После умиротворения восточных окраин Суворова направляют в Крым. Однако здесь он пробыл недолго: попав под начальство Прозоровского, человека посредственного, Суворов отпросился в отпуск, в Полтаву, и в Крым больше не явился, несмотря на предписание Румянцева.
Томимый жаждой деятельности, Суворов с помощью Потемкина был назначен на Кубань. За три месяца Суворов сделал больше, чем его предшественник за несколько лет. Румянцев, оценив это, назначил Суворова в Крым на место Прозоровского. Здесь Суворов проявил и дипломатический дар, убедив крымцев в необходимости принять наше подданство. Обращением с населением Суворов и его войска приобрели добрую славу. Морское побережье было искусно охранено.
Однако Суворов из-за недоразумений с Румянцевым просил другого назначения; снова при содействии Потемкина получил Малороссийскую дивизию и уехал в Полтаву, к жене с дочкой. Но и здесь он пробыл недолго. В Петербурге будировалась несбыточная тогда затея: завязать торговлю с Индией через Персию и Каспийское море, для чего тоже понадобился Суворов. Целых два года жил он в Астрахани без дела. «Боже мой, долго ли еще мне в таком тиранстве томиться», — пишет он. Наконец Потемкин вызвал его снова в Крым, где происки турок произвели волнения. Пользуясь этим, мы заняли не только Крым, но и Тамань и Прикубанский край. Надо было привести к присяге новых русских подданных. Хорошо зная нравы туземцев, Суворов прибегнул к любезности и угощениям, и ногайцы присягнули. Но вскоре, в отсутствие Суворова, изменили и, хотя и были разбиты, ушли за Кубань, не признав нашей власти. Суворов с 16 ротами, 16 эскадронами, 16 казачьими полками и 16 орудиями выступил за Кубань и настиг ногайцев, прежде чем они ушли в недоступные горы.
Генералиссимус князь А. В. Суворов
Прибегнув к ночным передвижениям и распространив ложные слухи, Суворов ночью 30 сентября перешел Кубань вброд по шею, а утром, близ урочища Керменчик, неожиданно напал на ногайцев и после 8-часового жестокого боя разбил их, вынудив к полной покорности. Крымские татары, боясь подобной участи, начали переселяться в Турцию, а Турция в феврале 1774 г. признала подданство России Крыма и Кубанского края.
После Крыма и Кубани, Суворов получил на два года Владимирскую дивизию. Это время Александр Васильевич признавал за «бездействие», и тут-то разошелся он с женой, отдав дочь в институт, а малютку-сына оставив при матери.
В конце 1786 г. Суворов по старшинству произведен в генерал-аншефы (полный генерал) и по желанию Потемкина поставлен во главе войск в Кременчуге, ибо Потемкину во время путешествия Екатерины в Крым нужно было представить и войска в должном виде.
30 апреля был смотр войскам Суворова, который в ходе него провел свое обычное учение. Все были поражены щегольским снаряжением солдат, их видом и особенно точностью и живостью движений и действий. Спутник Екатерины, император Иосиф II, признался, что не видел лучших войск. После этого смотра имя Суворова прогремело по всей Европе, и к его боевым подвигам прибавилась слава выдающегося военного учителя. В общем, созрело всеобъемлющее дарование, способное и бить врага в открытом поле, и мирным путем присоединять целые области, и обучать войска истреблению врага, и покорять без выстрела сердца целых народов.
Третья турецкая война: Кинбурн, Фокшаны, Рымник, Измаил. Присоединение Крыма к России нанесло удар Турции как главе магометанского мира, а в европейских враждебных нам государствах поселило зависть. По наущению Англии и Пруссии Турция потребовала в 1787 г. возвращения Крыма и ликвидации Кучук-Кайнарджийского договора, а получив отказ, 13 сентября объявила войну.
Нам эта война была нежелательна. Дела в Польше ухудшились, назревал разрыв со Швецией, и Пруссия была враждебна. Но вызова турок нельзя было не принять, и война началась при почти полной нашей готовности. Целью турок было овладеть Крымом и крепостью Кинбурн, которая затрудняла вход в Днепр и прямое сообщение Очакова с Крымом.
У нас было две армии: Екатеринославская, под началом Потемкина, численностью в 70 тысяч для обороны Крыма и вторжения в Турцию с берегов Черного моря; и 30-тысячная Украинская, под командованием графа Румянцева, для обеспечения связи с австрийцами (обязавшимися прибыть нам на помощь) и с Потемкиным, а также для охраны пространства от Киева до Хотина и прикрытия тыла Потемкина от Польши. В ожидании общего сбора приказано было Суворову с 30 тысячами солдат оборонять Херсон и Кинбурн и поддержать наши войска в Крыму.
