеристика читателей «малой прессы».
Постепенно формируется и самостоятельная рабочая читательская аудитория. Это было связано как с ростом численности рабочих (в крупной промышленности Европейской России с 706 тыс. в 1865 г. до 1432 тыс. в 1890 г.)65, так и с их профессионализацией, постепенным отрывом от деревни и усвоением городской культуры. В конце XIX – начале XX в. потомственные рабочие составляли небольшую часть от общего их числа, преобладали выходцы из деревни или отходники. Это приближало в значительной степени чтение рабочих к чтению крестьян. Однако наблюдения С. Ан-ского и ряда других исследователей показали, что в некоторых аспектах читательские вкусы рабочих существенно отличались от крестьянских: они обычно без особого интереса относились к религиозной литературе, прохладно воспринимали «сказки» и гораздо более заинтересованно, по сравнению с крестьянами, – романы и повести, особенно приключенческие66.
Определенное место в чтении рабочих занимала и подпольная книга. В 1860—1870-е гг. факты ее чтения отмечались сравнительно редко67, а к концу века, с развитием рабочего движения, значительная часть рабочих обращается к подобным изданиям.
К сожалению, чтение рабочих в те годы специально не изучалось, эмпирических данных очень мало. Однако имеются авторитетные свидетельства исследователей того времени. Н.А. Рубакин зафиксировал рост числа и уровня читателей-рабочих. Он писал, что «граница между “читателем из народа” и “читателем из «чистой публики»” стушевывается сама собою и нередко от нее не остается и следа. Тип вполне интеллигентного человека из фабричных рабочих, особенно в последние годы, определился довольно ярко <…>»68. По наблюдениям современников (в 1900—1901 гг.), у передовых заводских рабочих «часто попадались более или менее серьезные книги. Мне, например, довольно часто случалось встречать “Рабочий вопрос” Ланге, “Историю культуры” Липерта, “Восьмичасовой рабочий день” Вебба и Кокса и даже “Капитал” Маркса <…> далеко не все в состоянии понимать все прочитанное, но все-таки читают с большой охотой, а однажды мне попался сосед по квартире, который наизусть зубрил “Краткий курс экономических наук” Богданова. Наряду с этим процветало и чтение нелегальной литературы»69.
