В 1738 году в Подолии распространилась моровая язва. Желая предохранить своё село от заразы, жители села Гуменец предприняли ночью крестный ход по своим полям.
Между тем в соседнем селе Пржевратье, у дворянина Михаила Матковского, пропали лошади. Матковский ночью же отправился на поиски и наткнулся на крестный ход. Жители гуменец вообразили, что неизвестный им человек, ходящий ночью по полям с уздечкою, есть не что иное, как олицетворение моровой язвы; подозревая, что он упырь, парубки бросились на Матковского, жестоко его избили, порвали на нём одежду и полумёртвого оставили на земле. Едва возвратился Матковский домой, как из Гуменец прибежал посланный узнать, жив ли он. Узнав, что он вернулся и жив, жители Гуменец целою толпою, вооружённые ружьями, пиками, косами, цепами, пришли ночью в село Пржевратье и окружили дом Матковского. Разбив двери, они схватили Матковского и увели в Гуменец.
Здесь у дома дворянина Кочковского собрались все жители села. Предварительно арестованному дали 50 ударов, допытываясь связи его с моровою язвою. Несмотря на уверение в невинности, большинством голосов решили его сжечь; несколько лиц заявили, впрочем, сомнение в юридической правильности приговора. Некто дворянин Выпрышинский протестовал, что дворянина нельзя жечь без приговора городского суда. Тогда большинство потребовало от него, чтобы он дал запись о том, что он принимает на себя ответственность за все бедствия, могущие возникнуть вследствие оставления в живых Матковского.
От этого Выпрышинский уклонился, отговариваясь сначала отсутствием чернила, и, наконец, сказал: «Некогда мне писать – жгите!» Впрочем, громада пришла в раздумье, боясь судебной ответственности.
Но тут нашлись лица, выведшие её из сомнения. Дворянин Скупьский прискакал верхом на сборный пункт и крикнул: «Жгите скорее, я готов уплатить сто золотых, если за это будет штраф!» Затем явился священник и, исповедав Матковского, объявил: «Моё дело заботиться о душе, а о теле – ваше; жгите скорее».
В толпе раздавался крик: «Нужно жечь!» – и Матковского передали в руки экспертов. Один из них, дворянин Лобуцкий, вырезал пояс из сыромятной кожи, окружил им голову жертвы, заложив в уши под повязку камушки и затем сложив в узел пояса палку, стал его сильно стягивать. Другой, Войтех Дикий, замазывал свежим навозом рот Матковского, а дьяк Андрей Софопчук, намочив большую тряпку в дёготь, обвязал глаза Матковского. После этого устроили костёр из сорока возов дров и двадцати возов соломы, втащили на него Матковского и сожгли. После этого послали в дом Матковского за его одеждою и её также бросили в огонь.
В XVII – XVIII веках было весьма распространено у нас кликушество, напоминающее во многом одержимость бесом на Западе.
Кликуша (от слова «кликать»), или как в старину также называлась икотница, – это женщина испорченная, в которую вселился бес. В автобиографии протопопа Аввакума имеется описание кликуши, которая, когда «паде на неё бес, учала собакою лаять, и козою блекотать, и кукушкою куковать». Обыкновенно припадки случаются с кликушами в многолюдных собраниях, особенно в церквах. Кликуша не может переносить запаха ладана, слышать Евангелия, херувимской. Во время припадка она говорит от имени дьявола и его языком. Приписывая свою болезнь «порче», кликуша обыкновенно выкликает имя того лица, которое чародейством напустило на неё болезнь.
В XVII столетии такие лица, имена которых кликуши выкликивали, привлекались к суду по обвинению в чародействе и предавались пыткам, самих же кликуш только отчитывали для изгнания поселившихся в них бесов. В допетровский период погибло под пытками немало людей благодаря таким выкликаниям кликуш. Кликуши нередко играли роль в борьбе партий при Московском дворе, и ими часто пользовались для возведения обвинения в чародействе и устранения противников. Вследствие этого в XVIII столетии кликушество начинает вызывать против себя строгое отношение со стороны правительства.
Пётр видел в кликушестве притворное беснование, имеющее целью возведение поклёпа на невинных людей. В 1715 году состоялся указ: «ежели где явятся мужеска и женска пола кликуша, то, сих имая, приводить в приказы и разыскивать» (то есть допрашивать под пыткой).
Указом 1716 года и духовным регламентом 1731 года на архиереев возложена обязанность разыскивать кликуш и предавать их гражданскому суду.
В 1729 – 1730 годах в одной волости обвинены были в икотном деле 232 человека, в том числе замужних женщин – 116, вдов – 5, малолетних девушек – 26, мальчиков и женатых мужчин – 84.