У Суворова — с растяжкой от Херсона до Кинбурна, в Кинбурне и окрестностях — было лишь до 3 тысяч человек, но здесь был сам Суворов, оценивший значение Кинбурна, который хотя и мало был пригоден для обороны, но все же запирал выход из лимана вдоль Кинбурнской косы, где турки могли высадиться лишь с востока и запада.
Турки, уверенные в неготовности нашей, решили неожиданно овладеть Кинбурном. Весь день 30 сентября и с рассветом 1 октября они обстреливали с судов крепость, но Суворов приказал не отвечать. В девять часов утра к западной оконечности косы подошел большой флот и начал высаживать 6 тысяч отборных янычар. На востоке от Кинбурна высадились запорожцы, но были прогнаны.
Под руководством иностранных офицеров турки принялись быстро рыть окопы поперек косы и ставить рогатки, а суда были отведены далеко в море, чтобы янычары не помышляли об отступлении. Суворов, молясь в церкви, приказал не мешать высадке: «Пусть все вылезут». Было лишь указано стянуть к крепости войска из окрестностей. Когда, при полном нашем безмолвии, турки вырыли 15 рядов окопов и были в одной версте от крепости, Суворов спокойно построил шесть батальонов и пять рот пехоты в шахматном порядке в две линии, а конницу поставил южнее, вдоль берега моря (уступ). В крепости и в обозе за крепостью было оставлено по две роты.
Спасение Суворова мушкетером Новиковым в бою под Кинбурном
В три часа дня передовой отряд турок подошел на 200 шагов к гласису. Суворов дал залп из всех орудий, а первая линия с двумя казачьими полками и двумя эскадронами драгун мгновенно уничтожила турецкий авангард. Затем, несмотря на огонь 600 орудий с моря, первая линия генерала Река заняла 10 рядов турецких окопов, но здесь остановилась: коса очень сузилась, упорство турок, очнувшихся от первого удара, возросло. Суворов ввел вторую линию и два эскадрона. Но янычары, опрокинув наших, взяли обратно все окопы.
Суворов был в первых рядах, пеший (лошадь была ранена). Несколько турок бросились на него, но рядовой Шлиссельбургского полка Новиков одного застрелил, другого заколол, остальные бежали. Отступавшие гренадеры заметили Суворова; кто-то закричал: «Братцы, генерал остался впереди», — и все как один бросились снова на турок. Опять окопы один за другим начали переходить в наши руки. Но и этот успех был непродолжителен: огонь с суши и с судов нас отбросил.
В довершение Суворов был ранен картечью ниже области сердца и потерял сознание. Казалось, все было потеряно. Но огонь турецкого флота был ослаблен дерзостью лейтенанта Ломбарда: турки приняли его галеру за брандер и быстро начали уходить, а Суворов скоро пришел в себя. «Я в третий раз обновил сражение, — писал он, — победа совершенная». Немедля были двинуты четыре роты из обоза и крепости, и тут же прискакала находившаяся за 36 верст от Кинбурна легкоконная бригада, вызванная утром[36]. Свежие войска пошли бурным прорывом. Конница рубила в лоб, пехота штыками шла с севера, казаки с юга. Артиллерия картечью била почти в упор.
В конце боя Суворов вновь был ранен — в руку пулей навылет, но не покидал строя, хотя от потери крови и падал часто в обморок.
Из 6 тысяч высадившихся турок осталось в живых 700. Мы потеряли до 1000 убитыми и ранеными. Победа под Кинбурном — следствие превосходного руководства боем Суворовым. Благодаря необыкновенной настойчивости Суворова, доблести войск, общему подъему духа, как сказал поэт, «Наша Кинбурнска коса вскрыла первы чудеса», — тем более, что турки были, по словам самого Суворова: «Молодцы: с такими я еще не дрался».
Начало войны Кинбурнской победой удручило турок, а Суворов получил орден cв. Андрея Первозванного при рескрипте. «Чувствительны Нам раны ваши», — писала Екатерина. Потемкин не находил слов благодарить Суворова. Но плодами победы не воспользовались: войска не были в сборе; наставала зима. Военные действия прекратились.
Зиму Суворов пробыл в Кинбурне, плохо поправляясь от ран.
К марту 1788 г. наши армии были почти готовы. Австрия, объявив войну, выставила помощь, но действия все не начинались. Только в июле Потемкин наконец приступил к осаде Очакова. Осада, как всегда, затянулась, вспыхнули болезни. Суворов мучился, язвил Потемкина. «Не такими способами бивали мы поляков и турок, — говорил он, — одним глядением крепости не возьмешь. Послушались бы меня, давно Очаков был бы в наших руках».
