Кусты шумели под ветром на берегу озера. При свете луны тихо двигалась серебряная гладь. Чёрным выступом торчал на ней ботик, недавно привезённый с Яузы.
Луна светила на горбатые холмики над берегом. Это и были старинные могилы. Здесь когда-то жили рыбаки, которые били рыбу копьями. От этих охотников давным-давно уже и следа не осталось.
Ветер шумел в камышах. И вдруг Лёшке почудилось, что он слышит тихие знакомые голоса:
— Чай, гореть не будет, а, Матюха?
— Как не будет! Соломы полно, ветер раздует, а там шалишь…
— Боязно, Матюха: Пётр-то здесь!
— Пораньше бы надо думать, а теперь не убежишь. Ты сторожи, а я подожгу.
— А зачем его поджигать?
— Пускай горит, нечистая сила! Ладья-то больно чудная… Наверно, в ней леший сидит…
— А нам-то что? Чай, не наша ладья… Пущай сидит.
Матюха, видно в сердцах, сплюнул:
— Эх, связался я с дурнем! Как подожжём чёртову лодку, народ-то перепугается, а мы боярского сына под шумок и утащим. По сту раз тебе, что ли, говорить?
— Чёрное дело, Матюха, боязно… Да и зачем нам боярский сын?
— За него боярин Троекуров золотом заплатит. А в Москве нам спасибо скажут. Не знаешь разве? Мы с тобой в золоте и серебре будем ходить. Не любят в Москве Петровых затей… Да что мне с тобой тут лясы точить, ступай!..
В кустах возле бота полыхнул огонёк. Погас, снова вспыхнул.
«Батюшки! — мелькнуло в голове у Лёшки. — Ведь это они ботик хотят поджигать, ироды! Что делать?!»
Огонёк из кустов как будто побежал по направлению к пристани. Видно было, что его прикрывают полой.
Лёшка быстро добежал до берега. Тёмная фигура лезла на нос бота, вытащенного на берег.
«Крикнуть? — подумал Лёшка. — Нет, убежит ведь… Надо тихо».
Лёшка скинул сапоги и полез на бот вслед за тёмной фигурой. Взобравшись на нос, он увидел, что какой-то человек возится с горящей головнёй и от его головни уже будто занимается солома. Тут Лёшка не выдержал и, крикнув изо всех сил, прыгнул на этого человека сверху. Тот охнул и упал ничком. Лёшка моментально вцепился ему в шею. Так они и барахтались в соломе, как казалось Лёшке, не меньше часа. Человек извивался всем телом, пытался ухватить Лёшку за ногу, мотал головой, кусал ему руки. Но Лёшка Бакеев был мальчик ловкий и увёртливый. Несколько раз этот человек чуть было не сбросил его с себя, но каждый раз Лёшка снова взбирался ему на спину, между лопатками, и висел на нём, как гончая, вцепившаяся в загривок оленю.
В лагере раздался шум, крики, замелькали фонари.
— Сюда! — кричал Лёшка. — Сюда! На боте, на боте!
По палубе затопали сапоги, и бот закачался. Несколько пар дюжих рук схватили поджигателя и оторвали его от Лёшки. Фонарь осветил его лицо.
— Это кто же таков? — сказал голос Якима Воронина. — Ты, парень, чего кричал?
Лёшка посмотрел на поджигателя — это был тот самый стражник, которого он видел на Льняном дворе в Измайлове. Его тёмная бородка была всклокочена, глаза горели.
— Держите его, он злодей! — сказал Лёшка. — Он хотел наш корабль поджечь, он продался врагам нашим.
— Ты кто? — спросил Воронин и приблизил фонарь к лицу поджигателя. — Я тебя не видал…
— Кто есть, тот и есть, — угрюмо отвечал поджигатель. — А не видал, так увидел.
— Ишь ты каков! — сказал Воронин. — Видать, птица из московского птичника… А ну, братцы, возьмите его!
Лёшка коротко рассказал Якиму о подслушанном разговоре. Яким свистнул:
— Вот оно что! То-то и оно… Полдела-то они сделали!
— Какие полдела?
— Боярского сына Троекурова утащили. Спал он у костра, а теперь нет его нигде. Ищут — найти не могут. Так их тут целая стая! Один корабль подпалил, другой парня утащил… Ну и будет нам от господина бомбардира па орехи!
Пётр стоял у костра со шпагой в руке. Лицо его было бледно, глаза сверкали.
— Нашли Фёдора?
— Не нашли, мейнгер Питер, — сказал Брандт, появляясь в свете костра. — Где его сейчас найти! Темно, кругом лес! Однако не думаю, чтобы они далеко его увели. Я разослал повсюду людей.
— Завтра утром найти, чего бы ни стоило! Завтра боярин приедет за сыном. Выходит, опять я его прячу! Понимаешь ты, мейнгер: выходит, Пётр солгал! А я никогда не лгал!
— Понимаю, ваше величество! — со вздохом сказал старик. — Но утро вечера мудренее, как ваш народ говорит, — найдём!
