После завтрака о событии доложили испанскому капитану, который заставил всех туземцев-крумен, размещенных в передней части трюма, выстроиться у мачты и попытался с помощью переводчика выяснить, известно ли им было что-нибудь об утреннем происшествии. Они ничего не знали, ничего не видели и не слышали об этом. Испанцу показалось, что они врут. Он рассердился и пригрозил им разного рода карами, если виновных не найдут. Угрозы не заставили ни одного из них стать доносчиком. Они упрямо молчали, и наконец он распустил их, награждая ударами хлыста направо и налево.
Когда виновника происшествия подвели к испанцу, он приказал туземцам-крумен привязать негра к рым-болтам на палубе, после чего он не мог сдвинуться с места. По наущению капитана туземцы-крумен били его хлыстами, вкладывая в удары всю свою силу. Наказание продолжалось так долго, что я подумал, негр не выдержит и умрет. Но он обладал поразительной выносливостью и издал только несколько стонов. Когда избиение наконец закончилось, испанец нагнулся над негром, извлек из своего кармана бритву, раскрыл ее и сделал длинные прямые порезы на теле жертвы. Потом он взял отрезок дерева, напоминавший линейку, и слегка побил им вдоль ран, что заставило их кровоточить. Закончив это, он приказал шикко принести кружку с рассолом из расходной бочки и полил им кровоточащие раны, после чего бедный негр не смог вытерпеть страдания и громко застонал. Продержав несчастного в ужасной агонии десять минут, его освободили и заковали в двойные кандалы.
Капитан корабля и члены команды наблюдали за этим бесчеловечным наказанием со стороны. Надо отдать должное нашему командиру – он оказался более гуманным, чем испанец, который поступил с негром слишком жестоко. Члены команды тоже настроились против «доктора Даго» (Диего), как они называли испанца, и дали простор своим чувствам, обзывая его «кровавым каннибалом» и выражая желание увидеть его в таком же положении и посмотреть, как это ему понравится.
Страдалец негр стал единственным наказанным подобным образом. Думаю, если бы испанец предпринял такую попытку еще раз, капитан бы вмешался, и если бы сделал это, то никто из команды не стал бы возражать. Несчастный так и не выздоровел на борту, и его выгрузили на берег очень больным.
Когда негров снова поили, нам приказали выдать им полную норму – около кварты воды. Возможно, капитан опасался, что жажда подтолкнет их к отчаянным действиям ночью, и решил, что лучше дать им больше воды, чем вынуждать их красть ее.
Однажды в полдень капитан вызвал Чипса и меня, приказав нам спустить за корму платформу и отскоблить название корабля. Он добавил, что теперь мы «кровожадные пираты и должны следовать без названия».
Хотя в течение дня дул легкий ветерок и море оставалось спокойным, однако, выбравшись на платформу, мы обнаружили, что выполняем трудную и опасную работу. Появилось довольно сильное волнение моря, и бившаяся о корму судна волна высоко поднималась над водой. Когда волна достигала носа, движение возобновлялось, и началось то, что моряки называют качкой.
Платформа отходила слишком далеко, что угрожало нашим жизням. В первый момент, когда судно поднималось, она качалась под подзор кормы, и у нас почти не было времени отклониться при опускании кормы. Если бы мы опоздали на секунду с этим, то были бы расплющены в лепешку. Когда это происходило, мы погружались в воду, нужно было напрячь все силы и удержаться, чтобы нас не смыло. После подъема платформы нам удалось наконец соскоблить название. Теперь мы оказались вне закона и становились призом для любого корабля, способного нас захватить. Корабль мог быть взят, но только не негры. Капитан клялся, что в таком чрезвычайном случае он бы «выбросил их за борт и послал к черту!».
Рейс, однако, заканчивался, поскольку благоприятные ветры, которыми мы наслаждались прошедшие две недели, приблизили нас к острову Куба. Каждая нитка парусов была натянута, и корабль мчался по воде, как резвый конь. Мои мысли сосредоточились на этом бризе, и, если он чуть ослабевал, падало мое настроение, но, если он усиливался, оно повышалось.
Часто, когда негры гуляли по палубе, у меня возникала мысль о том, как легко было бы для них взять верх над нами и отправить всю команду на дно. Какая большая разница между ними и китайскими кули! Треть таких кули давно послали бы нас всех туда, если бы их допустили на палубу до того, как заковали в железо, как этих негров. Полки в рулевой каюте были заполнены гарпунами и копьями, которые могли бы стать грозным оружием в руках рабов. Обычный здравый смысл должен был подсказать капитану, что их следовало убрать в первую очередь в ту часть судна, которая наименее доступна для черных. Это, однако, не было сделано до тех пор, пока в течение пяти недель оружие не стало мозолить неграм глаза, а туземцы-крумен видели его еще чаще, что было небезопасно для нас.
