Сначала Кэт решила совсем не выходить из своей комнаты в этот вечер, чтобы избежать встречи с Эзрой, но беспокойство ее было слишком велико, ее сжигало нетерпение, и она не находила себе места. Надо выйти подышать свежим воздухом, наконец решила она и стала осторожно спускаться с лестницы, стараясь ступать как можно тише, чтобы ее шагов не услышали мужчины, беседовавшие в столовой. Все же какой-то шорох, по-видимому, долетел до них, потому что разговор внезапно оборвался и за дверью столовой воцарилась мертвая тишина.
Кэт остановилась на небольшой лужайке перед домом. Здесь когда-то были разбиты цветочные клумбы, но теперь никто за ними не ухаживал, и они все заросли сорняками. Чтобы чем-нибудь себя занять, Кэт присела на корточки возле одной из клумб и принялась выпалывать сорняки. В центре клумбы торчали засохшие стебли роз, и Кэт удалила их и стала наводить порядок среди тех растений, которых еще не успели заглушить сорняки. Она работала с лихорадочным усердием, но время от времени замирала, чутко прислушиваясь к каждому звуку, и вглядывалась в глубь темной аллеи.
В разгар работы она случайно обернулась и поглядела на дом. Окна столовой выходили прямо на лужайку, и в одном из них она увидела троих мужчин. Все трое смотрели на нее. Оба Гердлстона, словно подтверждая что-то стоявшему между ними незнакомцу, согласно кивнули головой, указывая на Кэт, а незнакомец смотрел на нее с большим интересом. Глаза их встретились, и Кэт подумала, что никогда еще не видела более грубого и свирепого лица. Незнакомец смеялся, багровые щеки его лоснились. Эзра, наоборот, был бледен и казался озабоченным. Заметив, что Кэт смотрит на них, все трое поспешно отошли от окна. Кэт видела их в окне всего несколько мгновений, но эти три лица - свирепое, багровое лицо незнакомца посередине и два бледных, угрюмых, столь хорошо знакомых лица справа и слева - врезались ей в память.
Джон Гердлстон был очень доволен, что его сообщники не замедлили прибыть и, следовательно, его замысел может наконец осуществиться; он принял их с радушием, совершенно несвойственным его натуре.
- Как всегда, пунктуален, дорогой мой мальчик, как всегда, верен своему слову, - сказал он. - Положительно ты образец для всех наших молодых дельцов. И вас, мистер Бурт, - продолжал он, пожимая загрубелую руку рудокопа, - я счастлив приветствовать в этой обители, сколь ни прискорбны для меня обстоятельства, заставившие вас прибыть сюда.
- Об этом поговорим потом, - прервал его Эзра. - Мы с Буртом еще не обедали.
- Подыхаю с голоду, будь я проклят, - проворчал Бурт, тяжело опускаясь на стул. Эзра неусыпно следил за ним всю дорогу, чтобы не дать ему напиться, и Бурт был трезв или, во всяком случае, настолько трезв, насколько это достижимо для человека, чей мозг пропитан алкоголем.
Гердлстон кликнул миссис Джоррокс, и она накрыла на стол: постелила скатерть, поставила кусок холодной солонины и кувшин пива. Эзра не проявил аппетита, но Бурт насыщался весьма жадно и то и дело наполнял свой стакан пивом. Когда с едой было покончено и кувшин опустошен, он удовлетворенно икнул, вытащил из кармана пачку черного табака, отрезал от нее кусок и принялся набивать трубку. Эзра пододвинул свой стул поближе к огню, и отец его сделал то же самое, предварительно отослав служанку и тщательно заперев за нею дверь.
- Ты уже переговорил со своим приятелем относительно нашего дела? спросил он сына, указав кивком головы на Бурта.
- Говорил. Я все ему разъяснил.
- Пятьсот фунтов наличными, и вы меня бесплатно переправляете в Африку, - заявил Бурт.
- Такой энергичный человек, как вы, с пятью сотнями в кармане может больших дел натворить в колониях, - заметил Джон Гердлстон.
- Чего я там натворю - это уже не ваша забота, хозяин, - угрюмо проворчал Бурт. - Я делаю свое дело - вы платите денежки, а остальное вас не касается.
- Совершенно справедливо, - примирительно сказал старый коммерсант. Вы вольны делать с вашими деньгами все, что вам заблагорассудится.
- И у вас не спрошусь, - буркнул рудокоп. Казалось, он нарочно нарывается на ссору, но таков уж был его раздражительный, неуживчивый нрав.
- Теперь вопрос только в том, как все это осуществить, - вмешался Эзра. Ему было явно не по себе, он нервничал. При всей его черствости ему не хватало псевдорелигиозного фанатизма отца и полного душевного огрубения Бурта, и мысль о том, что им предстояло совершить, приводила его в содрогание. Веки у него покраснели, взгляд был тускл, он сидел как-то боком, закинув одну руку за спинку стула, а другой беспокойно барабанил по колену. - У вас, без сомнения, уже созрел в голове какой-то план, продолжал он, обращаясь к отцу. - Значит, пора приводить его в исполнение, иначе нам на Фенчерч-стрит придется прикрыть свою лавочку.
