Судьба сводила меня с великими людьми (в меру сил я работал сообща с ними), и мне покуда не приходилось видеть ни одного плана, который не был бы исправлен вследствие замечаний, сделанных людьми, кои стояли гораздо ниже по своему пониманию, чем лицо, возглавлявшее дело[29].
Как позднее объяснил Хайек, суммой знаний и навыков, полезных для нас, владеют индивиды – сознательно или по неосознанной привычке, а следовательно, общество процветает, если оно позволяет индивидам наиболее эффективно использовать знания, которыми обладают только они сами. Свобода в рамках закона создает условия, обеспечивающие эту беспрепятственную инициативность.
По мнению Адама Смита, в отсутствие закона энергия людей растрачивается впустую в обстановке разгула преступности. Процветание Англии он считал продуктом ее законов – этому он противопоставлял ситуацию в некоторых странах Востока, где правитель по собственному произволу мог лишить человека имущества. В результате в таких странах люди прятали деньги и ценности, чтобы укрыть их от алчности королей и императоров. В качестве ответной меры во многих странах спрятанные ценности признавались собственностью монарха. Клады, как стали называть такие спрятанные сокровища, разыскивались в таких масштабах, что в некоторых государствах они составляли немалую часть доходов правителей. Законы Англии обеспечивали людям неприкосновенность личности и имущества:
Вопреки всем вымогательствам правительства капитал… медленно и постепенно накоплялся благодаря частной бережливости и благоразумию отдельных лиц, благодаря их общим, непрерывным и настойчивым усилиям улучшить свое собственное положение. Именно эти усилия, ограждаемые законом и допускаемые свободой применять свои силы наиболее выгодным образом, обеспечивали развитие в Англии богатства и культуры в прежние времена[30].
Закон призван не только наказывать за неправильное поведение, но и расчищать путь для добровольного сотрудничества. Приблизительно ситуацию можно охарактеризовать так: уголовное законодательство наказывает за нарушения моральных принципов, а гражданское представляет собой свод правил, облегчающих взаимодействие людей друг с другом в качестве продавцов и покупателей, нанимателей и работников, а значит, и создание материальных благ.
Таким образом концепция гражданственного капитализма представляет собой политическую теорию, основанную на вере в возможность (но не неизбежность) прогресса и предлагающую наиболее эффективные способы его достижения. По сути, сторонники гражданственного капитализма считают, что прогресс происходит методом проб и ошибок. Выдающийся экономист конца XIX – начала XX века Альфред Маршалл отмечал: хотя и может показаться, что в краткосрочной перспективе коллективизм дает больше преимуществ, это связано с тем, что он живет за счет благ, достигнутых ранее благодаря частной инициативе. По мнению Маршалла, чтобы ручей прогресса не иссяк, необходимо, чтобы, принимая те или иные решения, люди рисковали собственным, а не чужим достоянием[31].
Характер либерального законодательства
Признание необходимости закона для процветания влечет за собой риск злоупотребления карательными полномочиями. Во избежание этого основоположники классического либерализма предлагали сосредоточить все функции, связанные с наказанием, в руках государства, требуя при этом от последнего, чтобы оно угрожало наказанием только в одной форме – в форме заранее обнародованных законов, устанавливающих принципы правильного поведения. На этой концепции закона также следует остановиться подробнее, потому что она отличается от его понимания в XX веке.
Со времен Средневековья и, уж несомненно, с XIII века закон не рассматривался как «любое должным образом принятое решение о наказании», он воспринимался как «уже существующий», просто пока «не открытый» учеными и судьями. Судьи не «выдумывали» законы, а «находили» или «объявляли» их. Отчасти закон воспринимался как промысел Божий, а не область, куда позволено вмешиваться простым смертным. Кроме того, считалось, что в нем воплощена мудрость предыдущих поколений, поскольку во времена Адама Смита большая часть законов относилась к сфере обычного права, а не специально разработанных юридических актов.
