Пять довоенных лет были отмечены острым и растущим антагонизмом не только между поляками и украинцами, но и между двумя группировками в местном украинском движении. Пользуясь поддержкой венского правительства и имея в своем распоряжении десять кафедр Львовского университета, образовательную организацию «Просвита», библиотеки, музеи, издательства, несколько ежедневных газет, антимосковские «сепаратисты» всегда были сильнее. Однако теперь движение, созданное Грушевским и его последователями, лишь отстаивало свои былые позиции. Промосковиты, несмотря на трудности, завоевывали авторитет; они основали свой научный институт, организовали собственную академическую группу, выпустили несколько ежедневных газет и создали Русскую организацию. В своей борьбе с промосковитами сепаратисты обратились за помощью к австро-венгерским властям, и в 1912 г. были составлены подробные списки людей, которых подозревали в симпатиях к России.
Война решительным образом изменила все отношения, сложившиеся в Галиции. Одновременно с мобилизацией начались аресты «прорусских». Через несколько недель поражения австрийских армий приписали «предательскому поведению» местного населения. Когда целые подразделения ландштурма Галиции без сопротивления сдались противнику, репрессиям подверглись все жители провинции: проводились массовые аресты, ссылки и казни — и с участием военных трибуналов, и без них. Всех, кого подозревали в «прорусской» ориентации и кто имел какой-либо вес в Галиции, отправляли в концлагеря. Это были депутаты сейма, священники, директора школ, люди из деловых кругов и зажиточные крестьяне. В тюрьмах Львова томились сотни заключенных, которые не знали, за что они были арестованы. В печально знаменитом лагере Телерхоф содержались 7500 несчастных.
Командующий 8-й русской армией генерал Брусилов в своих мемуарах (они впоследствии были опубликованы в Советской России) писал: «Должен сказать, что не только в Восточной Галиции, где большая часть населения является русской и долгое время была хорошо к нам расположена, но и в Западной Галиции, где население в основном составляют поляки, не только крестьянство, но и духовенство католической церкви проявляло к нам симпатию и во многих случаях оказывало всяческую поддержку. Что касается евреев, многочисленных в обеих частях Галиции, то они находились под австрийским влиянием: там было много еврейских землевладельцев, которых не любили ни поляки, ни русские. Почти все зажиточные евреи сбежали, остались только малоимущие. В целом симпатии евреев были на стороне австрийцев, по вполне понятным причинам».
Сразу же после начала русской оккупации желание «промосковитов» отомстить за себя своим соседям проявилось в многочисленных угрозах. Российский генерал-губернатор граф Юрий Бобринский оказался неспособным разрешить эту сложную ситуацию. Будучи гуманным и хорошо воспитанным человеком, он не смог понять всех тонкостей интриг в столице Галиции. «Промосковиты», мстя за прошлые обиды, убедили российские власти на местах не только в том, чтобы запретить сепаратистские политические организации, но и закрыть все их газеты, клубы, просветительские общества, книжные магазины и некоторые школы. Украинских сепаратистских политиков, не успевших уехать, выслали в Россию. Профессору Грушевскому велели отправляться на жительство в Нижний Новгород, хотя позднее ему разрешили посещать столицу «для работы в библиотеках».
Подобные меры можно было бы объяснить условиями войны, но момент для начала борьбы с униатской церковью выбрали крайне неудачно. Граф Бобринский с помощью нескольких православных священников без промедления приступил к выполнению неблагодарной задачи возврата галицийского крестьянства в лоно истинного православия и совершенно проигнорировал тот факт, что, хотя их вера была навязана Галиции и являлась по сути своей чуждой, они исповедовали ее уже несколько столетий.
В очень многих случаях люди демонстрировали преданность своим униатским церквям и священникам. Действия против униатской церкви испортили отношения между населением и оккупационными властями и привели к парадоксальной ситуации, когда русская администрация в Западной Галиции имела меньше проблем с поляками и католиками, чем в Восточной Галиции, где население было русского происхождения и наполовину православное. Русские в конце концов сумели настроить против себя человека, который морально стоял гораздо выше всех своих соотечественников. Униатский митрополит граф Шептицкий никогда не принадлежал ни к одной из политических фракций Галиции, но обладал огромным авторитетом среди местного крестьянства, и его влияние могло бы быть использовано для поддержки русской администрации, прояви она больше терпимости в делах церкви. Но с митрополитом обошлись более сурово, чем со знаменитым сепаратистом Грушевским: его выслали в Россию и он был вынужден жить в провинции под надзором полиции.
