class="p1">Кроме того, говорили, что в город шли
неподкованные, а из города –
подкованные кони.
Ещё по одной из версий – подкованные кони смотрят в сторону Конногвардейского манежа и Конюшенного ведомства, а неподкованные как бы направляются к Смольному собору.
Есть предание и о самом скульпторе. Якобы тот, работая над конными группами Аничкова моста, решил, наконец, отомстить одному из давних своих высокородных обидчиков. Он будто бы решил изобразить лицо этого человека под хвостом одного из вздыбленных коней. Говорят, что узкий круг современников легко узнавал отлитый в бронзе образ несчастного.
Правда, другие убеждены, что между ног коня скульптор вылепил портрет ненавистного Наполеона, врага любимой и единственной его родины – России.
Хотя есть версия, что ещё в мастерской скульптора в очередной раз набезобразничал вездесущий «графский проказник». Кто знает…
Особые истории связаны с церемонией по случаю торжественного открытия моста. Согласно преданию, во время церемонии Николай Павлович якобы громогласно заявил: «Ну, Клодт, ты лошадей делаешь лучше, чем жеребец».
Народные предания не раз сталкивали императора и скульптора. Так, бытовала легенда о том, как однажды, находясь одновременно с Николаем I в Берлине, Клодт появился в свите царя верхом на лошади, взятой напрокат.
Клодт не сумел с нею справиться, и лошадь понесла. Шляпа скульптора свалилась, костюм пришёл в беспорядок, и он едва удержался в седле. Очевидно, пытаясь сгладить ситуацию, Николай пошутил: «Ты лучше лепишь лошадей, чем ездишь на них».
Множество подобных легенд ходило по Петербургу. Рассказывали, как однажды Клодт неосторожно обогнал коляску императора, что было «строжайше запрещено этикетом».
Узнав в нарушителе скульптора, император строго погрозил ему пальцем. Через несколько дней история повторилась. На этот раз император, не скрывая гнева, погрозил ваятелю кулаком. Вскоре Николай Павлович пришёл в мастерскую Клодта смотреть модели коней. Вошёл молча. Ни слова не говоря, осмотрел коней. Наконец, проговорил: «За таких – всё прощаю!»
Со скульптурами Аничкова моста легенда связывает тайну смерти Петра Карловича Клодта. Будто бы однажды, услышав от «доброжелателей», что у двух из четырёх коней отсутствуют языки, скульптор так расстроился, что замкнулся, стал сторониться друзей, в конце концов, заболел и вскоре умер.
В 80-х годах ХХ века, в период пресловутой борьбы с пьянством и алкоголизмом, ленинградцы вспомнили старую шутку. Она якобы бытовала ещё задолго до Октябрьского переворота. Тогда петербуржцы утверждали, что «в Петербурге только четыре человека не пьют. Это те, что стоят на Аничковом мосту. И то потому, что у них руки заняты».
Достойное место занимает Аничков мост и в современном городском фольклоре. Среди студентов, которые вечно искали возможность подработать, была распространена такая шутка: мол, есть хорошая возможность заработка. На вопрос какая, ответ был следующий: подержать коней на Аничковом мосту, так как мужикам надо в отпуск съездить. Правдивость шутки подтверждает и автор этих строк.
Четвёрка всегда считалась символом прочности и непоколебимой истины. Четверка означала и означает стабильность, ведь это сразу четыре точки опоры.
Наверное, не случайно главный проспект Петербурга – Невский – проходит, а точнее, соединяет четыре острова: 2-й Адмиралтейский, Казанский, Спасский и Безымянный. Каждый из этих островов – это целый мир, на каждом острове свои легенды и тайны. Всё необъяснимое, загадочное, происходящее на главной магистрали города, связано, как считается, с точкой его излома. Это Знаменская площадь (площадь Восстания).
Четвёрка – это также надёжность, порядок, целостность, завершенность, гармония, рациональность, стойкость, реализм и совершенное равновесие стихий, живых процессов, объектов и людей. В противоположность динамичной тройке.
Однако четвёрка не стала ключевым, кодовым числом Санкт-Петербурга, сотворённого Четвёртого Рима.
Четыре льва Львиного моста
Несовместимость совершенства рая и земного бытия становилось очевиднее год от года, век от века. А заложенное в саму суть метафизики города стремление к опоре на четвёрку приводило лишь к трагическим поворотам. Может быть, поэтому именно в Петербурге начинались русские революции, движущей идеей которых было построение утопического общества всеобщего благоденствия, то есть конструирования райской жизни. Но все конструкции удивительным образом рассыпалась.
Знаменская (Восстания) площадь. Место излома Невского проспекта
Либо трансформировались. Не случайно обелиск на Знаменской площади (площади Восстания) удивительным образом трансформировался из четырёхгранного в пятигранный. И завершился пятиконечной звездой
В Петербурге даже стремление к покою не означает требуемых самой сутью четвёрки твёрдости и ограничения.
Числа проходят сквозь жизнь города, временами затрагивая или даже определяя самые различные её аспекты. Здесь ничто не стоит на месте, ничто не может означать стабильность. Поэтому на смену четвёрке пришла пятёрка.
Городское пространство – это пространство для обитающих в нём людей. И оно не может быть нейтральным.
Санкт-Петербург – это место, где преобладает символическая деятельность: мифология, религия, идеология, искусство, кино, реклама, виртуальная реальность. Реальность обитателя Петербурга – это символическая реальность.
Кронверкский пролив и набережная
Разные настроения города постоянно порождают новые смыслы, нормы и ломают устоявшиеся ценности. Наконец, город порождает новые символы, знаки и слова для выражения этих явлений.
Потому, например, выражение «искать пятый угол», означающее «попасть в затруднительное положение», трансформировалось в чисто географическое определение места.
В городе несколько перекрёстков, которые образуют пять углов. Но только один получил в народе окончательное и общепризнанное название – Пять углов. Эти самые пять углов образуют пересечение Загородного проспекта с улицей Рубинштейна, улицей Ломоносова и Разъезжей улицей.
На протяжении целого столетия Пять углов были средоточием купеческой жизни. В домах, многие из которых принадлежали купцам, селились владельцы и приказчики магазинов и лавок Гостиного и Апраксина дворов. Рядом находилось Коммерческое училище – старейшее в России торговое учебное заведение для купеческих детей.
У Пяти углов в середине XIX века здесь любили снимать квартиры петербуржцы среднего достатка.
Возникновение этого перекрестка восходит к первой половине XVIII века. После больших пожаров 1730-х годов Комиссия о строении решила дорогу за Фонтанкой назвать Большой Загородной и продлить от Разъезжей улицы до новой торговой площади, которую позднее стали называть Владимирской (по имени церкви). Название «Пять углов» впервые появилось в конце XVIII века, когда на углах улиц появились пять каменных двух– и трёхэтажных домов. Современная застройка пересечения Загородного проспекта с улицей Рубинштейна, улицей Ломоносова и
Разъезжей улицей на редкость разнородна: пять зданий выполнены в стилях классицизма, эклектики, модерн, неоклассицизма.