Действительно, до XIX века специально разработанных законов было относительно немного. Позднее, к концу этого столетия и особенно в XX веке, тот факт, что государство принимает любые законы, какие пожелает, стал восприниматься как должное, и идея правления в рамках закона утратила смысл. Сегодня закон – главный инструмент государства для достижения его политических целей. Исполнительная власть, по сути, «узурпировала» законодательную. Политизация законотворчества получила новый импульс в конце XIX века, когда избирательное право было расширено. Политические партии боролись за поддержку нового контингента избирателей из рабочего класса, принимая законы, чтобы «купить» их голоса, – эта тенденция имела особое значение для общественных организаций, о чем мы расскажем позже.
Пользуясь терминологией Оукшота, можно сказать, что Британия вернулась к прежнему типу управления – ассоциации-предприятию, а не гражданской ассоциации. За всю историю Британии ее государство никогда не было гражданской ассоциацией или ассоциацией-предприятием в чистом виде. Между этими тенденциями всегда происходила борьба, но в послевоенные годы маятник решительно качнулся в сторону ассоциации-предприятия. В Британии, однако, она не воцарилась в своей крайней форме – коммунистической; эта система вообще не терпит каких-либо действий, не соответствующих ее основополагающей цели, или существования организаций с самостоятельными задачами. При коммунистическом режиме люди фактически превращаются в собственность государства, поэтому все решения об их месте работы, месте жительства и т. п. принимаются «сверху». «Свобода» людей в рамках такой ассоциации представляет собой «освобождение от всех забот на свете, кроме одной: необходимости прилежно выполнять свою функцию на „предприятии“, не препятствовать и не наносить ущерба той полной мобилизации ресурсов, которая составляет суть подобного государства»[32].
Общественные системы подобного типа, по словам Оукшота, заменяют социальными гарантиями поиски ускользающей самореализации, сопровождающиеся риском неудачи[33].
Подведем итог: понимая, что люди совершают дурные поступки, сторонники гражданственного капитализма признавали необходимость угрозы наказания. Однако из-за склонности человека к греху сама структура, осуществляющая наказание, – государство – тоже должна быть ограничена, чтобы не допустить злоупотребления полномочиями. Обществом должны управлять законы, а не люди – т. е. установленные правила должного поведения, а не предпочтения монарха или парламентского большинства.
Главная опасность, которой следует при этом избегать, – это превращение государства в инструмент узких частных интересов. В Англии XVII–XVIII веков значение беспристрастности государства признавалось очень многими. Кроме того, люди подвергались гонениям за религиозные и иные убеждения: сначала роялисты преследовали своих оппонентов, затем, при Кромвеле, гонениям уже подвергались прежние гонители; а после Реставрации роялисты вернули утраченные позиции[34]. В результате все влиятельные социальные группировки поняли: необходимо закрыть доступ к государственной власти любым групповым интересам, включая их собственные. То есть каждая из этих группировок должна была расстаться с надеждой «захватить» государство в собственных целях, при условии, что все остальные влиятельные группировки пойдут на такую же жертву.
Верховенство закона и сфера деятельности государства
По мнению сторонников гражданственного капитализма, государство должно выполнять две функции. Первая из них состоит в отправлении правосудия, и в этой сфере они предлагали, во избежание злоупотреблений, жестко ограничить полномочия государства. Отсюда и идея о правлении закона, а не людей. Вторая функция – обеспечение услуг, оплачиваемых налогами. Здесь ограничительным условием считалась необходимость для государства заручиться согласием большинства людей, с которых эти налоги будут взиматься.
Некоторые либералы, например Герберт Спенсер, считали, что государство должно заниматься исключительно соблюдением и поддержанием уголовного законодательства:
Для чего тогда нужно государство? Не для регулирования коммерции, не для просвещения народа, не для религиозного воспитания, не для благотворительной деятельности, не для прокладки трактов и железных дорог, а просто для защиты естественных прав человека, его личности и собственности, недопущения агрессии сильных против слабых – одним словом, для отправления правосудия. Такова естественная, первоначальная, функция государства. Оно не должно делать меньше, но ему нельзя позволять делать больше[35].