Наступило светлое и ясное воскресное утро, когда ветер все еще оставался благоприятным и свежим. В это время корабль выглядел скорее как торговое судно, поскольку мы шли в фарватере судов, направлявшихся в Вест-Индию. Вполне вероятно, что необычное появление китобойного судна в этих водах вызвало бы подозрение – командиру какого-нибудь военного корабля могли сообщить об этом, и у того могло возникнуть желание проверить такое сообщение. Корабль выкрасили черной краской, за исключением узкой желтой полоски, идущей вокруг его корпуса. Краска была положена, но вид корабля от этого не очень изменился. На палубе находились две китобойные шлюпки. Шлюпбалки устранили и выбросили за борт. Теперь у нас на палубе имелись четыре шлюпки, занимавшие большое пространство. Если бы корабль был оснащен рострами или консолями, две из них можно было устранить, так как они представляли собой помеху на палубе, мешая работе. Капитан приказал их выбросить за борт. За ними последовали большое количество гарпунов и копий, прекрасный сундук плотника, инструменты бондаря и много других вещей. Капитан не объяснял причин такого уничтожения корабельного имущества, полагая, вероятно, что в это дело никому не следует совать нос.
В понедельник задул сильный ветер, пришлось убирать паруса. Из-за недостаточного балласта судно стало очень валким. Мы убрали так много парусов, что, когда корабль кренился в наветренную сторону, почти было видно киль. Это доставляло много неудобств неграм в трюме, и при каждом сильном крене их быстро бросало в подветренную сторону, что оказывалось небезопасным. Жесткий бриз вызвал также сильное волнение моря, что привело к большому числу заболеваний. Качка лишала негров аппетита, и, когда им предлагалась после обеда еда, к ней прикасались очень немногие. Испанец орал, настаивая, чтобы они ели в любом состоянии, раз им готовят пищу. Он заставлял бедняг проглатывать ее под угрозой жестокой порки.
Капитан рассчитывал обнаружить землю после этого полудня либо следующим утром. Число впередсмотрящих было удвоено, им приказали следить за появлением высокого берега и малого судна. Думаю, около полудня или чуть позже раздался сверху возглас наблюдателя: «Земля!» Капитан, находившийся на палубе, сразу поднялся наверх, где пробыл некоторое время. По возвращении он о чем-то говорил с испанцем. Курс корабля не менялся, и мы быстро сокращали расстояние до берега.
Вскоре после этого нас заставил вздрогнуть возглас сверху: «Парус!» Мы с большим интересом наблюдали за приближением чужака, в котором скоро различили направлявшийся к нам небольшой шлюп. Оба капитана внимательно всматривались в приближавшееся судно. Сильный бриз вскоре подогнал его к нам в то время, когда мы отпустили фалы фор-бом-брамселя. На взятие на гитовы парусов судно ответило отоплением реев. Это, видимо, развеяло все сомнения в головах двух капитанов, и корабль немедленно лег в дрейф. Верхний угол грот-паруса шлюпа был поднят, когда он вышел на расстояние видимости и был приведен к ветру. Капитан-испанец теперь приветствовал шлюп на своем языке, и после коротких переговоров со шкипером шлюпа нам приказали сесть в шлюпку правого борта. Мы быстро подчинились, спустили шлюпку и двинулись к шлюпу. Его шкипер прыгнул к нам, и мы доставили его на свой корабль. Некоторое время шкипер беседовал с капитаном, между тем как испанец писал письмо. Он передал его гостю вместе с рядом устных инструкций, после чего мы доставили шкипера обратно на шлюп. Как только мы отошли от борта его судна, он сразу поставил паруса и направился к берегу.
Подняв лодку на борт, мы наполнили ветром грот-марсель и удалились от берега. Это разочаровало команду – мы надеялись, что негров высадят на берег, а движение корабля с носом, обращенным в открытое море, приводило в уныние. Впоследствии обнаружилось, что шкипер шлюпа некоторое время ожидал нас, чтобы передать инструкции. Мы также выяснили, что были достигнуты договоренности послать для принятия нашего груза два малых судна. Они должны были дрейфовать вне зоны прохождения военных кораблей, патрулирующих эту часть побережья. Мы держались поодаль от берега, возможно дальше от опасности, до субботнего утра. К этому времени нам следовало вернуться на прежнее место.
