Тревожное настроение короля имело свои подспудные причины. Несколько раз он намекал на них, вплоть до того, что заявил своим близким: «Ах, проклятая коронация… Ты послужишь причиной моей смерти…»
Ранее он делился своими опасениями умереть в Париже: «Я умру в этом городе, я останусь в нем навсегда, потому что они убьют меня». В другой раз он говорил: «Они возлагают свои последние надежды на мою смерть».
Генрих IV (который был далеко не глуп) под словом «они» имел в виду членов Общества Иисуса. Об этом он говорил в письме к Сюлли. Но он также знал, что за этими фанатиками — иезуитами, бывшими лигистами[131], испанскими агентами, куртизанами и куртизанками вроде представителей семейства д’Антрэг — стояло Папство, которое никогда не сможет простить ему Нантского эдикта. И что убийцей или убийцами его. станут непременно неизвестные лица, наивные фанатики, которых истинные преступники бросят на произвол судьбы.
В те времена не было ни газет, ни радио. Дни недели были известны лишь тем, кто имел календарь, и большие отрезки времени обозначались при помощи названий крупных христианских праздников: первое воскресенье после Богоявления, пятница после начала Поста, Страстной четверг и т. д. Все это были даты, о которых приходской священник напоминал своей пастве. И сам календарь был весьма неоднозначным понятием: год в разных концах Европы начинался в разное время, и потребовалось более двух веков, чтобы григорианский календарь повсеместно пришел на смену юлианскому.
Поэтому не следует удивляться тому, что известие об убийстве Генриха IV доходило до людей в течение длительного периода. В тех местах, где должны были развернуться первые военные действия, то есть к северо-востоку от Франции — в Артуа, Эно, Фландрии и Брабанте, тогдашних испанских владениях, — весть о смерти короля как об уже свершившемся событии провозглашалась с 1 мая, дня св. Филиппа и именин короля Испании. Это известие распространялось примерно в течение недели. 9 мая 1610 г. один солдат посоветовал своей знакомой протестантке уехать из Парижа, так как положение могло стать опасным для протестантов.
Вначале коронация Марии Медичи была назначена на 10 мая, но затем ее перенесли на 13 мая. Однако, начиная уже с 11 мая, в провинции, где считалось, что коронация уже состоялась, отдельные люди прямо возвещали о том, что король был убит ударами ножа. Это служит доказательством того, что кое-кому было известно, что Генриха IV должны были убить на следующий день после коронации.
Они заговорили об этом преждевременно, не ведая о перенесении даты коронации на 13 мая. Наконец, Тома Робер, прево из Питивье, состоявший на службе семьи д’Антрэг, имел неосторожность сообщить об убийстве короля в момент, когда оно только совершалось. Значит, он уже был в курсе дела и только слишком поспешно проявил свою осведомленность. Мы уже рассказывали, как он был задушен в тюрьме, где он сидел, арестованный по приказу парламента.
Однако вернемся на место преступления и сделаем несколько весьма ценных наблюдений, упущенных из виду официальными историками. Эти наблюдения помогут нам кое в чем разобраться.
Когда знакомишься с подробностями, сообщенными Пьером де Л’Этуалем, приходит в голову лишь мысль о том, что королю была подстроена ловушка, в которую он угодил не без помощи своего эскорта. Вернемся снова к тем событиям. Эскорт состоял из «небольшого числа всадников и нескольких выездных лакеев». Само это небольшое число исключало всеобщую рассеянность. Действительно, от каждого всадника эскортировавшего эскадрона можно было требовать тем более напряженного внимания в том случае, если он был в малочисленной группе своих товарищей. Здесь же все происходило наоборот. Вспомним следующее:
1) Когда карета повернула за угол улицы Сент-Оноре, чтобы выехать на улицу Ферронери, обнаружилось, что путь преграждали две фуры, одна — груженная вином, другая — сеном. Возможно, что это было дело случая, но часто бывает так, что случаем управляет человек. Итак, карета остановилась.
2) Пьер де Л’Этуаль далее сообщает, что большинство выездных лакеев перебрались на кладбище Инносан, тянувшееся вдоль улицы, чтобы быстрее добраться до конца улицы и там встретить королевскую карету. Простой вопрос: как начальник эскорта (не могло же там не быть начальника эскорта) допустил этот разброд и забвение долга?
3) Ничего не говорится о «небольшом числе всадников». Что сделали они? Прошли по кладбищу? Едва ли, учитывая почтение, которое внушало само это место: с трудом можно представить себе всадников, скачущих по могилам. Если они находились позади кареты, они должны были видеть приближавшегося убийцу. Сомнительно также, чтобы все они находились впереди запряженных в карету лошадей, так как глава государства всегда охраняется спереди, сзади и с боков.