При одном упоминании о грозящем банкротстве отец вздрогнул.
- Все, что угодно, только не это, - сказал он.
- Не успеете оглянуться, как до этого дойдет. Я всю неделю сражался против этого, как сатана.
- А что у тебя с губой? Она как будто распухла.
- Не поладил немного с этим малым, с Димсдейлом, - отвечал Эзра, прикрывая рукой обезображенную губу. - Он увязался за нами и преследовал до самого вокзала. Нужно было от него отделаться, но боюсь, что и я оставил на нем кое-какие отметины.
- Он выкинул со мной какой-то чертов фокус - так ловко подставил подножку, что чуть не вышиб из меня дух вон, - сообщил Бурт. - Видать, какой-то новомодный приемчик. А я теперь, когда грохнусь, уже не могу так ловко вскочить на ноги, как прежде.
- А он не выследил вас? - обеспокоенно спросил Гердлстон. - Он не может появиться здесь и испортить нам все дело?
- Никоим образом, - уверенно сказал Эзра. - Его тут же забрали в полицию.
- Ну, это хорошо. Теперь, прежде чем мы приступим к делу, я бы хотел сказать несколько слов мистеру Бурту - объяснить ему, каким образом мы пришли к такому решению.
- А у вас не найдется чего-нибудь выпить, хозяин?
- Да, да, разумеется. Что там, в этой бутылке? А, имбирное вино. Подойдет?
- Здесь есть кое-что получше, - сказал Эзра, открывая буфет. - Вот бутылочка джина. Из личных запасов миссис Джоррокс, насколько я понимаю.
Бурт налил себе полстакана виски и разбавил водой.
- Ну, валяйте, - сказал он, - я слушаю.
Гердлстон встал, повернулся спиной к огню и заложил руки за спину, под фалды сюртука.
- Я хочу, чтобы вы знали, - сказал он, - что решение это не возникло у нас внезапно, но обстоятельства складывались таким образом, что мы неизбежно должны были его принять. Честь нашей фирмы, ее доброе имя дороже для нас всего на свете, и мы оба единодушно пришли к заключению, что готовы ради этого пожертвовать чем угодно. К несчастью, в последнее время дела нашей фирмы несколько пошатнулись, и, чтобы вывести ее из затруднительного положения, потребовалось срочно раздобыть наличные деньги. Мы рассчитывали получить, необходимую нам сумму посредством смелой спекуляции на алмазах, блестяще задуманной - хотя, быть может, мне и не следовало бы этого говорить - и весьма искусно проведенной в жизнь операции, которая несомненно, увенчалась бы полным успехом, если бы не одна прискорбная случайность.
- Это я помню, - сказал Бурт.
- Да, конечно. Вы были там в то время. После этого нам еще некоторое время удавалось держаться благодаря кое-каким займам и торговым операциям в Африке. Однако подошло время платить по займам, и дела фирмы снова оказались под угрозой. Лишь тогда нам впервые пришла в голову мысль о капитале моей подопечной. Эти деньги, имей мы возможность ими воспользоваться, могли бы круто изменить состояние наших дел. Но, чтобы получить к ним доступ, существовало только два пути. Один путь - женитьба мистера Эзры на моей подопечной; другой путь - смерть этой молодой особы. Вы следите за моей мыслью?
Бурт кивнул косматой головой.
- При таком положении вещей мы прежде всего приложили все силы к тому, чтобы осуществить этот брак. По чести могу сказать, что ни одна девушка не была окружена таким почтительным, таким нежным и деликатным вниманием, какое оказывал этой молодой особе мой сын Эзра. Я, со своей стороны, также употребил все свое влияние, чтобы убедить ее отнестись благосклонно к ухаживанию мистера Эзры. Однако, невзирая на все наши усилия, она самым решительным образом отвергла его и дала нам понять, что никогда не изменит своего решения и пытаться переубедить ее бесполезно.
- Верно, другой есть на примете, - заметил Бурт.
- Тот самый малый, который уложил тебя сегодня на обе лопатки, пояснил Эзра.
- А! Ну, он у меня поплатится, - зловеще проворчал рудокоп.
- Мистер Бурт, - торжественно продолжал Гердлстон, - жизнь человеческая - вещь священная, но жизнь человеческая, положенная на одну чашу весов, в то время, как на другой - дела целого торгового дома, солидной фирмы, дающей средства к существованию сотням людей, в этих условиях жизнь человеческая - вещь ничтожная и, право же, не заслуживающая внимания. Когда встает вопрос, чье существование ценнее - мисс Кэт Харстон или крупного коммерческого предприятия торгового дома Гердлстон, - не может возникнуть сомнения в том, что именно должно быть принесено в жертву.
