Византийское право, исключая, конечно, церковное право, было прямым историческим продолжением римского права. Именно в ранний византийский период, в правление Юстиниана, произошла окончательная кодификация римского права. Таким образом, через Византию русские рано познакомились с римским правом. Византийские собрания церковных канонов и указов императоров относительно церкви известны как Номоканоны. Существует несколько их вариантов. Из «Церковного устава» св. Владимира мы знаем, что он обращался к одному из этих собраний. По-русски Номоканон назвали «Кормчей»271.
Что касается византийского гражданского права, то наиболее популярные монографии, такие, как «Эклога», «Прохирон» и «Номос Георгикос» (Земледельческий закон), были хорошо известны в средневековой Руси. Выдержки из «Эклоги» и «Прохирона» – если не полные их тексты – появились в славянском переводе в киевский период. «Земледельческий закон» был переведен, вероятно, в конце двенадцатого или начале тринадцатого века.
В десятом веке в Болгарии было составлено славянское руководство по праву, известное как «Закон судный людем». Оно преимущественно основывалось на «Эклоге» и было чрезвычайно популярно на Руси.
В результате переводов упомянутых выше сводов законов и руководств русский юрист одиннадцатого и двенадцатого веков, даже если он не знал никаких других языков, кроме славянского, располагал целой полкой юридических книг. Тем, кто знал греческий, разумеется, были доступны все оригинальные своды. Нужно отметить, однако, что, несмотря на знакомство русских юристов с византийским правом, первая редакция «Русской правды», записанная в начале одиннадцатого века и известная под названием «Правда Ярослава», основана на славянском обычном праве.
Второй русский свод, известный как «Правда Ярославичей» и датируемый примерно 1072 г., посвящен преимущественно защите княжеских служащих и имений. Его источниками являются различные княжеские указы; однако содержание свода позволяет нам предположить определенное влияние германского княжеского права и византийского права. Так называемая пространная редакция «Русской правды», кодифицированная, вероятно, в шестидесятых годах одиннадцатого века, значительно более разработанный свод, чем две предыдущие редакции, и в ней чувствуется рука юриста, сведущего в византийском праве272.
Хотя и знакомые с византийским правом, русские юристы двенадцатого века не перенимали безоговорочно все его нормы. Напротив, они продемонстрировали завидную независимость от византийских учителей, что само по себе свидетельствует о высоком уровне юридической мысли в Киевской Руси. Русские приняли то, что казалось им полезным для русского права, и отказались или модифицировали все, что сочли несовместимым с русской жизнью. Так, они последовали принципам византийского права – или скорее в этом случае римского права – в легализации процента по займам. Как хорошо известно, западное право этого периода, под влиянием церкви, не признавало законности процента по займам, который считался «ростовщическим». Но, следуя византийской линии в вопросе о займах, русские не взяли из византийской традиции ни смертного приговора, ни телесных наказаний. Во всех случаях, когда византийский закон предписывает порку или другие формы телесного наказания, «Правда» заменяет их денежными штрафами: такое‐то количество гривен вместо такого‐то количества плетей.
Сравнение разных редакций «Правды» может помочь охарактеризовать методы кодификации, применявшиеся русскими юристами. Начиная с конкретного случая, они постепенно строят общие нормы права. Так, когда жители Дорогобужа убили старого конюха князя Изяслава I, последний вынес решение, что убийцы должны заплатить восемьдесят гривен в качестве виры. Это было должным образом зафиксировано, и в «Правде Ярославичей» установлена вира в восемьдесят гривен за убийство любого княжеского конюха, со ссылкой на случай в Дорогобуже; однако в следующей редакции «Правды» (так называемая «пространная редакция») даже эта ссылка опущена.
Возьмем другой случай. «Правда Ярославичей» содержит статью, в которой устанавливается пеня за убийство княжеского пастуха, или хопа (называемого так, потому что в десятом и начале одиннадцатого века многие пастухи происходили из печенегов и принадлежали, по‐видимому, к хопскому племени; см. Гл. VI, 11). Княжеские пастухи чаще всего были рабами князя. И в соответствующей статье пространной редакции слово «хоп» заменено на «холоп»; содержание статьи, таким образом, становится общим.
Другим интересным примером редакционных методов русских юристов того периода является объединение «Правды» с «Законом судным людем» десятого века, общая редакция которых появилась в конце двенадцатого или начале тринадцатого века.
