К тому же высокопоставленные офицеры имели свои личные счеты к полковнику Мясоедову. При военном министре ген. В. А. Сухомлинове, как считалось, он одно время руководил деятельностью жандармской организации в армии, призванной следить за политической благонадежностью офицерства после Первой Русской революции 1905–1907 гг. И хотя принадлежность к жандармейщине не была доказана, так считали многие и потому принимали за истину в последней инстанции. Понятно, что офицерский корпус негативно относился к жандармской работе, вплоть до того, что офицерам, перешедшим в жандармерию, бывшие сослуживцы не подавали руки при встрече. Теперь же в руки попал один из высокопоставленных функционеров, некогда распоряжавшийся составлением «черных списков», от которых зависело продвижение офицера по службе.
В середине марта полковник Мясоедов был повешен в Варшаве. Поспешность казни была вызвана тем, что вешали невинного человека, что прекрасно сознавалось как судьями, так и великим князем Николаем Николаевичем. В низах же эту поспешность интерпретировали как стремление скрыть разоблачение других, еще более высокопоставленных предателей.
Контрразведка Варшавского военного округа, теперь работавшая в штабе Северо-Западного фронта, во главе с полковником Н. С. Батюшиным поспешила «раздуть дело», произведя массовые аресты, после чего к массе людей были применены суды, высылки в глубь империи, тюремное заключение и прочие меры. «Последствием этой варварской казни была захлестнувшая Российскую империю шпиономания. Повальные аресты, сотни обысканных квартир, тысячи страниц конфискованных документов».[369] По «делу Мясоедова» были повешены еще несколько человек, в отношении которых можно было говорить о чем угодно, но только не о шпионаже. Неизвестно, как чувствовали себя судьи, выносившие не что-нибудь, а смертные приговоры людям, о невиновности которых для такой меры наказания они прекрасно знали. Единственным «оправданием» может стать тот факт, что Верховный главнокомандующий лично настаивал на смертных и жестоких приговорах, угрожая начальству Варшавы смещением с должности в случае проявленной мягкости.
Десятки тысяч напрасно погибших солдат и офицеров вследствие некомпетентности Верховного главнокомандования, миллионы выселенных в ходе эвакуации 1915 года, прямое и откровенное предательство императора, приведшее его вместе с семьей к гибели, — вот лишь небольшой перечень преступлений, оставшихся на совести великого князя Николая Николаевича.
Бесспорно, что в ходе расследования в сети контрразведки попали и действительные шпионы, и просто темные махинаторы. Но смысл «дела Мясоедова» заключался в том, что оно, имея конечной целью удар по военному министру ген. В. А. Сухомлинову — личному врагу великого князя Николая Николаевича, было широко разрекламировано на всю страну. В данном контексте неважно, был ли виновен Мясоедов настолько, чтобы быть повешенным. Главное — военное министерство было обвинено Ставкой в неподготовленности Российской империи к войне.
Тот же факт, что неумелое руководство военными действиями со стороны Ставки и великого князя Николая Николаевича лично эту неготовность усугубило до критической величины баланса на краю пропасти, остался недоступным для солдат и офицеров, а также всего населения страны. Разве это военный министр умудрился катастрофически проиграть заблаговременно подготовленную до войны Восточно-Прусскую операцию при исходном превосходстве в силах? Что же тогда делал Верховный главнокомандующий — преспокойно почивал в штабном вагоне? А ведь в начале войны русская Действующая армия имела все, потребное для сражения: и прекрасно подготовленных людей, и винтовки, и патроны. Как же можно было потерять четверть миллиона солдат и офицеров за три недели в наступательной операции? Это надо уметь — вот великий князь Николай Николаевич и сумел.
В данном конкретном случае арест Мясоедова помог объяснить новое тяжелое поражение — разгром русской 10-й армии в Августовской оборонительной операции января-февраля 1915 года, так как именно в штабе 10-й армии работал С. Н. Мясоедов. Действительный виновник поражения — главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н. В. Рузский поспешил санкционировать арест Мясоедова. Главным же организатором судилища выступил ближайший помощник генерала Рузского — ген. М. Д. Бонч-Бруевич, родной брат соратника В. И. Ленина, его личного секретаря и канонического биографа, В. Д. Бонч-Бруевича. Того самого Бонч-Бруевича, что в марте 1917 года первым опубликует Приказ № 1, разваливший российские Вооруженные силы. Брат-генерал в СССР опубликует мемуары под характерным названием «Вся власть Советам!». Можно ли поразиться тому, что этот человек сделает все, потребное для дискредитации царского режима?
