Все приготовления сделаны. Составлен подробный огневой план, предусматривающий прикрытие пространства перед главной линией сопротивления огнем без всяких промежутков.
На двухчасовом офицерском совещании я сообщил командирам свои мысли и намерения при различных возможностях нападения врага.
Каждый должен иметь представление о том, чего я хочу. Приняты также соответствующие мероприятия обороны на случай наступления врага на высоту 175,1. Я лично побывал там с командиром резерва, установил место позиции, так что и здесь сделано все возможное. Я достиг далее того, что все убеждены в неприступности наших позиций. Это утверждение, когда часть поверит в него, серьезно повышает силу ее сопротивления, создает доверие к командованию. Затем были урегулированы вопросы снабжения боеприпасами, питанием. Я имел еще беседу с командиром инженерного батальона о закладке новых мин.
Ночью я посетил моих солдат и проверил посты. Охранение обычно тем небрежнее, чем дольше длится война. Равнодушие, добродушие и большая неповоротливость являются источником опасностей, которые могут привести к печальным последствиям. Поэтому как раз в службе охранения начальник не должен жалеть усилий и лично проверять своих людей.
Если бы я в ту ночь был русским, то отправил бы на тот свет по меньшей мере десяток моих солдат без возникновения малейшей тревоги. Я попытался сначала воздействовать скорее добром, чем злом, убеждая моих людей в необходимости строгого внимания к этому делу. Ведь речь идет о собственной жизни и о жизни товарищей. Однако слова навряд ли принесут пользу. Придется воздействовать наказаниями.
Строгий контроль со стороны начальников также является настоятельной необходимостью.
Выяснилось также, что лишь немногие имеют представление о соседях и т. д. Внешне это все формальности, однако для солдата они имеют большое психологическое значение. Он должен быть убежден, что борется не один, а с ним рядом многие, которые ему помогают, что его действия являются существенной составной частью в общем деле.
У нас был досадный несчастный случай, стоивший двум солдатам жизни, а фельдфебелю тяжелого ранения. Они играли с незнакомой им русской ручной гранатой — последовала детонация с пагубными последствиями.
Когда солнце скрылось за гору, мы похоронили солдат. Но и здесь был налет безразличия к смерти, выразившегося в простейшей форме похорон. Со времени жестоких зимних боев солдаты привыкли к тому, что убитые закапываются на месте. (В том случае, если они вообще не оставляются на поле боя. Мы нашли здесь, в Песчаном, около 50 трупов немецких солдат.)
…Вчера ночью я направил дозор для разведки долины Бабки. Река все еще не вошла в берега, в настоящее время еще нет возможности точно установить ее русло. Перед нашим фронтом находится болото шириной 150–200 метров, исключающее возможность больших передвижений, так что пока вряд ли можно всерьез считаться с возможностью атаки русских. Меня эта разведка интересовала также с точки зрения нашего собственного наступления. Ведь когда-нибудь должны и мы выступить, может быть, нашей задачей будет — прогнать врага на нашем участке за Донец или даже уничтожить его до этого. Но пройдут, может быть, еще дни и недели, в течение которых наш лозунг: ожидать!
26. IV.42
На нашем участке заслуживало внимания единственное: ночью русский дозор силой в 8 человек разведывал наши позиции у высоты 175,1. Оба солдата секрета до смерти перепугались и подняли всю роту. Началась стрельба из всего имевшегося налицо оружия, и дозор этой канонадой был отогнан. „Это не геройский поступок“, — могут мне сказать. Да, все действовали неправильно: секрет, который убежал; командир взвода, который открыл огонь из всего оружия, вместо того чтобы попытаться взять дозор в плен; и все люди, которых этот слабый враг загнал в русло Бабки.
Отговорка для подобных случаев обычна: пополнение никуда не годится, трусливо, не имеет представления о войне. Все устанавливают это, все признают и так оно и остается. Это действительно так, что пополнение плохо обучено, напугано ужасными сказками о войне и никаким образом не подготовлено духовно к боям. Однако является ли это основанием для пессимизма? Все же нет! Наоборот. Должна была бы произойти редкостная и непонятная перемена в немецких мужчинах, если эти солдаты не будут воевать так же, как делали тысячи и миллионы до них. Существует только одна существенная разница, что первые прошли почти двухгодичную суровую воспитательную школу, от которой резервы были избавлены. К сожалению, здесь, в полевых условиях, придерживаются той ошибочной точки зрения, что все солдаты, прибывшие в действующую армию, по своему воспитанию и обучению готовые безусловные герои. Считают не нужным продолжать с ними процесс солдатского воспитания. Обычно отговариваются тем, что для этого нет времени. Это — тяжелая ошибка.