11. Естественные и технические науки
Развитие современной науки соединяется в нашем сознании с Западной Европой. Подобное восприятие относительно начала Средних веков было бы неправильным. Научные традиции греческих ученых эллинистического периода с восьмого века были подхвачены арабскими учеными, и в течение нескольких столетий арабские страны лидировали в науке и медицине. Византия служила своего рода посредником между Востоком и Западом. Однако именно благодаря прямому контакту с арабскими учеными в Испании, Сицилии и Южной Италии наука и медицина начали с двенадцатого века развиваться на Западе. Школа медицины в Салерно стала в конце двенадцатого и тринадцатом веке одним из важных факторов ассимиляции арабской учености Западом, но только в четырнадцатом и пятнадцатом веках научный прогресс на Западе приобрел размах и высокие темпы.
Поскольку Русь получила христианскую цивилизацию из Византии и имела контакты с некоторыми восточными странами, можно подумать, что она была в благоприятной ситуации для развития науки. На самом деле, однако, особое внимание в русской средневековой цивилизации оказывалось искусствам и гуманитарным наукам, а не естественным и прикладным. Нет свидетельств, что в киевский период на Руси проводились какие‐либо систематические научные исследования; в древнерусских школах не изучали никакие науки, кроме элементарной математики. На славянский язык были переведены некоторые устаревшие византийские руководства по космографии и естественной истории, такие, как «Христианская топография» Козьмы Индикоплова и «Физиолог», но за исключением одной математической работы оригинальных русских научных исследований не появилось или, по крайней мере, не сохранилось. Однако русские были тонкими наблюдателями природы и, по крайней мере некоторые из них, обладали острым пытливым умом, насколько мы можем судить по отдельным замечаниям в разных русских сочинениях того периода, а также по некоторым техническим устройствам. Можно добавить, что наше знание о прогрессе прикладной науки в Древней Руси не полно, поскольку не существует какого‐либо систематического описания технических изобретений.
Начнем с математики. К моменту принятия христианства русские были уже знакомы с использованием десятичной системы исчисления в пределах 1 – 10 000, дробями двоичной системы, а также некоторыми другими простейшими дробями вроде 1/3, 1/5, 1/7 и их подразделениями по двоичной системе. К двенадцатому веку исчисление распространилось до 10 000 000.
Церковь была заинтересована в развитии математических исследований для пасхальных вычислений, которые необходимо было делать заранее. Хронологические вычисления зависели от определенного знания математики. В своей работе о хронологических и пасхальных вычислениях «Наука знания о числах всех годов» (1134 г.) новгородский монах Кирик использовал пятеричные дроби и довел подразделения до единицы седьмого разряда, то есть до дроби 1/78125.
Знание математики и особенно начал геометрии было важно для архитекторов, но нам не известно ни одной русской работы того периода по этому вопросу. Хотя до нас не дошло ни одного русского исследования по астрономии, астрономические данные в русских летописях весьма точны273.
Информация по зоологии, которую можно было извлечь из «Физиолога», была абсолютно ненаучной; однако в Киевской Руси было широко распространено практическое знание о животном мире, поскольку охота тогда являлась средством к существованию для значительной части русского народа. То, что русские хорошо знали повадки животных и птиц, показывают точные замечания о животных в «Поучении» Владимира Мономаха, а также в «Слове о полку Игореве».
Ботаника, скорее всего, ограничивалась изучением лечебных трав, которые использовали как профессиональные врачи, так и «знахари» из народа. Это приводит нас к вопросу о древнерусской медицине. Уровень медицины в Киевской Руси, по всей вероятности, был выше уровня знаний по естественным наукам. Во-первых, из летописей мы знаем, что на Руси практиковали сирийские и армянские врачи. Сирия входила в сферу арабской науки, армянская медицина тоже была высоко развита. Во-вторых, можно предположить, что каждый хороший врач, русский и иностранный, распространял медицинские знания, обучая своих ассистентов. Из «Русской правды» мы знаем, что в случае нанесения увечий в драке обидчик должен был не только выплатить компенсацию пострадавшему, но и оплатить услуги врача. Очевидно, практика обращения за помощью к врачу была широко распространена, и количество докторов должно было быть значительным. В некоторых княжеских указах и церковных уставах упоминаются больницы, организованные церковью. Мало известно о медицинских знаниях волхвов и знахарей. Видимо, многие их средства и рецепты составили основу так называемой народной медицины последующих периодов. Следует отметить, что волхование строилось не только на предрассудках. В медицинской практике волхвов были также элементы настоящей интуиции и здравого рассудка, особенно в использовании лечебных свойств трав, массажей, припарок и так далее.
