Крепко жму руку.
Всегда твой Меркулов».
Док. 1.8.
«Дорогой Лаврентий!
Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь. За последнее время я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением, и, думаю, теперь я сумею работать лучше, чем раньше.
Правда, я сейчас полу инвалид, но надеюсь, что через несколько месяцев (максимум через полгода) я смогу уже работать с полной нагрузкой, как обычно.
Буду ждать твоих указаний.
Твой Меркулов».
И тот же вопрос: что общего имеют эти краткие емкие фразы, это «летящее» перо с приведенным выше косноязычным потоком сознания? Зато он, этот поток сознания, несколько напоминает другое письмо:
Док. 1.9. Из письма зам. министра внутренних дел И. А. Серова Сталину. 8 февраля 1948 г.
«...Этой запиской я хочу рассказать несколько подробнее, что из себя представляет Абакумов.
Насколько мне известно, в ЦК ВКП(б) делались заявления о том, что Абакумов в целях карьеры готов уничтожить любого, кто встанет на его пути. Эта истина известна очень многим честным людям...
...Я приведу несколько фактов, известных мне в результате общения с Абакумовым на протяжении ряда лет.
Сейчас для того, чтобы очернить меня, Абакумов всеми силами старается приплести меня к Жукову. Я этих стараний не боюсь, т. к. кроме Абакумова есть ЦК, который может объективно разобраться. Однако Абакумов о себе молчит, как он расхваливал Жукова и выслуживался перед ним, как мальчик. Приведу факты, товарищ Сталин.
Когда немцы подошли к Ленинграду и там создалось тяжелое положение, то ведь никто иной, как всезнающий Абакумов, распространял слухи, что «Жданов в Ленинграде растерялся, боится там оставаться, что Ворошилов не сумел организовать оборону, а вот приехал Жуков и все дело повернул, теперь Ленинград не сдадут».
Теперь Абакумов, несомненно, откажется от своих слов, но я ему сумею напомнить.
Второй факт. В Германии ко мне обратился из ЦК Компартии Ульбрихт и рассказал, что в трех районах Берлина англичане и американцы назначили районных судей из немцев, которые выявляют и арестовывают функционеров ЦК Компартии Германии, поэтому там невозможно организовать партийную работу. В конце беседы попросил помощь ЦК в этом деле. Я дал указание негласно посадить трех судей в лагерь.
Когда англичане и американцы узнали о пропаже трех судей в их секторах Берлина, то на Контрольном Совете сделали заявление с просьбой расследовать, кто арестовал судей.
Жуков позвонил мне и в резкой форме потребовал их освобождения. Я не считал нужным их освобождать и ответил ему, что мы их не арестовывали. Он возмущался и всем говорил, что Серов неправильно работает. Затем Межсоюзная Комиссия расследовала, не подтвердила факта, что судьи арестованы нами, и на этом дело прекратилось. ЦК Компартии развернуло свою работу в этих районах.
Абакумов, узнав, что Жуков ругает меня, решил выслужиться перед ним. В этих целях он поручил своему верному приятелю Зеленину, который в тот период был начальником Управления «Смерш» (ныне находится под следствием), подтвердить, что судьи мной арестованы. Зеленин узнал об аресте судей и доложил Абакумову.
Когда была Первая Сессия Верховного Совета СССР, то Абакумов, сидя рядом с Жуковым (имеются фотографии в газетах), разболтал ему об аресте мной судей.
По окончании заседания Абакумов подошел ко мне и предложил идти вместе в Министерство. По дороге Абакумов начал мне говорить, что он установил точно, что немецкие судьи мной арестованы, и знает, где они содержатся. Я подтвердил это, т. к. перед чекистом не считал нужным скрывать. Тогда Абакумов спросил меня, а почему я скрыл это от Жукова, я ответил, что не все нужно Жукову говорить...» и т. д., и т. п.
Уж не сам ли Серов стряпал «меркуловские» фальшивки? А что? Почему бы и нет? Каждый причастный к этому делу человек увеличивал опасность утечки информации. А чекистские реалии, привычки Берии (вроде его: «Давайте постреляем») Серов знал превосходно.
«Копия дела»? Нет, «дело копий»?
Материалы из «дела Берии» запущены в исторический оборот еще в середине 90-х годов. Их даже можно было обсуждать - до тех пор, пока к ним, в результате чьего-то недосмотра (или, может, перебрались на пенсию люди, которые были заинтересованы в фальсификации событий того времени) не допустили бывшего военного прокурора Андрея Сухомлинова. С тех пор это дело представляет интерес исключительно литературный.
