Вскоре поезд с пехотой и боеприпасами ушел.
Остались мы при конях.
– По коням! – прозвучал приказ, и конница понеслась следом за поездом.
У Дро был свой автомобиль.
– Садись в мою машину, поедем, – сказал Дро Андранику, распахивая дверцу автомобиля.
– Ты что, не знаешь Андраника? Чтобы я оставил свое войско и сел рядом с тобой, слыханное ли это дело?
И полководец сел на своего Аслана.
Прибыли в Арташат, видим – Дро уже там.
– Садись в машину, – снова приглашает Дро.
– Давай, давай, – говорит Андраник, – езжай себе.
Дошли до Норагавита – Дро ждет нас там. Опять подъезжает к Андранику:
– Садись, подвезу.
– Знаешь что, – грозно сказал паша, – не показывайся больше мне на глаза, а не то плохо все это кончится!
– Паша, – попросил Дро, – размести войско в казармах, а сам приезжай в Ереван.
Не доезжая до Ереванской крепости, Андраник отправил двух солдат проверить Разданский мост. Вскоре наша конница перешла мост перед заводом Шустова и пошла через цветущие сады к Эчмиадзину. Впереди ехал Андраник, за ним – все мы. И вдруг слышим, кто-то мчится за нами галопом; обернулись, глядим – два всадника на взмыленных конях, оба без шапок. Один из них был Дро.
– Паша, это что же ты нас обманул? – говорит Дро. – Ведь ты обещал прийти в Ереван.
– Пехота моя давно уже в Эчмиадзине. Я увожу свое войско за границу.
– Оставив настоящую Армению, ты ищешь того, чего нет. Армения там, где вершины Масиса, – сказал Дро и прибавил: – Ты иди, а войско пусть остается.
– Чтоб я тебя больше не видел! – гаркнул Андраник.
Дро вернулся по той же дороге.
Ночь мы провели в селе Паракар.
Утром рано Андраник нам говорит:
– Ребята, сегодня праздник цветения, вы почему лошадей не украшаете?
Украсили мы своих лошадей венками и сели в седла.
Возле-храма Рипсиме видим – встречает нас народ с хлебом-солью, а впереди сам католикос и епископ Гарегин. Андраник спешился, опустился на колени перед католикосом и поцеловал ему руку. Потом принял хлеб-соль, переломил хлеб и, передав поводья своего коня солдату, сел в карету рядом с католикосом.
В Эчмиадзине паша собрал все наше оружие, сложил на складе, запер на замок и ключ отдал католикосу. И знамя передал, вывезенное из Сасуна, пулями в сорока местах пробитое. Потом каждому из нас сказал прощальное слово и велел идти по домам.
Я и еще несколько ребят из Ерзнка пошли в Ереван, чтоб продать наших коней. Коней мы отдали Дро, он нам за них денег дал. Взяли мы деньги, пошли на базар. А на базаре полицейский украл деньги у одного из наших ребят. Во дворе мечети мы поймали вора, Хорен, сын моего дяди, он из моей сотни был, ударил полицейского. У полицейского пошла кровь ртом. Мы его привели к роднику на Гантаре*.
____________________
* Гантар – название рынка в старом Ереване.
____________________
Тут прибежал главный полицейский города с наганом в руке.
– Ребята, кто это сделал?
– Я, – сказал Хорен. – А зачем он деньги у Степана украл?
– Если за воровство, поделом ему, – сказал офицер, дважды выстрелил в воздух и ушел.
А мы снова дошли на Гантар – купить кой-чего в дорогу. И вдруг видим – их солдаты окружили наших ребят возле русской церкви. Солдат этих Дро привел.
Напротив Гантара есть черное здание. Я стоял перед этим черным зданием, а мой родич Хорен на балконе стоял. Какой-то солдат хотел меня ударить. При мне кинжал был, я его мигом выхватил, сам первый того солдата ударил. Вдруг издали выстрелили, мне в колено попали. Я упал.
– Ну, ты, Дро, бессовестный! – крикнул Хорен и, спрыгнув с балкона, побежал мне на помощь.
Андраник в это время курил наргиле на балконе гостиницы «Казарапат». Назавтра он готовился уйти из Эчмиадзина. Вдруг в конце улицы появились два запыхашихся годца.
– Паша, – сказали они, – в Ереване драка. Солдаты Дро стреляют в твоих ребят, а ты сидишь тут, наргиле куришь.
Ни слова не сказал паша, отложил наргиле, встал и отправился к патриарху.
– Святейший, – сказал, – дай ключи.
Взял Андраник ключи, отпер тот склад, созвал всех своих бывших воинов, стоявших в Эчмиадзине, раздал им оружие, некоторым по два даже пистолета досталось, вывел коня из конюшни и повел войско на Ереван.
Пушки повыше села Кохб установил, а пулеметы на Цицердакаберде.
На старом мосту стоял часовой. Подошел к нему паша, отобрал оружие.
– Ты кто такой? – удивился часовой.
– Я Аадраник-паша. Пойди скажи Дро – Андраник на мосту ждет тебя.
