Между городами рубились засеки, выкапывались рвы, ставились забои на реках — они охранялись постоянной стражей.
Обычно решение о строительстве города принималось правительством по инициативе местного воеводы или после проведения инспекции на окраине каким-нибудь служилым человеком. Вопрос обсуждался в Боярской думе, высшем правительственном органе (слово «боярин» в официальном лексиконе означало государственный чин). На место будущего города высылались дозорщики — специалисты, которые должны были «смотрити и чертити»: составлять описание местности, план построек, предварительную смету строительства. Доклад, составленный на основании сведений дозорщиков, выносился на обсуждение правительства, которое определяло окончательную смету. После утверждения ее государем назначались воеводы, которые вместе с отрядом служилых людей должны были строить и оборонять новый город.
Так, например, в 1600 г. воевода князь Кольцев-Масальский (уже построивший Ливны), согласно правительственному решению от 8 августа 1599 г., оправился на строительство города Валуйки «на поле на Осколе усть-реки».
1 сентября Кольцев-Масальский вместе со стрелецким головой Судаком Мясным прибыл в город Оскол. Здесь собрался весь отряд, отправляющийся на строительство. Из Новосиля прибыла сотня детей боярских с двумя головами. Семен Лодыженский привел из Дедилова «стрельцов и литвы и немец и черкас лутчих с пищалями 150 человек». Кстати, эта цитата из документа еще свидетельствует о религиозной и этнической терпимости Московского государства. Это в населенной Европе могли жечь и вешать людей из идеологических соображений, Москва всегда была прагматична — люди нужны всякие, пусть хоть иноземного происхождения и веры другой. Через поколение они так и так станут русскими.
98 казаков с двумя сотниками частью прибыли из других украинных городов, частью были набраны в Осколе.
Присоединились к отряду городовой мастер (то есть инженер-строитель) Якуш Долматов, судя по фамилии, иностранец из южных славян, пушкари, плотники, кузнец и причт (т. е. духовные лица) — два священника, дьякон, пономарь и единственная женщина, отважная просвирница. Всего набралось 400 человек.
Часть людей (дети боярские, стрельцы, пушкари) должны быть взять «своего запасу» на три месяца, остальные получали казенное продовольствие, которое доставили елецкий и данковский воевода. Наряд (артиллерия), зелье (порох), строительные инструменты, свечи, бумага и прочее доставлялись из Ливен и даже Серпухова.[32]
В конце XVI в. в наказах воеводам-строителям еще не говорится о поселении в новых городах служилых на «вечное житье». По завершению постройки и первой зимовки большая часть служилых вернется домой и будет сменена другими, что станут нести гарнизонную и полковую службу вплоть до своей смены. Уходящие обычно продавали свои дворы приходящим.
Но затем правительство начало прилагать большие усилия по обустройству в новых городах постоянных жителей, несущих службу. Переводило туда служилых из старых городов, набирало пополнение из разного люда, не имевшего до того службы или тягла.
Правительство предоставляло поселенцам денежное жалование и деньги на дворовое строение. Первые 1–3 года выдавалось из государевых житниц хлебное жалованье. Затем служилые уже кормились сами — с земли, которую им раздавали поблизости от города. Также обрабатывали они государственную «десятинную пашню», с которой собирался хлеб в крепостную житницу на случай осады или недорода и для помощи новым поселенцам.
Дворы служилых «по прибору» обычно располагались за пределами собственно «города»,[33] в слободах, стрелецких, пушкарских, казачьих. Слободы отгораживались от поля острогом, а за пределами острога, на посаде, — земляным валом и надолбами.[34]
Дети боярские, дворяне и другие категории служилых «по отечеству» получали поместья около города, а также на удалении от него, на «отъезжих полях».
Пока одни дети боярские пахали, косили или молотили, другие с оседланными лошадьми были готовы в любой момент выехать на отражение набега.
Со временем в новых городах и вокруг них появлялось неслужилое население. Они ставили себе дворы на посаде, селились в поместьях служилых людей или на государевой свободной земле. Города окружались «выселками», слободами, селами и деревнями.
