Замечательна пестрота заговоров и разница в происхождении заговорщиков! От молодых аристократов до пожилых подделывателей подписей, от представителей римской знати до полуварваров и рабов! Вспомним, что Тиберий имел прямое отношение к ликвидации заговора Фанния Цепиона и Варрона Мурены. Именно он добился их осуждения в суде, выполняя поручение Августа в 23 г. до Р.Х…. Наисерьёзнейшим был и заговор Эгнация Руфа, политика высшего ранга.{455} В должности эдила он организовал пожарные команды, заслужив популярность в Риме. В 21 г. до Р.Х. он стал претором, но в 19 г. до Р.Х. неудачно баллотировался в консулы. Неудача подвигла его к заговору, и в том же году он по «закону об оскорблении величия» был приговорен к смерти вместе со своими сообщниками. Так что Тиберий, наряду с увещеваниями Августа о неприменении этого сурового закона против безобидных злобных болтунов, мог наблюдать и справедливое его применение против действительных заговорщиков. И даже личный опыт в этом приобрел. Основатель принципата очень грамотно наставлял приемного сына: «закон об оскорблении» величества — закон нужный. Но применять его должно умело. Сам Август применял закон именно таким образом. Ведь «за вольные и строптивые речи от него никто не пострадал».{456} Исключением, правда, представляется дело Овидия Назона, сосланного в гетскую глушь за «три книжки об искусстве любви», о чем сообщает Аврелий Виктор.{457} Но в этом деле полно неясностей, о чём уже упоминалось. Кроме того, это не было применение «закона об оскорблении величия».
Таким образом, Тиберий на протяжении нескольких десятилетий мог наблюдать за действием «crimen laesae maiestatis» в формате «lex Iulia de maiestate». He только наблюдать, но и содействовать его исполнению: заговор Фанния Цепиона и Варрона Мурены был делом нешуточным. Потому сомнений в сохранении этого закона и во время собственного правления быть у него не могло. Политическая реальность никак не позволяла от него отказаться. Вспомним, что в самом начале своего правления он столкнулся с действительным заговором Луция Скрибония Либона, представителя высшей знати, одного из жрецов-понтификов, племянника первой жены Августа. Да и авантюра раба Агриппы Постума Клемента была не столь уж безобидна. Ведь сразу после смерти Августа Клемент собирался доставить Агриппу в войска на Рейне, где как раз начинался мятеж легионов. Окажись там кровный внук Августа, отказ Германика возглавить поход на Рим не имел бы никакого значения. Легионы пошли бы за Агриппой. И даже гибель Агриппы Постума Клемента не остановила. Ясное дело, что сам раб в одиночку не смог бы продолжить борьбу. Значит, были у него сообщники в верхах римского общества. По словам Тацита, многие придворные, а также сенаторы и всадники снабжали Клемента средствами и помогали ему советами.{458} Дион Кассий же писал, что Клемент отправился в Галлию, где приобрел многих сторонников, а в Рим уже направился в качестве претендента на престол, используя своё некоторое внешнее сходство с Агриппой Постумом.{459} И с какой дерзостью этот раб, уже схваченный и обреченный, ответил на вопрос Тиберия, как это он решился выдать себя за Агриппу! Его слова были: «Точно так, как ты выдаёшь себя за Цезаря». Такой ответ многозначителен…{460} Стоит ли удивляться и уж тем более ставить в вину Тиберию, что «когда претор Помпеи Марк обратился к нему с вопросом, не возобновить ли дела об оскорблении величия, ответил, что законы должны быть неукоснительно соблюдены»{461}.
Для такого решения у Тиберия были все законные основания. И первым делом по «закону об оскорблении величия» стало как раз дело Луция Скрибония Либона Друза, на которого поступил донос, обвинявший его в подготовке государственного переворота. Насколько донос соответствовал действительности? Веллей Патеркул в виновности Либона не сомневался. В своём стиле он патетически восклицал: «И если дозволит природа и разрешит человеческая посредственность, я осмелюсь вознести вместе с богами жалобу: чем он (Тиберий. — И. К.) заслужил, что против него имел преступные замыслы сначала Либон Друз?»{462} В чем состояли эти преступные замыслы, Патеркул, однако, так и не пояснил. Для Светония, напомним, виновность Либона была несомненной. Тиберий, по его словам, целый год не привлекал его к ответу перед сенатом, не желая слишком сурово начинать своё правление и считаясь со знатным происхождением обвиняемого. Неясным, правда, остается смысл заговора, который существует более года и ни в какие реальные действия не претворяется. Согласно же Тациту, Либон стал жертвой провокации: «О возникновении, ходе и окончании этого дела я расскажу подробнее, так как тогда впервые проявилось то зло, которое столько лет разъедало государство. Сенатор Фирмий Кат, один из ближайших друзей Либона, склонил этого недальновидного и легковерного юношу к увлечению предсказаниями халдеев, таинственными обрядами магов и снотолкователями; настойчиво напоминая ему, что Помпеи — его прадед, Скрибония, некогда жена Августа — тётка, Цезари (покойные внуки Августа Гай и Луций. — И. К.) — двоюродные братья и что его дом полон изображений прославленных предков, он, соучаствуя в его разгульном образе жизни и помогая ему в добывании взаймы денег, всячески побуждал его к роскошеству и вводил в долги, чтобы собрать возможно больше изобличающих улик.