4) В тот момент с боков карета охранялась лишь двумя выездными лакеями. Но как бы случайно один из них отошел от кареты, направляясь к возчикам фур, загромоздивших проход, а другой, отойдя в сторону, наклонился, чтобы подтянуть свою подвязку.
5) Равальяк, который шел вслед за каретой от самого Лувра, ни у кого не вызывая при этом ни малейшего удивления, продолжал свой путь, не будучи остановленным всадниками эскорта, следовавшего позади кареты (еще раз возникает вопрос, а был ли вообще эскорт?), вскочил на колесо этой кареты и нанес королю три удара.
6) И, продолжает Пьер де Л’Этуаль, ни один из сеньоров, находившихся в карете, не видел, как король подвергся нападению. Кто же эти сеньоры? Среди них — Рикетти из флорентийской семьи, которая в 1570 г. приобрела поместье Мирабо в Провансе. Эти люди приехали во Францию, пользуясь протекцией Екатерины Медичи, супруги Генриха II. Разумеется, они были преданы Марии Медичи, которая была родом из Флоренции, как и они сами. В этой карете находился также Антуан, барон де Роклор, кастелян короля. Он стал маршалом Франции (спрашивается, с какой стати?) в 1614 г. (через четыре года после убийства короля) во время регентства Марии Медичи и «царствования» Кончини и его клики. В карете ехал и герцог де Монбазон, Эркюль де Роан. Там же Жак де Номпар де Комон, герцог де Ла Форс. Он был верным соратником «короля Наварры», но остался ли он таким же верным соратником «короля Франции»? Ведь впоследствии он вместе с Генрихом де Роаном участвовал в бунте недовольных, когда к власти пришел Людовик XIII. Возле короля тогда в карете находился и Жан де Бомануар, маркиз де Лаварден. Бывший лигист, в конце концов он продался Генриху IV за титулы маршала Франции и губернатора Мэна. Искренен ли переход в другой стан за такую плату? Не знаю… Наконец, там же тогда был и д’Эпернон. Все они составляли странный внутренний эскорт Генриха IV. И то, что ни один из них не только не удивился, видя, как Равальяк упорно следует за каретой или рядом с ней от самого Лувра, но еще и не заметил, как он вскочил на колесо кареты и нанес королю три удара. Все это лишь усиливает подозрение в их общем сговоре или по крайней мере в известном попустительстве некоторых из них, тех, кто специально смотрел в другую сторону. Как вскоре выяснится, д’Эпернон был главным убийцей.
7) Равальяк, нанеся королю удар, мог легко убежать, достаточно ему было бросить свой нож и скрыться из виду, бросившись через кладбище Инносан. Но этот полоумный, находившийся во власти внушенных ему идей, остался на месте, торжествуя, будучи уверенным, что на его стороне все королевство. Это не было предусмотрено, и знатные сеньоры должны были сами позаботиться о его аресте. Здесь встает один вопрос: где же всадники, эскортировавшие карету? И где же выездные лакеи?
Лишь после того, как их удалось вернуть назад, сеньоры, сопровождавшие Генриха IV, передали им убийцу, который был препровожден сначала в замок де Гонди, где состоялся его первый допрос. Кажется, от него не смогли добиться ничего, кроме его имени: Франсуа Равальяк.
Семья Гонди была также (как бы волею случая) флорентийского происхождения и обосновалась во Франции со времен Екатерины Медичи. И в день убийства короля в этом отеле находился глава семьи: Эммануэль де Гонди, командовавший галерами. Очевидно, что первое место заключения Равальяка было выбрано не наспех, и не даром его не доставили прямо в Консьержери[132], как это было принято.
Назавтра д’Эпернон привез его к себе домой на целый день, видимо, с целью убедить его хранить молчание. Перечитайте историю убийства герцога де Берри в нашей книге «Преступления и секреты государства». Методы применялись те же, только на месте д’Эпернона был Деказ, а на месте Равальяка — Лувель…
Между тем расследование шло более чем неторопливо. Отец д’Обиньи, священник церкви Сен-Северен, к которому часто приходил Равальяк, был допрошен весьма формально и очень быстро. Что же до остальных возможных свидетелей, то их просто проигнорировали. Сразу после смерти короля д’Эпернон совершил своего рода государственный переворот. Королева, коронованная накануне дня убийства, была сразу же объявлена регентшей королевства, а юный Людовик XIII был еще несовершеннолетним. Однако совершенно возмутительным является то, что в регентском совете заседали нунций Убалдини и посол Испании. Это убедительно доказывает, что убийство Генриха IV направлялось рукой иностранной державы, а также церкви.
