Только Горбачев не хочет дразнить капиталистического быка красной тряпкой, да еще повторять догматические зады сталинских ихтиозавров, которые, как и те бурбоны ничего не забыли и ничему не научились.
Партия глубоко презирала ленинские реформы нэпа, чем и воспользовался Сталин. Партия явно саботирует реформы второго нэпа — горбачевского, чем могут воспользоваться сталинисты.
XIX партконференция, на которой некоторые делегаты открыто потребовали вывода из состава Политбюро и ЦК таких виновников брежневщины, как Лигачев, Чебриков, Громыко, Соломенцев, доказала, что страна идет навстречу новому политическому кризису в руководстве с продолжающимся углублением кризиса национальных отношений. Предсказать такой кризис легко, но представить себе его возможные результаты крайне трудно, теряясь в догадках, какие же реальные силы стоят за Горбачевым, тогда как силы Лигачева у всех на виду.
Все решения XIX партконференции останутся на бумаге, если их претворение в жизнь зависит от воли «коллективного руководства» ЦК КПСС, ибо «коллективное руководство» при однопартийной системе есть коллективная безответственность, как это доказало время застоя Брежнева с его тотальной коррупцией от низов до самых верхов. Оглядываясь назад на историю и исторический опыт всех олигархических режимов, к которым безусловно относится и советский режим партократии, можно констатировать одну историческую закономерность: на субстанциональные реформы политической системы эпохального значения олигархия не способна. На это способна только сильная личность с железной волей, революционной решимостью и неограниченными полномочиями. Нет слов, любая диктатура — олигархическая или личная — явление омерзительное. Однако личная диктатура для подготовки скачка «из царства необходимости в царство свободы» — это нечто вроде «скорой помощи» для спасения великой нации от дегенерации и богатейшей страны от вечной нищеты. Такая личность и нужна сегодня Советскому Союзу. Она, может быть, уже существует в потенции, в становлении. Сейчас на вершине партии образовалось явное «двоевластие» с двумя «генсеками» — есть генсек «де юре» Горбачев, который председательствует в «малом партпарламенте», то есть в «говорильне» в лице Политбюро (в нем генсек «де юре» имеет большинство), но есть и генсек «де факто» — Лигачев, который руководит Секретариатом и аппаратом ЦК, то есть фактическим партийным и советским правительством СССР, выдвинутый на этот пост «малым партпарламентом» по поручению «большого партпарламента» (Пленума ЦК КПСС, где большинство имеет Лигачев). Эту открытую тайну сообщил всей партии и стране на XIX партконференции сам Лигачев, когда заявил:
«Несколько слов о работе Секретариата ЦК. Мне поручено вести текущую работу в Секретариате ЦК. Это поручение Политбюро. Секретариат упор делает на организацию и контроль текущей работы» («Правда», 02.07.1988).
Начиная со Сталина, все генсеки — Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко сами непосредственно руководили аппаратом ЦК и сами выбирали себе первого помощника или «второго секретаря» в ЦК, а вот теперь Секретариатом руководит не Горбачев, а Лигачев. На партийном языке это значит, что Лигачев не ответственен перед генсеком «де юре», а только перед «малым и большим партпарламентами», как и сам Горбачев. Это беспрецедентное структурное «двоевластие» в ЦК собственно и является основным «механизмом торможения» перестройки, демократизации, гласности. Ведь все генсеки были сильны тем, что они держали руку на руле фактического управления партией и государством — Секретариата и аппарата ЦК. За этим рулем стоит сейчас не Горбачев, а Лигачев. Поэтому я его и называю генсеком «де факто». Партия в душе на стороне генсека «де факто», но умом она колеблется в сторону генсека «де юре». Этим объясняется, что конференция, подготовленная Лигачевым и его аппаратом, несмотря на все оговорки и сомнения, все же приняла, с некоторыми важными коррективами, предложенный Горбачевым план реформ политической структуры страны. Самой решающей и самой главной из всех реформ надо признать предложение Горбачева об унификации высшей партийной и государственной власти в одном лице с полномочиями в широком масштабе. Это учреждение поста председателя Верховного Совета СССР, являющегося одновременно и главой партии даже не будучи генсеком. Ленин не был генсеком. Чтобы без внутренних потрясений отнять у партии ее монополию на власть и вернуть «кесарю — кесарево» под вновь пущенным в ход лозунгом Ленина, провозглашенным накануне Октября, «Вся власть Советам!», Горбачеву ничего не оставалось, как предложить партии компромисс — поставить во главе нижестоящих государственных органов первых секретарей каждого уровня. Это, на первый взгляд, как будто противоречило общему замыслу самого Горбачева о разделении и разграничении функций между партийными и государственными органами. Однако в нынешний переходный период не было никакой возможности получить согласие партии на фактическую узурпацию ее монопольной власти иначе, как пересадив первых секретарей с их партийных кресел в кресла чиновников государственного аппарата, объявив государственные должности их основной функцией, а партийную работу функцией идеологического порядка. Все это нужно было Горбачеву, чтобы сделать следующий шахматный «ход конем» со стратегическим умыслом: учредить названную должность главы государства с прерогативами наподобие прерогатив американского президента. Иначе говоря, превратить советскую генсековскую систему в «президиальную систему». Вот какие должны быть, по Горбачеву, прерогативы советского президента:
«По мнению ЦК КПСС повышению роли высших представительных органов и всей системы Советов народных депутатов, укреплению правового характера власти, лучшему представительству Советского Союза в мировых делах отвечало бы учреждение поста председателя Верховного Совета СССР. Следует установить, что он избирается и отзывается путем тайного голосования съезда народных депутатов СССР… В условиях общего повышения роли представительных органов председатель Верховного Совета СССР должен быть наделен достаточно широкими государственными полномочиями. Он мог бы в частности осуществлять общее руководство подготовкой законов и важнейших социально-экономических программ, решать ключевые вопросы внешней политики, обороноспособности и безопасности страны, возглавлять Совет Обороны, вносить предложения о кандидатуре председателя Совета Министров СССР, а также выполнять ряд других обязанностей, традиционных для такого поста в государстве» («Правда», 29.6.1988).
