Полсотни вагонов хлеба – капля в море потребностей как России, так и Германии. Конечно, это с нашей стороны был лишь жест. Но жестом – вполне многозначительным – был и отказ Берлина: «вожди» германской революции старались отмежеваться от родства с русской революцией.
Но красным цветом Германия тогда была окрашена густо, как и остальные отвоевавшие европейские державы. И хотя к 1919 году на Россию навалилась ещё и Антанта, в англо-французских интервенционистских силах начиналось брожение.
Пройдёт немного времени, и, как уже было сказано, одесская эскадра французов задымит в направлении Босфора и Дарданелл – подальше от России и от «греха большевизма».
Даже англичане не чувствовали себя спокойно в новом мире, где возникла Советская Россия. Даром что английская элита немало потрудилась над созданием той «империи желудка», которой страстно желал Сесиль Родс. За пять лет до войны имущая Англия отважилась на крупные социальные реформы: страхование от болезней, безработицы, необеспеченной старости. По закону о страховании стариков, каждый английский подданный старше 70 лет, не имеющий средств к существованию, получал право на 5 казённых шиллингов в неделю. Деньги невеликие, но от голодной смерти спасали.
В тогдашнем мире это было явлением новым, «эпохальным». Но с появлением рабоче-крестьянского государства «смелые» реформы сразу как-то поблекли. Да и деньги на подобные «благодеяния» были во многом израсходованы во время войны, а после войны приходилось платить по военным долгам.
Англия беднела, общественная атмосфера накалялась, по стране начинали гулять мощные социальные вихри…
ГУЛЯЛИ вихри, но уже дипломатические, и по залам со съехавшимися в Версаль «миротворцами». 30 января 1919 года полковник Хауз записал в дневнике: «Казалось, что всё пошло прахом. Президент был зол, Ллойд Джордж был зол, и Клемансо тоже был зол. Впервые президент утратил самообладание при переговорах с ними…».
Не будем доверчивыми: «Дневники» Хауза писались в расчёте на обязательное опубликование их. Так что сплошь и рядом целью их автора была не фиксация подлинного положения вещей, а создание нужного Золотому Интернационалу (то есть искажённого до неузнаваемости) представления о подлинных мотивах, планах и решениях наднациональной Элиты.
Хотя сквозь полковничьи «дымовые завесы» – не хуже тех, которые так мастерски наловчился ставить за время войны морской министр Англии Черчилль – проступали порой и контуры правды.
И на этот раз дневниковая запись Хауза отражала явно имевшее место быть, то есть грызню. Да и могло ли не быть её среди хищников, готовых лить родную – как Теодор Рузвельт и пушечный король Шнейдер, потерявший на войне сына, или собственную – как магнаты на «Лузитании», кровь ради «золотых» выгод?
Выгод своих и своего класса.
«Дневники» Хауза были опубликованы во второй половине тридцатых годов, а в те времена, когда «полковник» был ещё занят практической политикой, Америка хотела сделать стержнем будущего мира Лигу Наций.
Естественно, «американская» Лига задумывалась, как рычаг господства Америки во всём мире, включая, конечно, и Европу.
Английский же проект видел Лигу как равноправный блок крупных империалистических государств, обеспечивающих status quo по части колоний и сфер влияния. Тут тоже всё было ясно: так сохранялось английское колониальное могущество.
Положение Франции было иным. В войне она потеряла каждого десятого мужчину, плодородные земли были засеяны осколками. И французов на конференции волновали дела более конкретные и близкие: ограбление Германии, возврат Эльзаса и Лотарингии, репарации и… «русский вопрос».
Маршал Фош раз за разом кричал:
– Мсье, если мы не покончим с «большевистской опасностью», то проиграем войну!
– А это ещё как? – удивлялись «коллеги».
– Германия побеждена, но что, если она в своих интересах урегулирует отношения с Россией или, не дай бог, сама станет жертвой большевизма, – пояснял маршал.
Он был даже готов пойти на сотрудничество с Германией в борьбе с русским большевизмом после подписания прелиминарного договора и считал, что такой вариант может оказаться очень ценным.
Буржуазная Франция оставалась верна себе: не допустить сближения русских и немцев любой ценой – и была готова ради этого даже лишиться части добычи при предстоящей её делёжке.
Французы заботились и о создании Польши как «барьера между Германией и Россией», по словам Клемансо. Возросший на двуличии, Клемансо лгал и тут. Польша замышлялась не как барьер, а как шлагбаум для новой войны, который будет поднят в своё время.
