В середине 1860-х годов мазурские старообрядцы вследствие экономических трудностей старались получить официальное разрешение переселиться в Виленскую или Ковенскую губернии, но царские власти не пошли навстречу прусским «раскольникам». Более того, они организовали кампанию по присоединению местных федосеевцев к синодальной церкви. Во время своих многократных посещений старообрядческих поселений на Мазурском поозерье единоверческий священник Иоанн Добровольский склонил к единоверию свыше трёхсот человек, часть которых переехали в Августовскую губернию в Российскую империю, где получили землю.
Однако при поддержке Московской Преображенской общины религиозная жизнь Войновского монастыря была вновь восстановлена, что позволило противостоять миссионерскому влиянию синодальной церкви. С этой целью в 1885 году на Мазуры прибыла инокиня Евпраксия (Елена Петровна Дикопольская), вскоре выкупившая Войновский монастырь. К ней примкнули и другие оставшиеся инокини из сгоревшего перед отъездом Павла Прусского монастыря в Пупах, а также сгоревшего и вновь организованного монастыря между Осиняком и Майданем. В 1897 году в женском Войновском монастыре проживало 25 человек, среди них 8 послушниц, остальные — старики и калеки. В начале XX века положение монастыря улучшилось. После провозглашения свободы вероисповедания в России (1905) в монастырь начали поступать денежные сборы, старые иконы и книги. Прибыли новые послушницы; среди них — две дочери богатого казанского купца Тихонкина, материально поддерживавшего обитель. В 1913 году там проживало уже около сорока инокинь и послушниц. Как пишет немецкая исследовательница Шарлотта Моих, «монахини были спасением для всей округи. Они занимались не только работой для обеспечения своей жизни, но и заботились о калеках и старых людях. Он считался единственным русским монастырём на немецкой земле»[179].
До Первой мировой войны на Мазурском поозерье было шесть небольших старообрядческих монастырей, действовали три храма — в Свигнайно (действовал с 1837 по 1915 год; разобран в 1935 году), в Войново (с 1840) и в Войновском монастыре. В 1840-х годах здесь проживало 1,5–2 тысячи старообрядцев, а в конце XIX века — до тысячи человек. Во второй половине XIX века немало старообрядцев вернулось в Российскую империю, когда там начались послабления со стороны правительства, другая их часть перешла в единоверие вслед за Павлом Прусским.
Главным занятием староверов на Мазурском поозерье в XIX — начале XX века было земледелие. Они также были известны как мастера-плотники, а беднота — как наёмные рабочие. Старообрядцы были хорошими рыбаками и колесниками, занимались торговлей. В списках жителей десяти деревень Восточной Пруссии, в которых проживали староверы (составлены в 1842 году комиссаром Шмитом), напротив многих их фамилий были пометки: «живет в достатке», «состоятельно», «достойно», «трудолюбив», «солиден», «порядочный хозяин». Призванные в немецкую армию молодые старообрядцы проявляли себя как хорошие солдаты, многие попадали в королевскую гвардию и служили в Потсдаме. В 1833 году пастор Шульц писал, что «трудолюбие и трезвость колонистов могут оказать положительное влияние на местное население», то есть на немецких евангелистов и польских протестантов. Староверы оказывали положительное влияние преимущественно на польское протестантское население, которое быстрее входило с ними в контакт. Однако многие из них, особенно немцы, завидовали «привилегированному» положению пришельцев. Они жаловались властям на то, что староверы не позволяют им ловить рыбу, раков и рыбу вывозят в Польшу, а им ничего не оставляют. Нередко на староверов возводили клевету, даже подозревали в шпионаже, а о богатстве некоторых из них рассказывали легенды. Иногда староверов называли презрительно «Heisswasserschlucker» (дословно «пожиратели горячей воды»). Но были среди немцев и такие, которые поддерживали со староверами дружеские отношения, старались понять их религию и менталитет. Одним из них был Фриц Сковроннек, который в рассказе «Балалайка» с теплотой показал образы «филиппона» Власа Славикова, владельца большого хозяйства в деревне Пяски, купленного у старовера, который собирался вернуться в Россию, а также его смелого и благочестивого сына Радивона. Сохранились редкие немецкие открытки XIX века с фотографиями мазурских «филиппонов» и видов Войновского монастыря.