Что же остается тогда генсеку «де факто» — шеф-идеологу Лигачеву? Ему остается архи-архивная идеология марксизма-ленинизма, которая никому не нужна, прежде всего не нужна самому Лигачеву.
Когда Горбачев выдавал свое предложение за «мнение ЦК КПСС», то, по всей вероятности, речь шла о Политбюро, а не о Пленуме ЦК КПСС. Этим надо объяснять, что партконференция приняла предложение об учреждении должности председателя Верховного Совета СССР, но обошла полным молчанием вопрос о его функциях и правах, описанных Горбачевым в его докладе. У Горбачева не обязательно председателем (президентом) Верховного Совета СССР должен быть нынешний генсек «де юре», им может быть и Лигачев, и даже теперешний председатель Президиума Верховного Совета Громыко, на то ведь и «выборы с тайным голосованием». Но поскольку президента выбирает не партия, а «съезд народных депутатов», то больше шансов быть избранным у Горбачева. Странно, что такие выдающиеся деятели и убежденные сторонники перестройки, как Борис Ельцын и академик Абалкин, видно совсем не поняли стратегический замысел Горбачева в данном комплексе вопросов о перестройке политической системы. Зато Лигачев и консервативный пленум ЦК это поняли и поэтому не занесли в резолюцию то, что говорил Горбачев о прерогативах и широких государственных полномочиях председателя Верховного Совета СССР.
Кто не в курсе тонкостей функционирования внутреннего механизма власти партократии, тот оставит не замеченным один важнейший факт: всесоюзные конференции КПСС имеют значение только совещательного органа партии, в отличие от ее законодательных органов: съездов партии и Пленумов ЦК между очередными съездами партии. Поэтому конференции КПСС не имеют права выбора нового состава ЦК или права его обновлять, как этого требовали сторонники Горбачева накануне XIX партконференции на страницах «Правды», ссылаясь на «прецеденты», созданные Лениным на двух конференциях до Октябрьской революции и на один прецедент на сталинской XVIII конференции в феврале 1941 года. Самое главное решения Всесоюзной конференции приобретают по уставу партии законодательную силу для партии только в том случае, если они утверждены Пленумом ЦК. Подобное утверждение всегда происходило в конце каждой конференции на специальном Пленуме ЦК. Такой Пленум ЦК не состоялся после XIX партконференции и поэтому решения XIX партконференции не закон, а только рекомендации. Только через месяц Пленум ЦК подтвердил их как рекомендации. Это оставляет открытым вопрос об их судьбе в продолжающейся борьбе за власть в Кремле. Единственное оружие у Горбачева в этой борьбе — это его дар анализировать и пропагандировать. Однако, у партии другая иерархия ценностей, ей, воспитанной на плоских стереотипах сталинского жаргона, чужды всякие духовные поиски, политическое мудрствование и ораторское красноречие. Серые партаппаратчики утвердились во главе партии и государства на основе неписаного сталинского закона — не допускать к власти оригинальных мыслителей и ярких ораторов. Кто выделялся из серой партаппаратной массы, уже считался подозрительным. Возьмите того же Горбачева. Ведь он уже за семь лет до своего генсекства все-таки был одним из секретарей ЦК КПСС, но он был достаточно разумным, чтобы не высовываться из серой секретарской массы со своими выдающимися способностями. Но эти способности пригодились сегодня Кремлю в его международной политике. Одной своей риторикой, заимствованной из буржуазной правовой философии, Горбачев творит политико-психологические чудеса. Кто мог бы даже в мыслях представить себе, что такой выдающийся политический талант всего западного мира и закоренелый враг коммунизма, как Франц Йозеф Штраус, после трехчасовой беседы с Горбачевым вернется из Москвы в полном восхищении от его личности и от его политики. Кто мог бы допустить, что такой убежденный антикоммунист, как президент Рейган, откажется после последней встречи с Горбачевым от своего знаменитого изречения: «СССР — это империя зла». Что говорить тогда о рядовых обывателях. На опросах общественного мнения в Европе, кто из политических лидеров мира заслуживает наибольшего политического доверия, Горбачев занял первое место. На подобном опросе в католической Польше, этого вечного врага России, одинаково как царской, так и советской, Горбачев занял второе место после ее собственного земляка — Папы Римского. Однако все рекорды участников мировой эйфории в адрес Горбачева побила одна американка. Она решительно и безапелляционно заявила: