Карпук Т. П., житель с. Подрожье, июнь 1945 г.: "…Уничтожение польского населения бандами ОУН на территории Голобского района произошло примерно в июле-августе 1943 года. В это время я проживал в колонии Подрожье, в которой насчитывалось более 50 хозяйств. Поскольку я лично знал всех жителей этой колонии, по моим подсчетам, было убито 426 человек, в том числе жена моего сына и их двое детей…".
Севасюк О. П., житель села Марьяновка Ковельского района, 1 июля 1945 года: "…Массовое уничтожение польского населения в Волынской области проводилось летом 1943 года отрядом так называемой УПА под руководством верховода "Рудого". В каждом районе карательные акции проводили банды, входившие в подчинение "Рудого". Например, уничтожением польских колоний Подрожье, Гай, Мыслина руководил бывший комендант немецкой полиции Пашкевич под бандитской кличкой "Лысый", в колониях Засмыки, Грушовка, Яновка, Пересеки — бандит "Рудой". Под руководством "Рудого" на территориях области было замучено несколько тысяч человек польского населения…" [2].
Чтобы иметь полное представление о душегубе Стельмащуке — "Рудом", отметим некоторые штрихи его биографии. Являясь членом ОУН, он в январе 1940 года нелегально бежал на территорию оккупированной немцами Польши, где связался с националистическими главарями.
Позже был завербован так называемым референтом по военным делам центрального провода ОУН агентом абвера Юрием Лопатинским и направлен в немецкую разведшколу. 16 июня 1941 года Стельмащук, получив документы на имя Григория Михайловича Грицкива, в составе группы из четырех агентов фашистской военной разведки был заброшен на территорию СССР с заданием пробраться в район города Сарны для совершения диверсий на железнодорожном узле.
В середине сентября 1943 года бандами УПА в Гороховском и бывшем Сенкивическом районах Волынской области было убито и зарезано около 3 тысяч жителей польской национальности. Характерно, что одной из групп УПА, руководил священник автокефальной церкви, находившийся в ОУН отпускавший грехи своей пастве за учиненные злодеяния [3].
Такая правда об ОУН-УПА вытекает из документальных материалов. И напрасно стараются сегодняшние национал-демократы скрыть от общественного мнения правду о той роли, которую они выполняли в нацистско-оуновском альянсе.
Резня, развязанная бандеровцами в августе 1943 года в северных районах Волыни, а в сентябре и в южных районах, оставила несмываемое кровавое пятно в их "послужном" списке. Убийцы думали, что уничтожили всех "под корень" и в живых не осталось свидетелей, которые могли бы рассказать о их античеловеческих злодеяниях. К их сожалению, а нашему счастью, сотни очевидцев и жертв этой трагедии остались живы. Они перебрались на исконную родину, в Польшу, с годами "отошли" от пережитого и увиденного, а затем многие из них написали свои воспоминания о волынской трагедии.
В 1996 году Варшавское полиграфическое предприятие издало книгу-сборник воспоминаний ряда очевидцев под названием "Свидетели говорят" Сборник состоит из 35 воспоминании лиц, которым удалось пережить эту страшную трагедию, чудом спастись и остаться в живых, его невозможно читать без содрогания [4].
Предоставим слово некоторым свидетелям трагедии.
Чеслав Кувалек: 29 августа 1943 года в воскресенье после обеда к нам дошли сведения об уничтожении польских сел. Реакция у людей была разная: одни не верили, что кто-то может прийти и безосновательно уничтожить польское село; другие высказывали намерения выехать с семьями до Ягодина; третьи предлагали оборонять село. Эта мысль стала доминирующей, но у нас не было ни одного человека, который хорошо знал бы военное дело и имел в этом соответствующий авторитет. Мы не имели необходимой информации относительно сил и вооружения нападающих. В ночь с 29 на 30 августа возле моего дома сформировалась колонна повозок, загруженных семьями, которые намеревались покинуть село. К сожалению, их вернули обратно и предложили участвовать в обороне села. Это привело к напрасной гибели около 480 человек.
Рано утром 30 августа 1943 года село было обстреляно из пулеметов по всей его длине с южного направления. Дорога на Ягодин была отрезана. Естественно, чтобы обороняться от такой силы, необходимо было бы иметь хотя бы 8 ручных пулеметов. Бандеровцы вошли в село после спада тумана. Успокаивая людей, они начали сгонять их в школу якобы для проведения собрания, вначале мужчин, а затем женщин и детей. Перед тем, как идти в школу, я сказал членам своей семьи, чтобы они прятались за сложенными на куче колодами, предназначенными для строительства, а сам хотел сориентироваться в ситуации возле школы. Поскольку родители и вся моя семья сразу за мной пришли в школу, я уже ничем не мог им помочь.
