младшим родственникам. До такой степени упало значение киевского стола в глазах северного князя!
С того момента, когда Владимир был предпочтен Киеву, ясно обозначился поворот в исторической жизни русского народа: ее средоточие с юга переходило на северо-восток.
Современники, по-видимому, не сознавали такого поворота и не оценили вполне этого пренебрежения к древней столице со стороны суздальского князя. Так, киевский летописец упомянул об отдаче ее Глебу Юрьевичу без всякого замечания. Он более придавал значения другому обстоятельству. Взятие и разграбление Киева, по его словам, совершились за грехи киевлян, а «наипаче за митрополичью неправду». Митрополит (Константин II?) в то время наложил какое-то запрещение на Поликарпа, игумена Печерского, за то, что последний считал дозволенным вкушать масло и молоко по середам и пятницам в господские праздники. Сторону митрополита в этом случае держал и епископ Черниговский Антоний, который воспрещал черниговскому князю вкушать мясо в господские праздники; Святослав Всеволодович разгневался за то на Антония и лишил его епископии. Все это показывает, до какой степени в юной русской церкви считались важным делом вопросы и разногласия о постных днях и как строго держались преданий византийской церковности духовные лица из греков.
Подчинив своей зависимости старый Киев, суздальский князь решил наложить свою руку и на вольнолюбивый Новгород, который вопреки его желанию изгнал от себя Святослава Ростиславича и дал княжение сыну Андреева врага, Роману Мстиславичу. Кроме того, у суздальцев были нередки столкновения с новгородцами в Заволочье или на Северной Двине, где и те и другие хотели собирать дани. Почти в одно время с киевским погромом новгородская дружина, отправленная с воеводою Даниславом Лазутничем за Волок для сбора даней, подверглась нападению Андреевых воевод; хотя суздальцы были многочисленнее, однако они потерпели поражение. Это обстоятельство ускорило предприятие Андрея против новгородцев. Зимой того же 1169 года он послал на них многочисленную рать под начальством тех же предводителей, которые ходили на Киев, то есть сына своего Мстислава и воеводы Бориса Жидиславича. С этою ратью опять соединились дружины муромская, рязанская, смоленская и даже полоцкая. Она жестоко опустошила на своем пути новгородские волости и осадила самый Новгород. Граждане, предводимые своим молодым князем Романом и посадником Якуном, мужественно оборонялись и отбили все приступы суздальцев. Между тем в войске осаждавших начался сильный мор; люди и кони гибли от недостатка припасов, так как окрестная страна, и без того довольно скудная, была ими совершенно разорена. Наконец в одной удачной вылазке новгородцы нанесли неприятелям поражение и взяли такое множество пленников, что продавали суздальца за две ногаты. Ратники Андрея принуждены были со стыдом уйти домой. Летописец с ужасом говорит, что некоторые из них ели конинное мясо в Великий пост: до того был велик голод. Избавление Новгорода от сильного неприятеля не замедлило украситься преданием о чудных знамениях; в особенности рассказывали об иконах Богородицы, источавших слезы, которые предвещали нашествие врага и свидетельствовали о заступлении Пресвятой Девы за Новгород. В память своего избавления новгородцы установили праздник Знамения Богородицы 27 ноября.
Недолго, однако, Новгород торжествовал свою победу. Борьба с суздальским князем была неравная; в руках его находилось могущественное средство: он прекратил подвоз хлеба из поволжских областей, и в Новгороде настала страшная дороговизна. Не далее как в следующем, 1170 году граждане смирились, отослали от себя Романа Мстиславича, заключили мир с Андреем и приняли от него князя. Так как уже не было в живых Святослава Ростиславича, за изгнание которого гневался суздальский князь, то он послал к ним одного из братьев Святослава, Рюрика. Впрочем, последний не поладил с новгородцами и скоро удалился от них; тогда Андрей дал им в князья своего молодого сына Юрия.
Между тем на юге перемены быстро следовали одна за другой. Мстислав Изяславич не покидал своих притязаний на киевский стол и пытался отнять его у Глеба Юрьевича, имея союзником галицкого князя. Из отдельных случаев их войны замечателен следующий. В это время скончался князь Пересопницкий и Дорогобужский, внук Мономаха Владимир, сын храброго Андрея Переяславского, давшего гордый ответ Всеволоду II. Другой внук Мономаха, упомянутый выше Владимир Мстиславич, немедленно пришел к Дорогобужу, чтобы захватить этот удел. Но дружина умершего князя не пустила его в город. Владимир поцеловал крест на том, что он не тронет имущества ни дружины, ни вдовы своего двоюродного брата. Но едва дорогобужцы впустили его в город, как вертлявый Владимир не только захватил себе все имение и стада покойного князя, но и вдову его выгнал из города. Княгиня взяла еще непогребенное тело своего супруга и отправилась в Киев, чтобы похоронить его в Андреевском или Янчине монастыре: вероятно, таково было желание покойного князя. Княгиня остановилась с телом в Вышгороде у Давида Ростиславича. Глеб Юрьевич послал к ней из Киева печерского игумена Поликарпа и андреевского игумена Симеона, чтобы сопровождать гроб с пением погребальных псалмов и обычными церковными обрядами. Но к Киеву в это именно время приблизилась рать Мстислава II и его союзников; а покойный Андреевич был на стороне его врагов, потому что также имел притязания на Владимир-Волынский. Давид, опасаясь неприятеля, не пустил от себя вдовую княгиню и вызвал охотников из дружины покойного провожать гроб. Но никто из нее не пошел, боясь мести от киевлян: конечно, эта дружина принимала деятельное участие в разграблении Киева вместе с суздальцами. Игумен Поликарп просил Давида, чтобы он отпустил несколько человек из собственной дружины; а иначе некому было вести княжего коня за гробом и нести перед ним стяг покойного, как этого требовал обычай. Но Давид отпустил только священников из церкви Бориса и Глеба, и те вместе с игуменами и чернецами похоронили князя в монастыре Святого Андрея. Это происходило в феврале 1170 года. Мстислав II вскоре скончался; а за ним последовал и соперник его Глеб Юрьевич (1172).
Андрей перевел в Киев из Смоленска старшего Ростиславича, Романа; другие два брата последнего также княжили в Киевской земле: Давид — в Вышгороде, а Мстислав — в Белгороде. Но согласие Андрея с Ростиславичами продлилось недолго. Какие-то злые люди донесли суздальскому князю, что брат его Глеб был отравлен; указывали на некоторых киевских бояр, именно на Григория Хотовича и двух других, как на виновников его смерти. Андрей потребовал выдачи этих бояр. Но братья Ростиславичи не исполнили его требования. За это ослушание Андрей велел им всем троим уйти из Киевской земли в свою наследственную Смоленскую область, сказав: «Делитесь там, как хотите». А Киев он приказал отдать брату своему Михалку, который в то время сидел в Торческе, то есть в земле черных клобуков; при