– Отдай оружие – пойду.
– Иди, а как вернешься – получишь свое оружие.
Отправился часовой к Дро. Пришел и видит – Дро уже сапоги скинул, спать приготовился.
– Андраник-паша зовет тебя. Сказал: пойди скажи Дро – пусть сейчас же сюда идет.
– А где он сам?
– На мосту.
Дро натянул сапоги и побежал к председателю Хатисову. Хатисов уже тоже спать собрался.
– Андраник занял мост и установил орудия. Пойди вразуми его, – сказал Дро.
– Сам кашу заварил – сам ее и расхлебывай, – сказал Хатисов, председатель.
Дро отказался идти на переговоры с Андраником. Нечего делать, пошел Хатисов к мосту один.
– А тебя кто звал? Я за Дро послал, – сказал паша.
Но Дро догадался обратиться к английскому и французскому консулам, потом про полковника Гибона вспомнил, к нему побежал: помоги, мол. Консулы с Хатисовым и Гибоном пришли и сели на ступеньки перед мостом.
Андраник потребовал, чтоб ему выдали его солдат, убитых и раненых, и денег потребовал на похороны и на лечение. И еще говорит, чтобы раненые немедленно были переведены в Эчмиадзин. Хатисов сказал, что он лично до поздней ночи ходил по улицам, весь город обошел, чтобы установить точное число убитых и раненых.
– Всего один раненный в колено, да и тот уже перeправлен в Эчмиадзин.
Хатисов пошел, взял из казны государственной больую сумму и передал ее полководцу для пострадавших воинов.
Я лежал в городской больнице, когда туда пришел председатель.
– Из Особой ударной части кто-нибудь лежит здесь? – спросил Хатисов врача.
– Один только, – ответил ему дежурный врач.
– Имя?
– Арутюн.
– Место рождения?
– Село Базаринч, Восточной Армении.
– Увольнительная имеется?
– Да, номер сто девятнадцать.
– В каком состоянии раненый?
– Пуля задела колено.
– Где лежит?
– На первом этаже, – врач показал мою койку.
– Переведите в приличную палату, а завтра я пришлю свою карету, надо доставить его в Эчмиадзин.
На следующий день в председательской карете меня перевезли в Эчмиадзин.
Только меня спустили с кареты, смотрю – паша ко мне идет.
– Где тут мой воин по имени Арутюн?
– Здесь я, паша, – говорю.
– Ну как твоя рана, сынок?
– Все в порядке уже, паша, через несколько дней встану на ноги.
– Кто в тебя стрелял, Арутюн?
– Не знаю, – говорю, – паша, пуля издалека шла… А ты пушки от Цицернакаберда отвел?
– Отвел, сын мой, отвел, но из-за твоего колена чуть весь парламент не поплатился жизнью.
Поместил меня паша в госпиталь и захотел сам увидеть мою рану. Снял я бинты, показал ему рану.
– Сын мой, – говорит, – нога твоя, в лучшем случае, месяца через два заживет, а я завтра отправляюсь в путь.
– Возьми меня с собой, паша, – попросил я.
– Нет, сын мой, я приду к тебе попрощаться, ты лежи, поправляйся. А у меня своя боль, Армения неизлечимо больна сейчас – вот что меня терзает.
Наутро паша снова пришел ко мне и дал мне шесть тысяч денег, а потом еще три тыщи.
– Сынок, – сказал, – адрес мой знаешь?
– Не знаю, – ответил я.
– Сын мой, – сказал, – запомни мой адрес: генерал-майор Андраник. Куда ни пошлешь письмо, оно меня найдет. – Он помолчал, потом сказал: – Ежели пойдешь в Татэв зажечь свечку, помяни меня.
– Раз ты про Татэв подумал, непременно туда пойду, полководец.
– В этом монастыре раскачивающийся камень очень похож на судьбу нашего народа. Вечно нас качает из стороны в сторону, а мы все не падаем. Ну, держись крепко мой храбрый сотник, мой хороший боец. – Погладил меня по голове, наклонился, поцеловал меня в лоб, попрощался, «будь здоров», сказал.
Больше я его не видел. Ушел. Навеки ушел».
Падение Города-крепости Стояла осень, октябрь месяц, земля была мокрая, скользкая, хлябь одна, дороги развезло.
Вдруг пришло известие, что войско Черного Бекира напало на Армению. И я увидел, как со стороны Сарыкамыша они двинулись к Городу-крепости. Это была все таже знакомая мне коварная орда, с которой дрались армяне-фидаи под стенами монастыря Аракелоц, на Сулухском мосту, в Сардарапатском поле и на берегах Тхмута.
И снова шли они на Армению, но вел их на этот раз не Скопец Бинбаши и не Али-паша, а Черный Бекир. Вместо фески на них были башлыки, и у всех в руках – мосинские винтовки.
В Городе-крепости есть тринадцать крепостей, самая большая из них стоит в центре города. Триста пушек укреплено на этих крепостях и около двухсот пулеметов.
