После боев под Валутиной горой, где французские генералы не смогли в полной мере воспользоваться выгодной для него оперативной ситуацией, соединенные российские армии продолжили отход в направлении Москвы. После назначения М.И. Кутузова общим главнокомандующим до его прибытия Барклай продолжал осуществлять формальное командование объединенными силами 1‑й и 2‑й Западных армий. В создавшейся обстановке армии уже не могли действовать на разных операционных направлениях: они были вынуждены отступать по одной дороге. Впереди совершали отход войска Багратиона, за ними следовала армия Барклая, прикрывал это движение общий арьергард. В историографии господствует мнение, что после Смоленска Барклай стал сторонником генерального сражения. Так, уже 10(22) августа была выбрана позиция у д. Умолье, где обсуждался вопрос: давать сражение или нет. Позиция была найдена слишком тесною. Нам же представляется, что отношение Барклая де Толли к этому вопросу было более сложным.
По оценкам Барклая, противник в это время располагал силами в 150 тыс., поэтому численное неравенство диктовало необходимость дальнейшего отступления. В тот же день, 10(22) августа, он писал царю: «...имея постоянно дело с неприятелем, превосходным в силах, я постараюсь вместе с князем Багратионом уклониться от генерального сражения. Однако наше положение таково, что сомнительно, чтобы это нам удалось». Как видно из письма, он решил оттягивать решительное столкновение с противником до Гжатска или Вязьмы, куда предписал прибыть резервным войскам генерала М.А. Милорадовича. Через четыре дня тон Барклая несколько меняется. 14(26) августа уже он писал, что скоро наступит «минута, когда военные действия могут принять благоприятный оборот», так как противник, сконцентрировав все наличные силы, «ослабляется с каждым делаемым им вперед шагом и с каждым боем», а русские армии должны были, получив подкрепления Милорадовича в районе Гжатска – Вязьмы, «действовать наступательно». Но, пока армия «не усилится резервами, они составляют единственную силу России... Поэтому нужно, насколько возможно, сохранить ее и отнюдь не подвергать ее опасности поражения, действуя... совершенно вразрез с желанием противника, который сосредоточил все свои силы для решительной битвы». Далее Барклай высказал надежду, что когда вскоре Наполеон вынужден будет рассредоточить свои силы, вот тогда «должны начаться наши наступательные действия» (347) . Предполагали остановиться под Вязьмой, но выяснилось, что там нет удобной позиции, и продолжили отход. Фактически Барклай решил давать генеральное сражение лишь в крайнем случае и, возможно, даже постараться избежать столкновения с главными силами противника.
Тактика Барклая очень раздражала Наполеона. Даже смоленский маневр, блестящий в своем решении, дал средний результат. Сама задержка Наполеона почти на неделю в Смоленске была вызвана неясностью обстановки на флангах и необходимостью организовать новую коммуникационную линию Минск – Орша, вместо Глубокое – Витебск. Уже 10(22) августа корпуса Великой армии продолжили преследование, и Наполеон потребовал от маршалов сведений о русских армиях. На флангах двигались войска Э. Богарне и Ю. Понятовского, слева – 4‑й армейский корпус от Духовщины, справа – 5‑й (польский) корпус от Ельни. Движение происходило «через леса и болота, без хорошей топографической карты, без проводников...», а ориентировкой служили «звуки орудийных выcтрелов» (348) . Не в лучшем положении находились войска авангарда под командованием Мюрата, следующие по главной дороге. Барклай применял тактику «выжженной земли», не оставляя ничего французам, а жители покидали населенные пункты. Наполеон же, чтобы в любой момент быть готовым к генеральному сражению, сконцентрировал все имеющиеся силы, войска при этом испытывали недостаток продовольствия. Если Понятовскому и Богарне была поставлена задача обходить фланги Барклая, то авангард Мюрата старался вытеснить русских быстрым продвижением. Делалось все, чтобы заставить русские армии вступить в сражение. Командующим корпусами на флангах Великой армии Наполеон также отдал приказания активизировать действия. Кроме того, он предписал корпусу К. Виктора (последний стратегический резерв) вступить в пределы России, а корпусу маршала Ш.П.Ф. Ожеро приблизиться к русским границам.
Барклай видел реальную угрозу обхода своих флангов. Вытеснение русского арьергарда, как, например, 14(26) августа, с учетом фланговых движений противника приводило к решению оставить позиции, которые выбирались для возможного сражения с Великой армией. Наконец, 17(29) августа была найдена позиция у Царева Займища, где, вероятно, Барклай намеревался дать большой бой – начали строить укрепления и готовиться к отражению неприятеля. Но М.И. Кутузов, прибывший к войскам, дал приказ о дальнейшем отступлении. Это решение во многом было мотивировано необходимостью подхода сил московского ополчения и распределением по частям войск Милорадовича.