Некоторое время я ходил между согнанными к школе людьми и бандеровцами, присматриваясь к их вооружению и обмундированию. По их поведению я пришел к заключению, что они не будут покладистыми и никого не пожалеют. Поэтому решил незаметно исчезнуть со двора школы, чтобы где-то спрятаться. Я ушел из толпы в то время, когда мужчин начали загонять внутрь школы, а детей и женщин — в костел. В это время я заметил, что со стороны села Заполье шла группа украинцев с вилами и топорами на плечах. Я стал удаляться вглубь села, чтобы не дать себя зарубить. Побежал между дворами и оказался в хозяйстве односельчанина Шведа. Тут я попал в ловушку, так как двор обыскивали бандеровцы. Было их полно и на главной улице села. Еще каких-то людей вели в направлении школы.
В этой ситуации я не имел другого выхода из положения, как лечь под забором, который со стороны Шведов зарос кустами, а со стороны других соседей — большими лопухами и красной смородиной. Там я спрятался и долго лежал недвижимый. Через некоторое время послышалась украинская речь: "Видишь, где он сидит". Подумал, что меня заметили и пришел конец. Но в этом момент меня осенила другая мысль: "Пока не увижу над собой ствола винтовки, не раскрою себя". В это время послышался плач мальчика Шведа Феликса, 10 лет, лежавшего между рядами на картофельной грядке. Один из украинцев предложил застрелить его, а другой приказал ему идти в школу. Мальчик с плачем ушел в направлении школы.
Лежа в укрытии под забором, я пережил еще две угрозы. Первая, когда перепуганная корова бежала прямо на меня и могла растоптать. Я пошевелился, и она остановилась, а затем побежала в сторону. Во второй раз был напуган мчавшимся на коне бандеровцем. Его внимание отвлекли входившие в село немецкие солдаты. Услышав их голоса, я вышел из укрытия. Здесь же я увидел своего отца и еще нескольких односельчан. Среди них был мой школьный товарищ Юлиан Трусюк, 18 лет, который немного говорил по-немецки. Он обратился к немцам, прося их спасти женщин и детей, которых бандеровцы погнали по дороге. Немцы отказались. Тогда Трусюк попросил их дать оружие, дабы силами поляков освободить от расправы обреченных односельчан. В ответ немцы рассмеялись и оттолкнули от себя Юлиана. Но и после этого Юлиан Трусюк пытался как-то спасти женщин и детей, среди которых находились моя 50-летняя мать, сестра Оля и брат Генрих. Позже нам стало известно, что в колодце возле дома Трусюков, во дворе которого расстреливали мужчин, находятся тела моего 98-летнего прадеда Владислава Кувалка и трупы многих детей. Через некоторое время детей, брошенных в колодец, вытянули, но опознать их уже было невозможно.
Юлиан Трусюк позже стал воином 27-й Волынской пехотной дивизии Армии Краевой. Он погиб в апреле 1944 года.
…Хочу возвратиться к эпизоду, когда бандеровцы сгоняли поляков в шкоду, чтобы показать их коварство. Они разговаривали с нами притворно вежливо, даже "по-приятельски". Дескать, проведем собрание и по-хорошему разойдемся. Но потом, когда люди были согнаны, бандеровцы показали свое настоящее лицо. Один из моих товарищей, переживших расстрел, рассказал, как все это происходило. Людей клали на землю рядами, лицом вниз, а затем расстреливали их. Укладывая в очередной раз людей для расстрела, бандеровец выстрелил в 3–4летнего мальчика. Пуля снесла верхнюю часть его черепа. Ребенок поднялся, начал кричать и бегать то в одну, то в другую сторону с открытым пульсирующим мозгом. Бандеровец продолжал стрелять, а ребенок бегал, пока очередная пуля не успокоила его…
Ева Швед: В воскресенье 29 августа 1943 года я пошла в костел, а затем к подруге Марцельке Музыке, чтобы узнать, вернулась ли она из больницы и что слышно вокруг, потому что в селе Островки идет какая-то суета. Девушки в селе готовят бинты из старых простыней и рубашек. Люди о чем-то перешептываются, творится непонятная суматоха. Когда я пришла к Марцельке, то она предложила переночевать у нее с тем, чтобы утром мы вместе пошли в костел…
Утром на нас напала националистическая свора. Люди начали убегать в поле. Я направилась домой, но группа бандеровцев, укрывшихся за кладбищем, повернула меня обратно. Некоторые поляки начали убегать на повозках. Я побежала в направлении костела. Навстречу мне двигались люди, вооруженные чем попало, винтовками, топорами, косами, вилами..