Найдя достаточное число свидетелей и хорошо осведомленных рабов, он начинает домогаться свидания с принцепсом, предварительно сообщив ему через римского всадника Флакка Вескулария, имевшего доступ к Тиберию, о преступлении и виновном в нём».{463}
Здесь много неясностей. Был ли Фирмий Кат провокатором изначально или же он, что называется, «сдал» заговор, поняв его обреченность? Наличие у него достаточного числа свидетелей говорит о том, что противозаконная деятельность какая-то была. Непонятно, правда, была ли и она спровоцирована Катом, или же заговор жил своей жизнью, в каковой подлый Фирмий сам временно участвовал? Тиберий, как мы помним, доверие к Либону потерял и остерегался его. В тоже время он пожаловал его претурой, допускал его к своим пиршествам и сам охотно с ним общался. Здесь невольно напрашивается мысль, что Тиберий полагал Либона пешкой в руках людей, гораздо более коварных и опасных.{464}
Потому ему не должно было спешить с изобличением Либона, чтобы не спугнуть истинных заговорщиков. А может, Фирмий Кат потому и изобличил Либона, чтобы скрыть настоящие масштабы заговора, который из-за неосторожности его как бы главы был близок к изобличению? Так или иначе, но история Луция Скрибония Либона Друза стала иллюстрацией практического применения «закона об оскорблении величия».{465}
Главное доказательство вины Либона — письмо, в котором возле имён Цезарей — Тиберия, Германика и Друза — были поставлены непонятные, а потому кажущиеся таинственными и зловещими знаки. Такие же знаки стояли против имен некоторых сенаторов. Что всё это на самом деле означало — осталось невыясненным, ибо Либон покончил жизнь самоубийством. Тиберий, узнав о таком конце обвиняемого, поклялся, «что попросил бы сохранить ему жизнь, сколь бы виновным он ни был, если бы сам он не избрал добровольную смерть».{466} Такие слова могут быть доказательством того, что Тиберий не числил Либона среди главных врагов. Но смерть его как раз исключила привлечение к суду тех, кто стоял за молодым Скрибонием. Едва ли такое завершение дела удовлетворило Тиберия.
«Сенатская оппозиция, таким образом, прибегла к одной из самых неприятных форм протеста — скрытому сопротивлению, молчаливой враждебности людей, не имевших конструктивных предложений и желавших не лучшего, но перемен. Подобная оппозиция, хотя и не всегда безуспешна, почти всегда зловеща. Она не исправляет ошибки партии власти, она просто препятствует деятельности других, и её бесплодность дает повод оправдывать суровые и столь же нерациональные репрессии. Плохая оппозиция может быть таким же злом, как плохое правление, порой даже способствуя ему».{467}
Такая трактовка Джорджем Бейкером последствий «дела Либона» представляется глубоко верной.
Почему же столь странный человек, как Либон оказывался во главе заговора? Думается, дело в его происхождении. Как родственник семьи божественного Августа он вполне годился на роль принцепса-марионетки. В случае же провала заговора на него легко было возложить всю ответственность. Что и было сделано Фир-мием Катом.
Изобличенная склонность Либона к магии и стала причиной гонений Тиберия на магов и астрологов, о котором уже упоминалось. Самых зловредных из них казнили по постановлению сената. Луция Питуания сбросили с Тарпейской скалы, а Публия Марция за Эсквилинскими воротами сначала жестоко высекли, а затем обезглавили. Возможно, применение таких старинных форм казни знаменовало торжество староримских традиций над чужеземными влияниями, к каковым магию и астрологию римляне справедливо относили.