Пётр взмахнул шпагой, словно хотел разрубить костёр надвое, повернулся резко и зашагал прочь прыгающей походкой.
— Хорошо, пожара не было, — сказал Воронин, глядя ему вслед, — а то бы в народе молва пошла, что боярского сына петровцы сожгли в огне. Вот лихо-то придумали!
Утром в лагере никто не работал. Потешные обыскали все рощи, всё побережье, всю деревню Веськово. Пётр стоял на берегу, внимательно разглядывал озеро, словно ждал, что Фёдор выплывет из воды.
Вдруг он обернулся:
— Эй, кто здесь есть? Где старик?
— В лесу, государь, в поисках, — ответил Лёшка, который не отлучался от бота.
— Бакеев, снаряжай бот!
— На озере искать? — догадался Лёшка.
— Нет, не на озере, а за мысом, на том берегу. Видишь, там роща?
Лёшка посмотрел на дальнюю рощицу:
— Верно, роща, государь…
— А с берега её не видать. Забыли её осмотреть. Езжай с Ворониным, живо!
Лёшка снарядил бот. Подняли парус и поплыли. На озере было волнение, бот слегка качало.
— Говорят, тут бури бывают, — сказал Яким, глядя на небо. — Ежели налетит буря, то надо заранее парус убирать. Мастер Буршин говорит, что в бурю надо подальше от берега держать. Эй, левее, левее!
Лёшка стоял на руле. Он вспомнил, как Брандт рассказывал, что если капитан подаёт команду рулевому, то рулевой должен её повторить. И он откликнулся:
— Левее!
— Ещё левее!
— Ещё левее! — уверенно повторил Лёшка.
— Так и держать!
— Так и держать! — отозвался Лёшка.
Бот плавным ходом шёл по озеру вдоль берега, под командой шестнадцатилетнего капитана.
— Держи прямо! — крикнул Воронин. Он засучил рукава и стал убирать парус.
Бот замедлил ход и свернул в крошечную бухточку. Через минуту нос его врезался в песок. Яким соскочил на берег, за ним Лёшка.
Обшарили рощицу. В ней никого не было. Яким устало посмотрел на небо. Солнце уже перевалило за полдень.
— К вечеру приедет Троекуров, — сказал Яким, — тут отдыхать некогда. Давай шест, плывём дальше — весь берег обойдём!
В середине дня запылённые, измученные потешные с Брандтом, Тиммерманом и Буршиным вернулись, никого не обнаружив в лесах и полях.
Брандт сказал, что, может быть, пропавшего Фёдора надо в монастыре искать. Кто-то из потешных даже усомнился, не сбежал ли Фёдор по своей воле.
Вдруг на озере послышался плеск и знакомый голос.
— Прямо держать!
— Прямо держать! — откликнулся другой голос.
— Парус долой!
— Парус долой!
К пристани подходил бот. В нём было три человека: Фёдор Троекуров на вёслах, Лёшка Бакеев с шестом, а Воронин стоял на руле и командовал.
— Ура! — закричал Буршин, и кругом, по лесам и водам, раскатилось громкое «ура», повторенное озёрным эхом.
— Правильно, — говорил Брандт, глядя на ботик, — правильно! Парус спустить, так… теперь лево на борт. Правильно! У этого Воронина хороший глаз, не потеряет хода перед пристанью. Ну, Буршин, видал ли ты, как следует подходить к причалам?
— Я видал ли? — задорным голосом отвечал Алексей Буршин. — А ты езжай, мейнгер, в Архангельский город, увидишь старинных мореходов. Они ещё и нас с тобой научат…
С ботика на пристань полетел канат.
Фёдор посинел от холода. Он с трудом мог рассказать, что с ним случилось. Ночью его схватили у костра, заткнули рот и понесли. Он не видел лиц тех, кто его нёс, но помнит, что их было двое. Потом к ним присоединился третий, которого звали Андрюшкой. Тут в лагере поднялся шум, замелькали фонари. Похитители испугались, взвалили Фёдора на плечи и понесли вдоль берега. Один из них всё время охал и предлагал «бросить мальчишку», другие спорили. Фёдора втащили в какую-то лодку вроде рыбачьего челна. Отталкиваясь шестом, они поплыли вдоль берега. Потом, когда удалились от лагеря, достали вёсла и пошли через залив к другому берегу. Там, в рощице, между похитителями загорелся спор. Тот, которого звали Андрюшкой, требовал, чтобы боярского сына бросили. Другие говорили, что теперь «бросить его — так это на свою голову». Поминали какого-то Матюху, который должен был что-то поджечь, да не поджёг и сам попался. Тут уж Фёдор ровно ничего не понял.
Наконец похитители снова втащили Фёдора в лодку и медленно поплыли вдоль берега. «Куда им нас найти! — говорил один из них. — Они нас в лесу ищут, им в озеро-то пойти невдомёк». Другой говорил, что, не лучше ли подальше от греха — свалить боярского сына в воду, да и плыть в Переяславль. Третий его оборвал, назвал дурнем и сказал, что, пока на берегах обыскивают каждый камешек, лучше всего держаться на воде.
