Конечно, в Екатеринбурге Соколов никогда не смог бы найти свидетелей, которые могли бы рассказать о том, какое влияние оказали на судьбу Романовых Белобородов или Голощекин. Уголовный розыск в лице Александра Кирсты нашел и других свидетелей, которые поддержали версию, рассказанную Мутных. Германский подданный Иван Гиршфильд, показал, что, по крайней мере, две великих княжны содержались в Пермском ЧК в конце августа или в начале сентября.
Почтовый чиновник Сибирев свидетельствовал: «…после падения Екатеринбурга, Великие княжны Ольга и Татьяна Николаевны с девицей жили в пермском доме; там же находилось большое количество собственности, принадлежащей царской семье, как это было отмечено на коробках…»
Эти два свидетеля рассказали только о двух заключенных Романовых, но это, по-видимому, только часть истории. Доверять их свидетельствам полностью нельзя, поскольку они получены из вторых рук. Гиршфильд получил сведения от хозяина меблированных комнат, а Сибирев — от одного человека из Дома Инвалидов.
Но Кирста нашел трех других свидетелей, которые подтверждали показания Мутных, они видели также царицу и ее четырех дочерей всех вместе. Сначала это была Евгения Соколова, преподавательница истории в средней школе имени Тургенева в Перми, которая показала: «Уже давно я интересуюсь вопросом о судьбе императорской семьи. В гимназии имени Тургенева, где я преподаю историю и словесность, учились при совдепии родственники коммунистов, при помощи которых и других лиц мне удалось узнать, что бывшая государыня и ее четыре дочери, будучи эвакуированы из Екатеринбурга, жили в каких-то номерах, что их охраняли видные коммунисты, не доверяя таковую красноармейцам, сильно издевавшимся над семьей».
Это подтверждало свидетельства, но все же это были также вторичные сведения, полученные из различных источников, включая студентов из семей местных коммунистов. Но 30 марта 1919 года Кирста нашел другого свидетеля; это была
Глафира Малышева, жена пермского коммуниста, у которой нашли салфетки с императорскими монограммами.
Эта женщина рассказала: «Не помню месяца, но было так, что мой муж Рафаил Малышев, работавший на заводе Мешкова, не возвращался домой. Я пошла к своей свекрови и от нее узнала, что мой муж на дежурстве в доме Акцизного управления, на углу Покровской и Обнинской улиц, наискось ломбарда, дом — красный.
Я пошла туда, и в передней первого этажа застала мужа и с ним еще несколько человек в штатских костюмах, все заводские. Я спросила мужа, что он делает, и узнала от него, что он на карауле и охраняет дочерей 6. государя. Я изъявила желание видеть кого-либо из них, и муж посоветовал мне подождать, пока одна из них спустится вниз сверху, где стояли их сундуки, и, действительность, вскоре я увидела спускавшуюся с лестницы девушку невысокого роста, скорее среднего, стриженную, с очками в золотой оправе, волосы светлорусые с рыжеватым оттенком.
Была худа, бледна, изможденная и на вид больная. Она быстро прошла мимо меня: я стояла издали и только мельком ее видела. Более об этом у меня с мужем разговоров не было».
Показания Глафиры Малышевой, как и показания Мутных неоднократно подвергались сомнениям, и она придумала два объяснения, как к ней попали салфетки Романовых, найденные у нее. Сначала она сказала, что их принес домой муж из Акцизного управления, потрепанные и грязные, поскольку они были выброшены. Позже Малышева, на которую, по-видимому, оказывалось давление, сказала, что она сама взяла эти салфетки: «Я подняла их непосредственно с пола тогда, когда я видела девочку в Акцизном управлении, про которую мой муж сказал, что это Великая княжна. Салфетки лежали на полу в коридоре. Мне сказали, что они никому не нужны, и они были выброшены».
Военные следователи допросили и свекровь Малышевой, и она подтвердила часть истории: «Мой сын Рафаил Малышев — коммунист, женат и жил отдельно от меня, но часто приходил ко мне и помню, что как-то сын Рафаил придя ко мне, рассказывал, что он сейчас с дежурства, где охранял семью 6. царя. Недели за две Рафаил уехал из Перми, но куда и зачем не знаю, ибо он не попрощался со мной. Когда же я спросила Рафаила где живет царская семья, Рафаил сказал: «В номерах», но в каких — не назвал».