Указ 1737 года, замечая, что «в Москве являются по церквам и монастырям кликуши, которым в той притворной жалости свобода даётся, а сверх того над ними молитвы отправляются», подтверждает обязанность архиереев разыскивать кликуш и за недонесение грозит им извержением из сана.
Обвинения лиц, выкликиваемых кликушами, встречаются у нас ещё во второй половине XVIII столетия. На это указывает любопытный указ Сената от 14 марта 1770 года по поводу поступившего на ревизию Сената приговора Яренской волостной канцелярии и Великоустюжской духовной консистории над лицами, обвинёнными кликушами в том, что они их испортили. Вот этот указ под титулом «О предостережении судей от неправильных следствий и решений по делам о колдовстве, и чародействе, и о наказании кликуш плетьми, яко обманщиц»:
«Находит Правительствующий Сенат, к великому сожалению своему, с одной стороны закоснелое в легкомыслии многих людей, а паче простого народа о чародейственных порчах суеверие, соединённое с коварством и явными обманами тех, кои или по злобе или для корысти своей оным пользуются, а с другой, видит с крайним неудовольствием не только беззаконные с ними, мнимыми чародеями, поступки, но невежество и непростительную самих судей неосторожность, в том, что с важностью принимал осязательную ложь и вещь совсем несбыточную за правду, следственно пустую мечту за дело, внимания судейского достойное, вступили без причины в следствие весьма непорядочное, из чего сверх напрасного невинным людям истязания, не иное что произойти могло, как вящее простых людей в сём гнусном суеверии утверждение вместо того, что по долгу звания своего и на основании явных законов обязаны они стараться о истреблении оного; при таковых обстоятельствах за нужное поставляет Правительствующий Сенат для отвращения впредь подобных сему неистовств, а поэтому для предостережения судей, приметить и изъяснить нижеследующие к сему случаю принадлежащие окрестности…»
Далее Сенат вошёл в подробное опровержение суеверия колдовства и между прочим признал «порчу людей посредством пущания на ветер даваемых якобы от дьявола червяков» за «пустую, смеха и презрения паче, а не уважения достойную баснь»; самые же доставленные червяки, по вскрытии в Сенате, оказались «не иное что, как засушенные простые мухи». Сенат постановил: отрешить судей от должности, начать следствие вновь, но над кликушами (наказание плетьми), а не над теми, кого они выкликали[102].
В литературных памятниках прошлого столетия имеются указания относительно заклинания и изгнания бесов. По всей вероятности, такие заклинания у нас, как и на Западе, производились, но ни по своему ритуалу, ни по личности беса, ни по последствиям борьбы с заклинаемыми бесами они не походили на заклинания, производившиеся в странах католических.
Буслаев приводит повесть, составленную в начале XVIII века и вошедшую в сказание об Иларионе Суздальском из книги иеромонаха Мефодия и из устных рассказов схимонаха Марка, самовидца и участника многих событий, в Житии преподобного Илариона описанных.
При державе благочестивейшего царя Алексея Михайловича всея России самодержца случилось в царствующем граде Москве вот какое дело в пищепитательнице патриаршей, на Куличках, что за Варварскими воротами, близ Ивановского монастыря. По действу некоторого чародея вселился там демон и начал живущим различные пакости творить, как поведал о том отец Марко, который в то время сам был вместе с Иларионом в тех богадельнях и всё то видел своими глазами. Ни днём ни ночью тот демон никому не давал уснуть, таская людей с постель и с лавок, и всем вслух нелепости вопиял, и на печи, и на полатях, и в углах, стуча и гремя и нелепыми голосами крича, всех устрашал. Благочестивейший же царь Алексей Михайлович повелел духовного чина людям на отгнание того демона молитвы творить; но успеха не было, и демон ещё свирепее укорял всех, и грехи всех явно рассказывал, обличая и стыдя, а иных даже бил и выгонял вон. Много раз принимались изгнать того беса, но не могли с ним сладить.
Тогда кто-то из приближённых возвестил царю о преподобном Иларионе, что он сподобился от Бога принять власть на изгнание нечистых духов. Благочестивый царь повелел преподобного перед себя призвать, потому что он был тогда в Москве. Посланные нашли Илариона где-то на пути и позвали к царю, к великому испугу Илариона, потому что он подумал, не оклеветал ли его кто перед царём. Однако повиновался и пошёл к царю. На преподобном была в то время овчинная шуба, лычным поясом подпоясана, а сверх шубы суконная ряса ветхая. Представ пред царём, он сначала отказывался от трудного подвига изгнать бесов из женских богаделен, но потом, в виде монашеского послушания, согласился и в тот же день к вечеру отправился в богадельню с монахами Марком и Иосифом, по прозванию Рябиком. А в то время в Москву съехались вселенские патриархи.