Во Львове, во главе Русского комитета, оказалась довольно слабая личность, некий Дудкевич. Из-за промахов русской администрации «прорусские» настроения во время оккупации не пользовались поддержкой населения. Что же касается украинского сепаратистского движения, то из-за войны оно было уничтожено. Союз освобождения Украины распался, а Дорошенко и Зализняк его покинули. Попытка сформировать Украинский легион по образцу Польского легиона Пилсудского успеха ни имела. Хотя военная значимость Польского легиона была невелика, легионеры воевали хорошо, и это помогло создать ядро будущей политической организации. Однако никто никогда не слышал о подвигах Украинского легиона, созданного австрийцами. Тем не менее некоторые члены Союза освобождения Украины нашли способ заинтересовать собой немцев.
Когда в 1915 г. германцы захватили огромное количество русских военнопленных, была сделана попытка «рассортировать» их по национальной принадлежности. Тех, кто назвали себя украинцами, послали в специальный лагерь около Раштатта, где им читал лекции по украинскому вопросу некий «профессор» Безпалько. В начале 1917 г. около 15 тысяч русских солдат, которых немцы признали украинцами, были собраны в лагеря под Раштаттом и прошли нечто вроде пропагандистских курсов. Даже сформировали полк имени Тараса Шевченко, насчитывавший около 2 тысяч солдат, но он не успел проявить свою доблесть на стороне немцев, поскольку в России произошла революция. Если припомнить, что к началу 1917 г. число русских военнопленных, которые оказались у немцев, достигало 3 миллионов, из которых около 700–800 тысяч являлись украинцами, успех Германии в развитии украинского национализма в концлагерях нельзя назвать выдающимся.
Весной 1915 г. император Николай II после взятия Перемышля посетил Галицию и во Львове произнес речь, в которой говорил о «неделимой России», простиравшейся до Карпатских гор. Однако в то время уже стали заметны признаки того, что русское господство в Галиции близится к концу. В начале лета крупное немецкое соединение прорвало русский фронт под Горлицей, и российские армии после тяжелых боев и огромных потерь начали отход на Украину.
К началу осени фронт установился на новой линии; русские продолжали удерживать лишь клочок Восточной Галиции и были вынуждены отдать в руки противника Волынь с городами Ковель, Луцк и Владимир-Волынский.
В то время все были чрезвычайно обеспокоены судьбой Украины, поскольку угроза нависла даже над Киевом. Прифронтовыми стали Подолия, Восточная Волынь и Правобережная Украина. Эвакуация Галиции проходила трудно и болезненно. Вместе с русскими армиями уходили тысячи галицких крестьян, опасавшихся репрессий со стороны австро-венгерских войск. Они двигались пешком, некоторые ехали на телегах со своими семьями. Впереди себя крестьяне гнали домашний скот. Около сотни тысяч беженцев пересекли российскую границу. Уходили и многие евреи, надеясь избежать ужасов войны. Российские военные власти депортировали тех, кто казался им «подозрительным» с политической точки зрения, а также украинцев, поляков и евреев, которые могли укрывать «преступный элемент».
Для последних в Киеве спешно готовили тюрьмы, но никто не знал, что делать с этими людьми и зачем их сюда притащили. Благотворительным организациям пришлось их кормить и одевать, словно они являлись мирными гражданами. Бывали дни, когда на киевском Центральном вокзале приходилось готовить еду на 60 тысяч человек, в надежде накормить весь этот рой незваных гостей.
Русский комитет из Львова вместе со своим шефом Дудкевичем тоже прибыл в Киев. Такой сгусток деморализованных крестьян и еврейских толп в тылу Юго-Западного фронта был опасен во всех отношениях, и прежде всего с санитарной точки зрения. Очистка Киева от этих «гостей» продолжалась с конца 1915 и весь 1916 г. Комитет Дудкевича и другие организации были отосланы в Ростов-на-Дону, а позже — в Туркестан, куда направили и основной поток крестьян-беженцев. Евреям разрешили выезжать за Днепр во внутренние губернии страны, а ограничения на их расселение временно сняли. Многие из них остались на Левобережной Украине и в городах Новороссии, и этот перемещавшийся еврейский элемент вместе со всеми «подозрительными личностями», которые обрели свободу с началом революции, представлял собой неустойчивый и подрывной фактор в течение всего периода социального распада.