Итак, вся информация о поразившей Вооруженные силы «измене» шла сверху. Поэтому в «низах» «дело Мясоедова» приобретало порой совсем уже невероятную окраску, раздуваемую дикими слухами. Отступавшие войска с удовольствием муссировали слухи, так как не могли найти иного оправдания своим поражениям. Личность великого князя была чрезвычайно популярна в войсках,[370] и обвинить его в неудачах, что было бы естественно, не желали. Так, участник войны (младший офицер) передает следующие слухи, которые витали вокруг истории с полковником Мясоедовым: якобы предательство С. Н. Мясоедова раскрыл специально для этого присланный из Франции генерал По (глава французской военной миссии в России), а саму шпионскую организацию вскрыли японцы и через генерала По довели до сведения русских. Участие в шпиономании союзников, как это воспринималось в низах Действующей армии, вообще весьма характерно. Спустя полтора года именно союзники (в данном случае — англичане) будут реально стоять за подготовкой убийства Г. Е. Распутина — человека, который последовательно настаивал на выходе России из войны, ведшейся за интересы Англии, но не России. Называлась и сумма предательства Мясоедова — 100 000 000 марок.[371] Ясное дело, чем невероятнее цифра «Иудиных денег», тем ей больше доверия.
И дело даже не в том, что хватали, в основном, невиновных, во время войны это обычное явление, корень проблемы состоял в гласном раздувании поиска «шпионов», что самым негативным образом влияло на настроения на фронте и в тылу. Это все равно, если бы в 1941 году на весь Советский Союз и на весь мир непрестанно кричали о поимке «предателей» и «шпионов» — генералов Павлова, Климовских, Рычагова и многих прочих, несправедливо обвиненных накануне Великой Отечественной войны и в ее начале военачальников. Каковы бы тогда были настроения тыла, и отступавших под ударами гитлеровцев солдат и офицеров Красной Армии? Войскам объявили о «стрелочниках», генералитет получил пример наказания за неумение, дабы всегда помнить о собственной ответственности, этим дело и ограничилось.
О Первой мировой войне один из главных виновников падения монархии и, следовательно, всей старой России, лидер кадетской партии П. Н. Милюков в эмиграции сам писал, что «дело Мясоедова» подтвердило «измену» в Вооруженных силах. Ясно, что себя самого, сделавшего все, чтобы объективным ходом революционного процесса к власти в России пришли большевики, П. Н. Милюков в «измене» не обвинял. Хотя полковник Мясоедов, чья вина так и не была доказана, в отличие от Милюкова, не клеветал на руководителей страны, не вел закулисных переговоров с союзниками о подготовке государственного переворота в своем воюющем Отечестве, не готовил смену патриархальной монархии на господство олигархического капитала. У. Фуллер дает прекрасную характеристику произошедшему: «поведение некоторых политиков, как либеральных, так и консервативных, а также кое-кого из генералитета в деле Мясоедова — Сухомлинова в нравственном смысле оказалось столь чудовищным, что невозможно не содрогнуться. Принести в жертву политической целесообразности жизнь невинного человека — это подлость. Но еще большая подлость — разбить его семью, обесчестить страдальца и самое имя его смешать с грязью». Стоит ли удивляться, что если о подготовке убийства Г. Е. Распутина осенью 1916 года знали многие думцы, то открыто намекнуть на преступление с думской трибуны не постеснялся именно П. Н. Милюков? Какое же наказание понесли фактические соучастники убийства, если минимумом отделались непосредственные убийцы? Или личность жертвы сама по себе — это уже оправдание унизительной уголовщины?
Помимо прочего, распространение информации о чуть ли не глобальной шпионской сети в России имело и внешнеполитическую устремленность. Русская Ставка могла козырять этим доводом перед союзниками по коалиции, оправдываясь в собственных неудачах. Действительно — кто же еще виновен в поражениях, если не наводнившие страну шпионы? Тупоголовость самого Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича, абсолютная бездарность его начальника Штаба ген. Н. Н. Янушкевича и упрямая бесталанность генерал-квартирмейстера Ставки ген. Ю. Н. Данилова оказывались как бы вовсе и ни при чем. Это — очень удобная позиция: неудача за неудачей, а ты остаешься героем и талантливым полководцем в восприятии широких масс фронта и тыла. Те же, кто понимает истинную суть проблемы, помалкивают, чтобы не оказаться самим «записанными в шпионы». Ведь Мясоедов-то носил не «немецкую» фамилию, а самую что ни на есть русскую.