В итоге мы получили свидетельства, что Романовы были живы и находились в Перми; первый свидетель Наталья Мутных, которая сказала, что она видела и узнала женщин Романовых, и второй — Глафира Малышева, которая также сказала, что видела одну из Великих княжон, но только потому, что ее муж, один из охранников, заранее уверил ее, что это действительно была дочь царя, которую он охранял.
Описание «невысокого роста, скорее среднего, стриженная, с очками в золотой оправе, волосы светло-русые с рыжеватым оттенком», могло бы соответствовать Ольге. Но свидетельница говорит, что она бросила только беглый взгляд на «Великую княжну», и у нас нет ничего большего для идентификации. Однако Мутных, старшая Малышева, и Соколова, все говорят, что семья жила в «номерах», и Мутных, и Малышева, утверждают, что это было в здании Акцизного управления.
И Мутных, и Соколова утверждают согласно, что заключенные были настолько важными персонами, что их охраняли представители руководства большевиков, а не обычные крестьянские призывники. Мутных при допросе 8 марта утверждала, что: «Быв. государя семью в Перми держали очень секретно и окарауливали их только областники коммунисты и видные члены их партии. Даже есть им приносили ночью».
Если семья охранялась только руководством большевиков, то это сильно затруднило задачу для Уголовного розыска. Все большевистское руководство сбежало из города в декабре 1918 года, поскольку белогвардейцы были уже рядом.
Свидетельство Мутных остается ключевым свидетельством того, что женщины семейства Романовых находились в Перми, а один из отрывков ее показаний еще раз подтверждает, что рассказанная ею история была правдой. Она мельком упоминает, что пошла в комнаты Берзина для того, чтобы увидеть Романовых вместе с «Анной Костиной, секретарем товарища Зиновьева». Григорий Зиновьев был одним из тех, из кого состояло правительство Ленина, был членом Центрального Исполнительного комитета, был также специалистом в немецких делах. Если Москва нуждалась в надежном человеке, который бы организовал, наблюдал, давал инструкции по содержанию Романовых, то секретарь Зиновьева была наиболее удачным выбором; она была женщиной, она могла следить за спецификой содержания заключенных женщин, и была в высшей степени лояльна к Москве. Мы обнаружили эту Анну Костину, она была на Урале, и, вероятно, в штабе в Перми, в то самое время, когда Наталья Мутных там ее видела.
Среди фотографий собранных Соколовым, обнаруженных в Париже, нашлась копия большевистской телеграммы 4852, посланная из Екатеринбурга в Петроград, от 18 июля 1918 года:
«Петроград Смольный Зиновьеву
Уральский облсовет и облаком считая совершенно необходимым участие товарища Костиной специальной ответственной работе оставляет ее поэтому Урале…
(Подписано) Облсовет»
Другими словами, подписавшиеся, председатель Белобородов и его чиновники, ответственные за судьбу Романовых, просят помощи Анны Костиной. 18 июля — существенная дата. Телеграмма была послана буквально на следующий день после исчезновения Романовых. Характер работы скрывается за словами «специальная ответственная работа» — тот же самый большевистский жаргон, который использовался при задержании императорской семьи в Екатеринбурге.
Адрес «Петроград Смольный Зиновьеву» показывает, что телеграмма действительно предназначена для Григория Зиновьева в Центральном Исполнительном комитете; это было время, когда правительство переехало в Москву, новую столицу, кроме Григория Зиновьева, который оставался в Петрограде в течение некоторого времени.
Из показаний свидетелей в Перми, более чем вероятно, что 18 июля товарищ Костина была занята тем, что сопровождала женщин Романовых при переезде из Екатеринбурга в Пермь; в последующие нескольких недель ее «специальная ответственная работа» заключалась в наблюдении за этими заключенными в то время, когда Москва торговалась с Германией по поводу судьбы Романовых.
Неудивительно, что ее начальник, Зиновьев, при общении с прессой, сказал, что семья царя жива и находится в городе, «местоположение, которого он отказался раскрыть». Этим городом была Пермь.
Весной 1919 года следователь Кирста ломал голову над собранными свидетельствами, а в это время история спасения Романовых вышла на новый виток. Появилась высокопоставленная беглянка, возможно, Великая княжна Анастасия. Может быть, существенным является то, что это свидетельство получено в начале 1919 года, за одиннадцать месяцев до того, как в Берлине была вынута из канала женщина, назвавшая себя Анастасией.
