Вопросы… Вопросы! Вспомним, по нашим расчетам, автор Начальной летописи в это время как минимум был в мальчишеском возрасте, а может быть, уже и взрослым. А события-то очень важные. Он не мог не быть в курсе толков и обсуждений этой темы в русском обществе. Значит — сознательно скрыл некоторые известные ему факты и версии.
Ясно, во всяком случае, что Куря действовал, во-первых, не по своей инициативе, во-вторых, ему обещали за убийство Святослава такую награду, что имело смысл рискнуть. В-третьих, добавлю от себя, не верится, что хан Куря изготовил себе такую экзотическую чашу по древнему скифскому обычаю и держал ее среди своей утвари. Обжигала бы ему руки сия чаша. Не смирились бы наследники Святослава с таким поруганием. Решиться на подобную акцию мог только тот, кто очень уж ненавидел Святослава и был уверен в своей недосягаемости для Киева. Есть сведения, что на этой чаше была сделана надпись:
«Чужое ища — свое потерял». Печенеги не имели письменности.
Обратим внимание, как в летописном тексте сочетаются единственное и множественное число. «И напал на него Куря (ед. число), князь печенежский, и убили Святослава (мн. число), и взяли голову его (мн. число), и сделали чашу из черепа (мн. число), оковав его, и пили из него» (мн. число).
«Напал на него Куря» — здесь единственный раз — единственное число, хотя Куря не один ведь напал, а со своими воинами. Далее только множественное число, даже там, где сказано «пили из него». Если чаша принадлежала хану — кто еще мог пить из нее? Да и по скифскому обычаю из такой особенной чаши пил только хозяин ее. Похоже, летописец истину знал, но за туманной фразой ее камуфлировал.
Обратимся снова к версии Л.H. Гумилева. Он утверждает, что воевода Свенельд с воинами-христианами ушел на Русь, а со Святославом остались воины-язычники. Сколько могло быть воинов-христиан в дружине Святослава? Наверняка — меньшинство. 10 % — могло быть, 20 % — уже вряд ли. Численность войска, уведенного из-под Доростола, — около 22 тыс. человек. Следовательно, христиан в войске было максимум 2–3 тыс. человек. Даже если предположим, что христиан было вдвое больше, все равно со Святославом должно было остаться немалое по тем временам войско. Прокормить столько людей на зимовке он бы не смог. Печенеги не посмели бы напасть на войско такой численности, даже изнуренное голодом.
Таким образом, версия Л.H. Гумилева разлетается вдребезги. Воевода Свенельд увел с собой большую часть воинов, а значит, и христиан, и язычников.
Со Святославом остался только небольшой отряд — две-три сотни человек. Вызывает недоумение совет Свенельда: «Обойди, князь, пороги на конях, ибо стоят у порогов печенеги», — и отказ Святослава ему последовать — «пошел в лодьях». Куда же он лошадей дел, не повез же их в лодьях? Бросил в устье Днепра боевых коней? Если тут не очередная глупость, то Святослав намеренно всех коней отправил со Свенельдом. Летописец выразился очень неясно, и я могу предложить только одну версию, логически объясняющую все несуразности.
Возвращающееся войско растянулось вдоль русла Днепра. Свенельд шел в авангарде, Святослав с небольшим отрядом возглавлял арьергард. Так распорядился он сам.
Свенельд обратил внимание на скопление печенегов в районе порогов, где суда надо волоком посуху перетаскивать вдоль берега. Ясно, что наибольшую опасность это представляло для арьергарда. Свенельд послал сообщить великому князю, чтобы имеющуюся конницу тот попридержал для прикрытия волока и сам миновал его под прикрытием конницы. Святослав наоборот — отправил конников вперед, а свой отряд попридержал, чтобы он оторвался от основной массы. Когда арьергард подошел к порогам, оказалось, что печенеги отрезали его от остального войска. Появился уважительный повод не возвращаться на Русь и устроиться на зимовку. Причины такого поведения чисто иррациональные. Святославу стыдно было возвращаться в Киев побитой собакой. Он искал повода отсрочить приход. Пройдет время, страсти поутихнут, государство почувствует неудобство от отсутствия монарха. Пришлют делегацию, попросят вернуться. Тогда будет проще. А может, искал смерти, сам себе не желая в этом признаться. И оставил при себе воинов, которых по языческому обычаю все равно полагалось принести в жертву при его погребении.