Меня вызвал представитель Iа[513] отдела дивизии. Наши позиции на высоте 175,1 должны быть продвинуты вперед. Мы обязательно должны удержать передний склон. Этот передний склон — полуторакилометровая площадка, постепенно спускающаяся к Бабке, затем заканчивающаяся трехсотметровым крутым спуском к течению Бабки… Весь передний склон виден врагу. Я опять больно почувствовал, как легко приказывать по карте из-за зеленого стола, не зная ни шага местности в натуре. В сумерках я сам разведал позиции и приказал с наступлением темноты занять двум отделениям передний склон. Даже позиции отделений я определил сам, чтобы все было ясно. Был установлен еще неподвижный дозор для связи. Но кроме этого требуют еще, чтобы позиция тянулась в глубину! Это может быть только в теории. Таких невыполнимых требований не следовало бы ставить. Они вносят сумятицу в части и заставляют сомневаться в здоровом человеческом разуме и, что еще хуже, в тактическом кругозоре командования.
Сегодня утром я имел очень радостную встречу с командиром соседнего со мной слева участка, старым майором еще мировой войны, который в 1918 году, несомненно, не думал, что в тех же условиях еще раз узнает Россию. Он получил приказ продвинуть свои силы до русла Бабки. Поэтому становилась необходимой перемена позиций моего левого фланга. Он был очень рассудителен и объективен, скоро мы договорились. Такие переговоры, в которых обе стороны идут навстречу друг другу, — на пользу дела. Следовало бы практиковать их почаще. Однако надо думать о взаимопомощи, взаимопонимании! Слишком часто как раз этого недостает: заменяется нелюбезностью, твердолобостью, соблюдением только своих узких интересов, забывая об общих интересах. Если можно было бы разведкой устанавливать стык между двумя частями — я атаковал бы только это место. На этих местах каждый взваливает ответственность на „дорогого“ соседа. Останется всегда так: каждый защищает в основном себя самого.
Вчера я опять устроил двухчасовое офицерское совещание. Я говорил о своем отношении к речи фюрера, об обращении с пополнением, о солдатском поведении, в котором еще много недостатков. Имелся также уже приказ по дивизии. В нем говорилось о фактах, которые по своей невероятности превосходили этап 1918 года…
1.V.1942
Уже несколько дней, как исчезло солнце, которое обещало нам чудесную весну. Идет дождь, и противный ветер метет по земле. День и ночь, иногда больше, иногда меньше. Я решил вчера как раз по причине плохой погоды посетить позиции. Кроме того, русская артиллерия была особенно активна в эту ночь.
На позициях я застал ужасную картину, потрясшую глубоко мои солдатские чувства. День и ночь ходишь, разведываешь, охраняешь, проверяешь. Устанавливаешь до мелочей позиции, чтобы как можно выше повысить готовность к отпору. И что же нашел я здесь? Едва-едва занятую передовую линию. Большинство из-за сильного дождя залезли в блиндажи. О продолжении так необходимых окопных работ никто и не думал. Солдаты частично не имели понятия о своих задачах: между занятыми позициями — дыры в 300–400 метров, без патрулей, без охранения. Вместо двойных постов — отдельно стоящие люди, ищущие защиту от дождя, а не наблюдающие. Все остальные в теплом блиндаже командира. Совершенно бессмысленно построенное прикрытие от танков, окопы без возможности вести обстрел и наблюдение, орудия и тяжелое оружие без всякой охраны.
На первый раз довольно!
Главная ошибка — в практически равном нулю воздействии младших командиров на солдат. Даются едва понятные задания и приказы, солдат может выбрать себе то, что ему нравится. А что ему нравится? Самое удобное! Опять командиры рот поговаривают, что их солдаты много работают и мало отдыхают, а на деле? Днем не работают, так как не должно быть никакого движения, кроме того, нужно ведь отдохнуть для ночной работы. Однако ночью тоже спят, так как натура этого требует.
