- Очень хорошо. С талантливыми актерами работать легко. Мне очень помогал Вячеслав Тихонов во время съемок фильма "Белый Бим Черное ухо". Отличные актеры были в "Детях солнца", в "Попечителях" Михаила Козакова. Правда, этот телефильм очень ругали: взяли, дескать, "Последнюю жертву" Островского, да на новый лад все перелопатили. И Козакову попало, и Янковскому, а похвалили только Броневого, Маркову и, представьте, меня. Потом, когда мне предложили подать документы на повышение актерской ставки, то Козаков и еще один режиссер, Салтыков, дали мне блестящие характеристики. Что я талант от Бога! - Смеется.- Но все равно актерские ставки - это копейки.
Хорошие воспоминания остались у меня о работе с Александром Миттой. Он прекрасно чувствует актера, в его фильме каждый - на своем месте. После "Экипажа" он сказал про меня: "Вот эта актриса будет сниматься у меня всегда". Но не сложилось.
И все же лучше всех был Шукшин. Мне его так жалко!
- Вы создавали в основном так называемые народные характеры. А эксцентрику любите?
- Да как сказать... Вот этот мой последний "Ералаш", о котором я говорила, был самым ярким. Я в нем с удовольствием снялась. Только меня немного оглушила пальба из автомата. Режиссер, правда, сначала спросил: "Может, позвать дублера? Или вы сами будете стрелять?" Я подумала: да что ж я, на кнопку нажать не смогу? Нажала. Потом жалела. Лучше бы вызвали дублера.
Вообще в детских фильмах можно и пошалить, и преувеличить. Наверное, мне это нравится. Но в норме.
- А вам легко давались роли? Вжиться в образ - это для вас не проблема?
- Даже тогда, когда мне говорили: "Ролька пустяковая, на площадке вам все объяснят!" - я все равно требовала весь сценарий. Мне нужно было знать заранее все, чтобы подготовиться. Я должна была поработать над ролью, независимо от того, маленькая она или большая. Так меня учила Бирман, так работал со мной Шукшин. Все должно идти от души, а экспромт здесь только вреден.
Многие артисты ведь как сейчас работают? Текста в глаза не видели. По команде "мотор!" хватаются за бумажку и начинают шпарить, непродуманно болтать. А ведь каждую фразу можно произнести по-разному, в зависимости от характера и обстоятельств. А если не знаешь сути, как можно угадать интонацию?
- У вас бывали явные неудачи?
- Бывали в театре. Когда я сыграла Любку Шевцову в "Молодой гвардии", меня критиковали. Писали: "Скворцова с большим удовольствием танцует на столе для немцев". Я потом подумала, что они правы. Но я всегда работала с удовольствием.
- Мария Савельевна, если бы вы могли что-то изменить в своей жизни, вы добились бы большего?
- Когда-то Шукшин мне сказал: "Мария Савельевна, вы не мелькайте, не мелькайте..." В том смысле, что надо играть большие роли, а не эпизодики. Но мне тогда уж сколько лет было! Не начинать же карьеру сызнова! Да и тяжело уже браться за главную роль, особенно если надо было куда-то ехать. "Как плохо, что вы пришли в кино так поздно!" Значит, Василий Макарович что-то во мне видел, значит, я что-то смогла бы.
Не знаю, как бы сложилась жизнь, если бы не война. Многое она прервала, поломала. Хотя в кино пробиться все равно было непросто. А скольких перестали снимать! И не только Ладынину или Алисову, но и поколение Ларионовой, Дружникова, Мордюковой. Трудно что-то предполагать...
- Есть актеры, которые испортили свою карьеру из-за собственного характера. А какой он у вас? Не задумывались?
- Характер? Ну, язык вот только меня подводит. Как только что плохое видела, так прямо в глаза и говорила. Сами понимаете, не каждому такое по нраву. За него и звания никакого не получила. Театр несколько раз подавал документы, а все мимо. Мне-то это было безразлично - я же понимала, что надо лебезить, заискивать. С художественным руководителем мы не очень дружили, поэтому меня и на пенсию спокойно отпустили. Так что я и без этого довольна. На улице подойдут, скажут теплые слова - и хорошо.
- А можете ли с ходу сказать, какой период жизни был у вас самым счастливым?
- Когда внучка родилась. Моя руководительница ролей мне тогда не давала, а я подумала: "Слава тебе, Господи! У меня теперь внучка, и не надо мне никакой работы."
- У вас одна внучка?
- Одна. Сын умер в октябре 1991 года. Раньше него не стало моего мужа, Семена Михайловича, замечательного актера и удивительной скромности человека. Теперь у меня уже правнуки.
А так, что еще в жизни осталось? Лавочка у подъезда и телевизор. Смотрю новости, передачи, фильмы. Мне все интересно, от жизни стараюсь не отставать. Вот так.
Владимир Федоров
САМЫЙ МАЛЕНЬКИЙ ЯДЕРНЫЙ ФИЗИК
Владимир Федоров не перестает удивлять. Иногда кажется, что он может все. Сняться в необычной для его внешности роли, сыграть в любом по жанру спектакле, написать книгу, собрать из хлама компьютер, протанцевать на дискотеке всю ночь, в очередной раз создать новую семью и подарить стране еще одного юного гражданина, наконец - дать разумное и доходчивое объяснение любому явлению, как научному, так и социальному. Он трудяга, он умница, он философ. Вся его жизнь, как у Мюнхгаузена,- подвиг.