Укрепленные правительственные города способствовали и расселению вольного казачества.
Любавский пишет: «Охват русскими поселениями Муравского шляха и его рукавов, до слияния Дона и Оскола включительно, имел и другие важные последствия. Когда татарам стало труднее проникать севернее слияния Оскола с Донцом, установилась сравнительная безопасность и в бассейнах Сулы, Псела и Ворсклы. И вот в конце XVI и в начале XVII здесь появляются казацкие селения».[35]
Люди, что приходили сюда ловить рыбу, бить зверя и собирать мед, стали устраиваться на постоянное житье возле своих «входов». Там, где находились охотничьи угодья, ловли и бортные деревья, появлялись постоянные поселения вольных казаков.
Правительство всячески старалось набирать на службу в новых городах и совершенную вольницу. При постройке Царевоборисова воеводы известили гулящих людей по Осколу, Донцу и их притокам о разных радостях, ждущих их на службе. Помимо хлебного и денежного жалования им давались во владение юрты[36] «безданно и безоброшно», то есть с освобождением от натурального и денежного налога.[37]
Осмелились пойти на юг и монахи, у рек выросли монастыри — Корейский, Святогорский и др.
В общем, русская оседлость всех видов шагала по Дикому полю.
С продвижением фронтира на юг стали более безопасными и прилегающие к нему внутренние районы Московской Руси, куда также потянулся поток переселенцев с севера и северо-запада. Например, в конце XVI в. происходила инициативная колонизация Орловского края, где крестьяне и служилые брали себе землю и создавали поселки по берегам рек и на опушках лесов.[38]
Освоение степной окраины сыграло поистине спасительную роль для России не только как линия обороны от набегов. Этот район, заселявшийся лишь со времен царя Ивана, быстро стал житницей Руси.
К югу от Оки земля была лучше, чем в Замосковном крае с его «холодной сыростью, подзолистым суглинком или супесью, болотистыми сеножатями». И ее было вдоволь.[39]
Уже во время страшного неурожая 1600–1604 гг. крестьяне из центральных и северо-западных районов Московского государства «прибегали к изобильным странам, из числа коих наипаче г. Курск был, продавалась в нем тогда четверть[40] ржи по шести и семи алтын», — сказано в книге первого курского краеведа С. Ларионова (1786).
Если ранее неурожай охватывал почти всю земледельческую Русь, то теперь появились регионы, отличные по своим климатическим и погодным условиям от Нечерноземья.[41]
Когда в 10-х гг. XVI в. русское правительство начинает проводить первые оборонительные мероприятия на «крымской украйне», возрождается система засек — искусственных лесных завалов. А применялись они еще в домонгольские времена для обороны от половцев.
Засечные черты опирались на массивы Брянских и Мещерских лесов, на реках Ока, Вожа, Осетр, Упа.
Без леса не могло быть и засеки. Леса, где проходили засеки, назывались заповедными; законом запрещалось их вырубать или без санкции правительства прокладывать через них дороги.
Для создания засечной полосы на аршин или два от корня рубились деревья, одно около другого или крест-накрест. Ствол падал вершиной к «полю» (откуда приходили степняки), но оставался лежать на пне. Ширина полосы составляла 40–60 саженей.[42]
За состоянием засек следили засечные сторожа. Каждые два километра устраивались курганы для световой связи или дозорные посты — это были кузова на высоких деревьях.
Засеки для удобства надзора делились на звенья, границы которых обозначались пнями, натесами на деревьях и т. д.
Для проезда через черту сооружались «пропускные пункты» с подъемными мостами, воротами, башнями. Окрестному населению строго воспрещалось делать через черту собственные «перелазы».
Строительство Большой засечной черты (название, присутствовавшее в документах того времени) началось в 50-е гг. XVI в. В ее состав вошли некоторые старые города с обновленными укреплениями и ряд новых городов (Волхов, Шацк, Дедилов).
К 1566 г. была закончена постройка укреплений от устья реки Вожа до реки Жиздры — царь Иван лично инспектировал их.
