о грядущей казни (а иного слова тут подобрать просто невозможно) бамианских Будд, Индия предложила выкупить их и перевезти к себе, но, разумеется, бред фанатиков оказался им дороже денег. Вместе со статуями были уничтожены уникальные фрески, изображавшие бога Солнца на колеснице, Будд, бодхисаттв и правителей-донаторов. Гибель Пальмиры и многих памятников Месопотамии, Передней Азии, Сирии – вот что предвещал тот расстрел Будд. И не надо быть пророком, чтобы полагать, какой еще сатанизм нам предстоит увидеть на нашем веку; только идиот не понимает, что уничтожение труда предков – это выстрел в себя и в тех, кто придет после нас… если придет. А державный идиотизм все сильнее, и он тем опасней, что обладает могуществом, которое не обратит на благо.
Закат гандхарского искусства был печален – хотя это новое буддийское искусство экспортировалось сначала по Индии, а потом и за ее пределами – включая и артели мастеров, и собственно изделия, однако изображения Будды догматизировались, греческие элементы постепенно отмерли, появилась определенная ремесленность, когда резьбу по камню заменили отливками из гипса по формам, пусть даже и снятым с прекрасных старых образцов, а потом и сам буддизм, так до конца и не воспринятый народом, сдал позиции индуизму, возродившемуся в виде брахманизма, и не «уход от мира», в котором так и осталось непобежденным зло (а бывшая греческая Индия стала переходить от одних завоевателей к другим), овладел умами индусов, а переродившийся в кришнаизм вишнуизм, неистовый оргиастичный шиваизм и шактизм. Буддизм в разных его формах закрепился в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке, дав новые и интереснейшие плоды на столь разнообразных местных почвах – но это уже совсем другая история, явно выходящая за рамки нашего изложения. Мы же с падением индо-греческих царств приблизились к началу новой эры, о которой и поведем речь далее.
Часть 4
На закате Античности
Глава 1
Всеобщее «очарование Индией» в начале нашей эры. Индия и древнее христианство
Интерес римского мира к Индии можно, в принципе, сравнить с его же интересом к Египту, а также таким верованиям, как митраизм и иудаизм. Достигнув умиротворения при Октавиане Августе, Римское государство устремилось в богоискательство; пантеон времен республики как-то резко перестал удовлетворять квиритов. «Униженные и оскорбленные», нищие и обездоленные искали утешения в мессианстве – недаром христианство попало на весьма благодатную почву; воины предпочли парфянскую религию быкобойца Митры; «интеллигенция» и знать очаровались мистериями Египта, что приводило порой к казусам типа того, который описывает Иосиф Флавий (I в. н. э.) в своих «Иудейских древностях» (XVIII, 3, 4): «В это же самое время не прекращались в Риме бесстыдства, совершавшиеся в храме богини Исиды. Поэтому я сперва упомяну о последнем, а затем перейду уже к рассказу о судьбе иудеев.
В Риме жила некая знатная и славившаяся своей добродетелью женщина, по имени Паулина. Она была очень богата, красива и в том возрасте, когда женщины особенно привлекательны. Впрочем, она вела образцовый образ жизни. Замужем она была за неким Сатурнином, который был так же порядочен, как и она, и не уступал ей в хороших качествах. В эту женщину влюбился некий Деций Мунд, один из влиятельнейших тогда представителей всаднического сословия. Так как Паулина была слишком порядочная женщина, чтобы ее можно было купить подарками, как он узнал от подосланных лиц, Деций возгорел еще большим желанием обладать ею, так, что обещал за ночь с ней заплатить ей целых 200 000 аттических драхм. Однако Паулина не склонилась и на такое щедрое вознаграждение, и тогда юноша, не будучи далее в силах переносить муки [неудовлетворенной] любви, решил покончить с собою и умереть голодной смертью. Решив это, он не откладывал исполнения этого решения в долгий ящик и сейчас же приступил к нему. У Мунда жила одна бывшая вольноотпущенница отца его, некая Ида, женщина, способная на всякие гнусности. Видя, как юноша чахнет и озабоченная его решением покончить с собой, она явилась к нему и, переговорив с ним, выразила твердую уверенность, что при известных условиях вознаграждения сможет ему доставить возможность иметь Паулину. Юноша обрадовался этому, и она сказала, что ей будет достаточно всего 50 000 драхм, для того чтобы получить согласие Паулины. Подбодрив таким образом Мунда и получив от него требовавшуюся сумму денег, она пошла не той дорогою, какою пошел он, так как видела, что ту женщину за деньги не купишь. С другой стороны, зная, как ревностно относится Паулина к культу Исиды, она выдумала следующий способ добиться своей цели: явившись к некоторым жрецам [Изиды] для тайных переговоров, она сообщила им под величайшим секретом, скрепленным деньгами, о страсти юноши и обещала сейчас выдать половину всей суммы, а затем остальные деньги, если жрецы как‑нибудь помогут Мунду овладеть Паулиной. Жрецы, побужденные громадностью суммы, обещали свое содействие. Старший из них отправился к Паулине и просил у нее разрешения переговорить с ней наедине. Когда ему это было позволено, он сказал, что явился в качестве посланца от самого бога Анубиса, который‑де пылает страстью к Паулине и зовет ее к себе. Римлянке доставило это удовольствие, она возгордилась благоволением Анубиса и сообщила своему мужу, что бог Анубис пригласил ее разделить с ним трапезу и ложе. Муж не воспротивился этому, зная скромность жены своей. Поэтому Паулина отправилась в храм. После трапезы, когда наступило время лечь спать, жрец запер все двери. Затем были потушены огни и спрятанный в храме Мунд вступил в обладание Паулиной, которая отдавалась ему в течение всей ночи, предполагая в нем бога. Затем юноша удалился раньше, чем явились жрецы, не знавшие об этой интриге. Паулина рано поутру вернулась к мужу, рассказала ему о том, как к ней явился Анубис, и хвасталась перед ним, как ласкал ее бог. Слышавшие это не верили тому, изумлялись необычайности явления, но и не могли согласиться с таким невероятным событием, тем более что знали целомудрие и порядочность Паулины. На третий день после этого события она встретилась с Мундом, который сказал ей:
«Паулина, я сберег 200 000 драхм, которые ты могла внести в свой дом. И все‑таки ты не преминула отдаться мне. Ты пыталась отвергнуть Мунда. Но мне не было дела до имени, мне нужно было лишь наслаждение, а потому я и прикрылся названием Анубиса». С этими словами юноша удалился. Паулина теперь только поняла всю дерзость его поступка, разодрала на себе одежды, рассказала мужу о всей этой гнусности и просила его помочь ей