Российский император, назначив нового главнокомандующего, не дал ему четких инструкций, и по‑видимому ему предоставлялась в этом отношении большая самостоятельность. Хотя Александр I перед отъездом нового главнокомандующего к войскам в личной беседе с ним не мог не высказать свое отношение к происходящему, Кутузов, как новое лицо, естественно, не придерживался точно во всем взглядов Барклая, впрочем, как и Багратиона. У него сложилась своя точка зрения и, надо сказать, более гибкая, чем у Барклая, что в немалой степени диктовалось личными качествами нового главнокомандующего. Например, он учел настойчивое требование армии дать сражение, так как понимал, что дальнейшее отступление без боя может подорвать моральное состояние войск. Как видно из командно‑штабной переписки, суть его плана заключалась в подтягивании резервов с целью дать большое сражение в районе Можайска, в то время как 3‑я Обсервационная армия должна была начать наступление на правый фланг противника. Но логика событий и остающееся численное неравенство сил вынуждали Кутузова продолжить избранную Барклаем тактику отступления до с. Бородино. Только здесь было решено дать генеральное сражение на заранее выбранной позиции. Русское командование выступило инициатором первого столкновения главных сил сторон, заблаговременно заняв оборонительное положение. По данным разведки, представленным Г.Ф. Орловым, численность Великой армии на тот момент оценивалась в 165 тыс. человек. Хотя Кутузов полагал «донесение Орлова несколько увеличенным», он считал, что перевес сил все еще остается на стороне противника. К.Ф. Толь тогда оценивал силы Наполеона в 185 тыс., П.И. Багратион – в 130–140 тыс. (349)
По данным французской разведки, представленным Наполеону перед Бородино, численность двух русских сил, вероятно, оценивалась в 110 тыс. бойцов (350) . Необходимо заметить, что после Смоленска войсковая разведка Наполеона уже находилась в кризисном состоянии. Французская конница авангарда Мюрата иногда находилась в движении с 3 часов утра до 10 вечера. Легкая кавалерия уже подкреплялась кирасирскими полками, так как не выдерживала нагрузок и дороги «были покрыты конскими трупами». По свидетельству А. Коленкура, «император каждый день, каждый миг лелеял мечту настигнуть врага. Любою ценою он хотел добыть пленных: это было единственным средством получить какие‑либо сведения о русской армии, так как их нельзя было получить через шпионов, сразу переставших приносить нам какую‑либо пользу, как только мы очутились в России... Сведения получались только через Вильно. Прямым путем не доходило ничего. Наши переходы были слишком большими и быстрыми; а наша слишком истомленная кавалерия не могла выслать разведочные отряды и даже фланговые патрули. Таким образом, император чаще всего не знал, что происходит в двух лье от него. Но какую бы цену ни придавали захвату пленных, захватить их не удавалось. Сторожевое охранение у казаков было лучше, чем у нас; их лошади, пользовавшиеся лучшим уходом, чем наши, оказывались более выносливыми при атаке, казаки нападали только при удобном случае и никогда не ввязывались в бой» (351) . Под Гжатском Наполеон узнал о прибытии Кутузова к войскам и очень обрадовался, полагая, что тот даст сражение. В успехе французский полководец не сомневался, он считал, полагаясь на показания пленных и дезертиров, что русская армия давно уже находится в деморализованном состоянии.
Лишь достигнув примерного равенства сил, новый главнокомандующий М.И. Кутузов решил дать генеральное сражение, чтобы не допустить французов к Москве. 22 августа (3 сентября) русские армии подошли к селу Бородино (в 124 верстах от Москвы), где по предложению генерал‑квартирмейстера полковника К.Ф. Толя и генерала Л.Л. Беннигсена была выбрана плоская позиция протяженностью до 8 верст. Она представляла собой холмистую равнину, покрытую кустарником и перелесками, а через местность протекало несколько речек, русла которых проходили по глубоким оврагам. С левого фланга ее прикрывал труднопроходимый Утицкий лес, а правый, проходивший по высокому берегу р. Колочи, заканчивался у д. Маслово, где были воздвигнуты Масловские флеши. Правый фланг имел естественные препятствия, а левый и центр позиции находились на открытой местности. Поэтому в центре был построен люнет (получил разные названия: «Центральной», «Курганной» высоты или батареи «Раевского»). Первоначально на левом фланге у д. Шевардино построили редут, но после ожесточенного боя 24 августа (5 сентября) русские оставили его. Для обеих сторон это дело, по существу, являлось разведкой боем. Но, в отличие от русских, французам было необходимо произвести разведку местности. К 26 августа (7 сентября) на левом фланге были возведены Семеновские (Багратионовы) флеши (две флеши и редан между ними). Правый фланг занимали боевые порядки 1‑й Западной армии (главнокомандующий генерал от инфантерии М.Б. Барклай де Толли), на левом стояли части 2‑й Западной армии (главнокомандующий генерал от инфантерии П.И. Багратион), а Старую Смоленскую дорогу у д. Утица прикрывал выделенный из состава 1‑й армии, 3‑й пехотный корпус (командир генерал‑лейтенант Н.А. Тучков). В резерве находились 5‑й гвардейский корпус и часть кавалерии. Глубина боевых порядков не превышала 4 км. Русские занимали оборонительное положение и были развернуты в форме буквы «Г», так что 1‑я армия из‑за рельефа избранной позиции оказалась повернутой к противнику не фронтом, а флангом. Такое расположение объяснялось тем, что Кутузов стремился контролировать ведущие к Москве Старую и Новую Смоленские дороги, и у него возникли серьезные опасения в возможности обходного движения противника справа, поэтому на этом направлении оказалась размещенными значительная часть корпусов 1‑й армии. Это было чисто оборонительное и растянутое построение войск, а Кутузов был не уверен, на каком направлении противник будет наносить главный удар. Учитывая численное преимущество французов, он принял решение «привлечь на себя силы неприятельские и действовать сообразно его движениям». Затем, истощив противника, нанести ему контрудар. На случай неудачи было отыскано несколько дорог для дальнейшего отступления (352) .