Когда-то он был ядерным физиком, написал несколько десятков научных трудов. Сейчас работает в Московском театре "У Никитских ворот", играет в четырех спектаклях: "Ромео и Джульетта" (роль Аптекаря), "Фанфан-тюльпан" (Лебелье), "Невидимка" (Харстер) и "Два Набокова" (главная роль - Добсон). Среди главных увлечений его жизни - джаз, искусство абстракции и современная электроника.
Впервые я увидел Владимира Федорова в фильме "Через тернии к звездам". Помню, эта лента произвела на зрителей ошеломляющее впечатление своей необычностью: странные герои, мрачная планета, ужасающая пена, пожирающая все живое, горы трупов, причем и "плохих", и "хороших". Не говоря уже о том, что впервые в кино заговорила экологическая тема, оттого странной казалась пометка "фильм - детям". Но самым неожиданным стало появление главного злодея - некого Туранчокса, страшного фанатика, мерзкого гения. Когда он выскочил из-за стола и показался во весь рост, ахнули не только герои фильма, но и зрители: "Да он карлик!" Это было весьма эффектно.
Не знаю, для кого как, а для себя я открыл доселе неизвестного актера - Владимира Федорова. Уже потом я увидел его в более ранних работах: "Руслан и Людмила", "12 стульев", "Дикая охота короля Стаха", "Любовные затеи сэра Джона Фальстафа", "После дождичка в четверг". Узнал, что играет он в театре "У Никитских ворот", а до этого работал в НИИ, был ученым-физиком. Квартира у Федорова - нечто особенное. Его комната представляет собой настоящую лабораторию радио- и телеаппаратуры: тысячи проводов, инструментов, неведомых обычному человеку железяк и приборов.
- Эта комната всегда вызывала нездоровую реакцию у известных органов. Их не покидала надежда найти здесь что-нибудь компрометирующее меня,поясняет Федоров.
- Кем вы сами себя считаете, Володя? И кино, и театр, и наука, и аппаратура. На полках - ваши скульптуры и абстрактные конструкции из металла. Кто вы?
- Я художник. В широком смысле слова. И, как ты понял, имею отношение к абстрактному искусству. Но все эти мои работы сделаны очень давно, когда даже говорить об этом было опасно. В свое время в секретном НИИ, где я работал, замдиректора по режиму кричал с трибуны: "Сейчас, как никогда, а нам, как никому, надо повышать бдительность! Достаточно сказать, что среди нас есть научный сотрудник - абстракционист!" С тех пор я был этим заклеймен.
- Но в такой солидной организации вас все-таки терпели.
- Недолго. И поводов для расставания со мной было предостаточно. Так как я обладаю таким очевидным своеобразием, совершенно естественно в свое время у меня возник комплекс неполноценности. Он есть у каждого человека, но у меня в период ранней юности он был довольно высоким. Я был совершенно невостребован как юноша, из-за чего появилась потребность найти какие-то компенсаторные механизмы, с помощью которых я мог бы себя должным образом "достроить и раскрасить". Я стал создавать так называемые "птихи". Есть триптихи, а я генерировал одноптихи, дваптихи и многоптихи. Это миниспектакли, маленькие произведения искусства, где я являюсь автором, исполнителем и зрителем.
- Так вы создавали их только для себя ?
- Нет, почему же. Вот, например, была такая ситуация. В свое время все так любили Леонида Ильича, что даже не знали, как уж эту любовь выразить. И как-то предложили развернуть кампанию по "одобрению встреч Леонида Ильича с руководителями братских стран". Дело в том, что он принимал их, находясь на отдыхе в Крыму. И вот была выработана элементарная технология, когда все кругом собирались на открытых партийно-комсомольских собраниях и принимали резолюцию о единогласном одобрении встреч.
Собрались и мы. Приехали представители из райкома и горкома, из режимных структур, главка и т.д. Зачитывается текст, начинается голосование. "Кто за?" Лес рук. "Кто против?" Моя рука. Одна рука, тем более моя, всегда заметна. "Владимир Анатольевич, вы против?" Может, человек замешкался... Я говорю: "Да". Все. Это самое типографское "единогласно" уже ставить нельзя. В зале - тишина. "Ага. С мозгами у него не все в порядке". Но механизм на режимных предприятиях с колючей проволокой по периметру в таких случаях срабатывает простой. В мою сторону уже стали направляться... Все-таки слово мне предоставили, а я уже в ту пору снимался. Но так как я был не профессиональным актером, мне нужны были подобные испытания на публике. И я начал: "Я считаю...- Через длинные паузы.- Что мы не должны... мы не можем... мы не имеем права... не одобрить эту резолюцию. Я считаю, что мы просто обязаны не только одобрить, но и... сердечно... от всей души поблагодарить... лично Леонида Ильича за то, что тот, находясь в законном отпуске, гарантированном Конституцией, не жалея ни сил, ни здоровья..." и т.д. и т.п.