По ходу своей книги товарищ прокурор долго разбирается в разного рода нарушениях процедуры и прочих правил ведения следствия, попутно размышляя о том, почему опытнейшие работники прокуратуры, такие, как Руденко, Цареградский, Китаев, занимались подобным непотребством. Все это очень интересно, но скорее для автора детектива, чем для исследователя. Почему? Да потому, что «само дело на 90 процентов состоит не из подлинных документов и протоколов, а из машинописных копий, заверенных майором административной службы ГВП (Главная военная прокуратура. - Е. Я.) Юрьевой. Где находятся оригиналы, можно только догадываться. Ни один прокурор не позволит представить ему дело без оригиналов. Это неписаное правило прокуратуры. И нарушил его Руденко».
То же самое Сухомлинов говорит и о судебных документах:
«По правилам судебного делопроизводства во всех уголовных делах, на каком бы уровне они ни рассматривались, оригинал приговора должен храниться в материалах дела и должен быть подписан всеми членами суда.
В нашем же деле оригинала приговора нет. Куда его отправили, можно только догадываться, а машинописная копия приговора судьями не подписана. Написано "верно", стоит печать Военной коллегии Верховного суда СССР и подпись полковника юстиции Мазура, который возглавлял группу секретарей. С точки зрения судебного делопроизводства все неправильно».
Копии, конечно, бывают разные. В сборниках документов они печатаются сплошь и рядом. Например: составили чекисты доклад Сталину, оригинал отослали, а копию оставили у себя в архиве. Спустя полвека ее напечатали, и сомнений в ее достоверности ни у кого не возникает. Но когда речь идет о копии явного бреда (установлению бредовости «дела Берии» множество страниц отдали и Юрий Мухин, и Андрей Сухомлинов, и я), то ни о какой работе с ними речи нет. Сперва оригиналы, потом экспертиза этих оригиналов, а затем их обсуждение - только в таком порядке. А пока что никакого «дела Берии» попросту не существует, и говорить тут не о чем.
Глава 2 РЕКОНСТРУКЦИЯ СОБЫТИЙ
Если на клетке со слоном написано «буйвол» - не верь глазам своим.
Козьма Прутков
Ну вот, с повторением пройденного мы покончили. Скучно, конечно, в десятый раз излагать одно и то же, но что поделаешь - надо. А теперь пойдем вперед. Попытаемся установить - что же на самом деле произошло 26 июня 1953 года?
Дело не в экстремальности, а в достоверности
Есть одна версия событий, которую Сергей Кремлев, например, называет «экстремальной». Другой автор (не помню, кто именно) говорит еще резче: «Не знаю, зачем понадобилось Серго Берия все это придумывать». Тем не менее от свидетельства, на котором упорно настаивал сын Лаврентия Павловича, отмахнуться нельзя. Он пишет об этом в своей книге, но я привожу более ранний рассказ - фрагмент интервью, которое Серго Берия дал грузинскому журналисту Руслану Чилачава, поскольку этот тест подвергался наименьшим переработкам.
Цит. 2.1.
«26 июня 1953 года отец находился на даче. Я уехал раньше, где-то около восьми, и через час был в Кремле. (Кабинет отца располагался в противоположном здании.) В четыре часа дня мы должны были доложить отцу о подготовке к проведению ядерного взрыва... (Дальше рассказывается о подготовке к докладу, совместно с другими конструкторами, у Б. J1. Ванникова. - Е. П.) Часов в двенадцать ко мне подходит сотрудник из секретариата Ванникова и приглашает к телефону: звонил дважды Герой Советского Союза Амет-Хан, испытывавший самолеты с моим оборудованием. "Серго, - кричал он в трубку; - я тебе одну страшную весть сообщу, но держись! Ваш дом окружен войсками, а твой отец, по всей вероятности, убит. Я уже выслал машину к кремлевским воротам, садись в нее и поезжай на аэродром. Я готов переправить тебя куда-нибудь, пока еще не поздно!"
Я начал звонить в секретариат отца. Телефоны молчали. Наверное, их успели отключить. Не брал никто трубку и на даче, и в квартире. Связь отсутствовала всюду... Тогда я обратился к Ванникову Выслушав меня, он тоже принялся звонить, но уже по своим каналам... Ванников установил, что заседание отменено и происходит что-то непонятное. Он мне сказал: "Если уже случилось непоправимое, мы все бессильны, но за тебя постоим, не позволим им расправиться с тобой!"