В летописи сказано, что переяславцы натравили печенегов на Святослава. Непохоже, что здесь чистый вымысел летописца. Но каковы могли быть мотивы у переяславцев?
Напомню, печенегам надо было хороню заплатить. Очевидно, после падения Хазарского каганата в Переяславец на Дунае попало немало выходцев из тех мест. У них был веский повод для ненависти и для мести Святославу. Они имели письменность, помнили древние обычаи Скифии (страны Ашкеназ), имели большие богатства. Стать недосягаемыми для Киева им было легко (вот и здесь множественное число).
Ничуть не удивлюсь, если чаша, сделанная по древнему скифскому обычаю, до сих пор существует.
Через четверть века после гибели Святослава была написана Начальная летопись, в ней летописец поставил вопрос, с которого началась данная работа. Круг замкнулся.
Как создавалось «Слово о полку Игореве»
Дальнейший ход событий русской истории выходит за рамки данного исследования. Тем не менее стоит рассмотреть еще один предмет, представляющий интерес для него.
Добавить эту главу меня заставило следующее обстоятельство. В процессе работы над источниками, я решил освежить в памяти «Слово о полку Игореве», поскольку его текст использовался для решения некоторых вопросов. Я взглянул на поэму под таким углом зрения, под каким ранее не смотрел. Пришлось столкнуться с теми же загадками и вопросами, которые исследователи решают уже более двух столетий. Постепенно сформировалась концепция, которая, на мой взгляд, способна ответить практически на все загадки и сомнения, связанные с поэмой, по крайней мере на те, которые фигурируют в знакомой мне литературе. Поэтому решаюсь представить ее на суд общественности. Ни в коей мере не настаиваю, что ставлю точку в двухвековом споре. Но, может быть, моя концепция в чем-то поможет его, наконец, завершить.
Отмечу особо, что «Слово о полку Игореве» не столько принадлежит истории, сколько литературе, поэтому в данной главе будут использованы не только исторические, но и литературоведческие методы анализа.
Версия излагается обычно так: сначала вопросы, на которые нет ответа, потом факты, далее анализ фактов, выводы, версия.
Поразмыслив, я решил, что здесь удобнее начать с конца. То есть сначала изложение версии, а потом ее защита и обоснование.
«Слово о полку Игореве», вне всякого сомнения, величайшее произведение древнерусской литературы. Но те, кто его исследовал, слишком охотно становились перед ним на колени. В таком случае без гнева на него смотреть можно, а без пристрастия — нельзя.
Суть моей версии такова: у «Слова…» нет автора, а есть только создатель. В чем разница между тем и другим? Автор — творец, создавший произведение от начала до конца.
Даже заимствование чужих строк и образов, если оно оправданно художественно и логически, не противоречит праву автора — на авторство.
А что можно сказать о таком способе создания произведения? Допустим, я беру батальные произведения всех наших великих и известных поэтов за 200 лет, выбираю из них наиболее красочные куски (где-то — страницу, где-то — четверостишие, где-то — строчку-две), подумав, объединяю их в избранном мною порядке, кое-где меняю строчки и слова, кое-где присочиняю для связки строки и строфы. При этом заменяю имена, географические названия, ставлю другие, отвечающие какой-то злободневной для меня теме. Своей авторской подписи я под таким произведением, разумеется, не поставлю.
Теперь, допустим, прошли столетия. Произведения, из которых я делал выборки, канули в пучину времени, а мое создание обнаружили в случайно сохранившейся копии. Все здесь прекрасно: стих, образы, аромат эпохи… Жалко только — неизвестно имя гениального поэта рубежа тысячелетий.
Вот в таком случае следует сказать: создатель произведения, но не автор. Именно таким образом было создано «Слово о полку Игореве» в 1185 г., что я и собираюсь доказать. Создатель «Слова…» был, вопреки мнению некоторых исследователей, слабым знатоком истории, но зато знал наизусть сотни текстов древнерусских песен, исполнявшихся тогда, забытых по прошествии времени. Это сразу указывает на него как на дружинного гусляра, профессионального исполнителя песен на княжеских и дружинных пирах, прочих мероприятиях. Можно согласиться, что он был черниговцем по происхождению, в составе дружины Святослава Всеволодовича (ставшего великим князем) прибыл в Киев и стал киевлянином черниговского происхождения. Сам он был тоже не лишен некоторого поэтического таланта, иначе не смог бы создать поэму.