В период между двумя мировыми войнами в деревнях Мазурского поозерья проживало около тысячи русских, среди которых было около 700 староверов и 300 единоверцев. Центром небольшого, до 1930 года изолированного от других русских центров Балтии и Польши, старообрядческого общества была Войновская община (тогда Экерсдорф), где служил наставник Максим Дановский. Недалеко от деревни Войново был расположен Войновский монастырь, достигший своего расцвета до Первой мировой войны. Но 1920—1930-е годы для монастыря были весьма нелегкими. В период Первой мировой войны многих инокинь Войновского монастыря немцы не раз вывозили то в Ольштын, то в Цинт (ныне Корнево около Калининграда, Россия), но позже они были отпущены. Сам же монастырь был разграблен. В 1925 году в нём проживало 12 инокинь и столько же послушниц, в 1939 году — 7 инокинь и 10 сестёр-послушниц, кроме них — старики, сироты, больные. Появились материальные трудности, особенно после экономического кризиса в Европе конца 1920-х — начала 1930-х годов.
Важным событием стало торжественное празднование 100-летия поселения староверов на Мазурском поозерье (20 июля 1930 года), вызвавшее некоторый интерес в немецком обществе. На практике же шла германизация небольшой колонии русских староверов. Русский язык не был запрещён, но немецкие школы и существование в качестве этноконфессионального меньшинства способствовали языковой ассимиляции. Родным языком староверы пользовались лишь в религиозно-общественной жизни и дома; непросто было сохранять религиозные традиции и поддерживать национальное самосознание, особенно среди молодёжи: не было своих читален, библиотек, приходилось уезжать на заработки в южную и западную Германию.
В 1920-х годах связи между мазурскими и польскими староверами были весьма ограниченны и практически сводились к почтовой переписке. В 1930 году представители старообрядческих общин — наставник Войновской общины М. Дановский и председатель Трифон Якубовский — были почётными гостями на 2-м Всепольском соборе старообрядцев в Вильно. Собор одобрил просьбу Якубовского, высказанную от лица своей общины, «благословить на служение церкви духовного наставника Миккен-Алленштейнской общины М.Я. Дановского и выдать таковому установленную грамоту, а названную общину со всеми прихожанами принять под покровительство Собора и на будущее время считать подчинённой в духовном отношении всем распоряжениям, исходящим от Высшего Старообрядческого Совета в Польше»[180]. Начиная с 1930 года мазурские староверы, родители которых были федосеевцами, встали под опеку Высшего Старообрядческого Совета в Польше (брачных поморцев). Тогда несколько оживились связи мазурских староверов с поморскими общинами в Польше и Латвии.
В 1932 и 1936 годах Войновский монастырь посетил выдающийся старообрядческий деятель, историк, краевед и фольклорист И.Н. Заволоко. Тогда были найдены редкие экземпляры изданий 1862–1863 годов, отпечатанные в Славянской типографии в Иоганнисбурге. Среди них — комплекты журнала «Истина» (1863–1866), труды Иоанна Златоуста, Малый Катехизис, сборник «Царский Путь», а также рукописные сборники XIX века и нотные рукописи крюковой записи XVI века. Позднее, уже в начале 1970-х годов, по просьбе Заволоко ленинградским музыковедом В. Бахтиным были сделаны уникальные аудиозаписи старообрядческого богослужебного пения — последние инокини Войновского монастыря исполняли сложнейшие древние распевы по памяти, певческих книг у них к этому времени уже не сохранилось.
Во время Второй мировой войны многие старообрядцы были призваны в немецкую армию, немало их погибло, а некоторые из тех, кто остался в живых, не вернулись из Западной Европы. Численность местных староверов упала до 458 человек. Сам монастырь во время войны не пострадал. Однако в послевоенные годы, после присоединения этих земель к Польше, Войновский монастырь постепенно угасал, поскольку не нашлось желающих поселиться в монастыре. Новые польские власти с некоторым вниманием относились к нуждам оставшихся инокинь и послушниц. В 1959 году в монастыре проведено электричество. С течением времени ушли из жизни игуменьи Евпраксия, Антонина, Анафролия. Перед своей смертью (1972) матушка Антонина подписала дарственную на часть имущества поляку-католику Л. Людвиковскому, который на протяжении многих лет помогал монастырю. В 1980-х годах основная часть ценных икон и книг была вывезена в Музей Вармии и Мазур в Ольштыне.