И, ПОЖАЛУЙ, на теме «версальской» Польши надо остановиться отдельно…
Осенью 1916 года из оккупированных земель русской Польши кайзеровская Германия создала первое в новейшей истории мира «независимое» Польское королевство. После поражения Рейха оно ушло в небытие, и ему на смену пришла Польша, вызванная к жизни уже Антантой. От германского варианта союзному варианту остались в наследство лишь кавычки при слове «независимая».
Смысл «польской государственности» в версальском исполнении был иным, чем в германском варианте. Теперь у Германии отторгался Данциг, а создаваемый «Польский коридор» к Балтийскому морю шириной под сто километров отрезáл от Германии Восточную Пруссию.
Границы с Польшей искусственно рассекали единые в хозяйственном отношении районы Германии и отсекали от родины обширные районы с чисто немецким населением. В военном отношении граница Германии с Польшей была вскрыта на сотнях километров.
Идеологические соображения «польско-советской дружбы» формировали в СССР совершенно искажённое и неадекватное восприятие Польши. Однако польский аспект проблемы европейской стабильности необходимо рассматривать прежде всего в свете его возможного дестабилизирующего потенциала, потому что Польша органически не может быть фактором стабилизации.
И умные люди понимали это всегда!
25 марта 1919 года премьер-министр Англии Ллойд Джордж направил участникам Парижской «мирной» конференции меморандум, озаглавленный «Некоторые соображения для сведения участников конференции, перед тем как будут выработаны окончательные условия» – так называемый «документ из Фонтенбло».
Ллойд Джордж писал: «Если в конце концов Германия почувствует, что с ней несправедливо обошлись при заключении мирного договора 1919 года, она найдёт средства, чтобы добиться у своих победителей возмещения… Поддержание мира будет… зависеть от устранения всех причин для раздражения, которое постоянно поднимает дух патриотизма; оно будет зависеть от справедливости, от сознания того, что люди действуют честно в своем стремлении компенсировать потери… Несправедливость и высокомерие, проявленные в час триумфа, никогда не будут забыты или прощены.
По этим соображениям я решительно выступаю против передачи большого количества немцев из Германии под власть других государств… Я не могу не усмотреть причину будущей войны в том, что германский народ, который достаточно проявил себя как одна из самых энергичных и сильных наций мира, будет окружён рядом небольших государств. Народы многих из них (Ллойд Джордж мог бы сказать и прямо: Чехии и Польши. – С. К.) никогда раньше не могли создать стабильных правительств для самих себя, и теперь в каждое из этих государств попадёт масса немцев, требующих воссоединения со своей родиной. Предложение комиссии по польским делам о передаче 2100 тыс. немцев под власть народа иной религии, народа, который на протяжении всей своей истории не смог доказать, что он способен к стабильному самоуправлению, на мой взгляд, должно рано или поздно привести к новой войне на Востоке Европы».
К Ллойд Джорджу не прислушались, и в результате передела территория Германии после Первой мировой войны уменьшилась на 13 процентов за счёт щедрых антантовских подарков Польше.
Через десять лет после появления «меморандума из Фонтенбло» некоторые аналитики в Англии заявляли, что создание Польского коридора с выводом Польши к морю – это «одно из самых тяжких известных в истории преступлений против цивилизации». Ни более и не менее! Англичанин Фоллик расценивал фактическую передачу Польше Данцига как второе тягчайшее преступление.
А вот оценка Польши тридцатых годов, принадлежащая американскому журналисту, хорошо знакомому с предметом: «Вполне можно застраховать пороховой завод, если на нём соблюдаются правила безопасности, однако страховать завод, полный сумасшедших, немного опасно»…
Итак, Польша – пороховой завод, полный сумасшедших… Это не я сказал, уважаемый читатель, а американец. Что ж, со стороны, из-за океана, наверное, виднее… Прибавлю лишь, что к этой давней оценке не мешало бы прислушаться и нынешней Европе… Тем более что и в Европе политические способности польских «верхов» умели оценить нелицеприятно даже те, кто им покровительствовал. Сам Черчилль во время Второй мировой войны, в октябре 1944 года, взбешённый тупым нежеланием эмигрантского «премьера» Польши Миколайчика признать будущие границы Польши с СССР по этнической «линии Керзона», бросил лондонским полякам: «Вы не правительство, вы ослеплённые люди… У вас на уме только низменные собственные интересы… Ваша аргументация является, попросту говоря, преступной попыткой сорвать соглашение между союзниками… Вас следует посадить в больницу для умалишённых».
