выхода на Красную площадь.
Суд, как и следовало ожидать, полностью повторил выводы экспертизы, признал Файнберга невменяемым и назначил ему принудительное лечение в психиатрической больнице специального типа. В начале февраля 1969 года Виктор помещен в Ленинградскую специальную психиатрическую больницу на Арсенальной. О его пребывании там известно мало. В конце мая он был переведен из 11-го, лечебного отделения, где ему лечили заболевание щитовидной железы, в более тяжелое, 4-е. Санитары – а санитарами в этой больнице заключенные-уголовники – в кровь избили одного пациента. Виктор слышал его крики, а на другой день встретил его, окровавленного: разбито лицо, и в крови пижама. Виктор начал писать жалобу на санитара, и его тут же, не дав дописать, перевели в другое отделение, причем жалоба «пропала». Взволнованным родителям Виктора сказали, что он ни в чем не виноват, и обещали вернуть его в лечебное отделение.
С 1 июня над Виктором назначена опека отца. Может быть, это сможет ускорить его выход. Но вот уже комиссия, которая была в июне, не выписала Виктора из больницы [15]. Следующая комиссия – через полгода, т. е. в декабре. [Виктор вышел на свободу только в 1973 году, позже меня, хотя посадили меня через год с лишним после демонстрации.]
Жена писала Виктору в письме, что ему надо скорее выйти из больницы, чтобы обрести покой, которого там нет, и только тогда улучшится его здоровье, – это письмо до Виктора не дошло.
Пятнадцатилетнего сына не пускают к Виктору на свидания как несовершеннолетнего (и в лагерь, и в тюрьму детей пускают на свидания). Виктора ограничивают в получении денег, так как он тратит их на выписку газет и журналов.
Чтобы читатель мог себе представить, в каких условиях находится Виктор, я привожу два документа о принудительном лечении в спецпсихбольницах. Первый – это отрывок из периодического издания «Год прав человека в Советском Союзе продолжается. Хроника текущих событий», выпуск 3(8). Второй написан Петром Григорьевичем Григоренко незадолго до его ареста [специально для «Полдня» по моей просьбе]. Еще я хочу отметить, что если бы Виктор был признан вменяемым, то при имевшемся подходе суда (сын на иждивении) он определенно получил бы не лагерь, а ссылку, т. е. оказался бы в куда более человеческих условиях.
Участь Виктора Файнберга – наиболее трагическая из всех демонстрантов. Но зато, мне кажется, это тот единственный случай, где могло бы помочь вмешательство мирового общественного мнения, вмешательство международных организаций – в первую очередь, Международного Красного Креста [насчет МКК я была наивна: он никогда и не пискнул по поводу психиатрических репрессий в СССР]. Если у этой книги окажутся читатели на Западе, я прошу их сделать все возможное, чтобы облегчить пребывание Виктора Файнберга в стенах тюремной психбольницы и ускорить его освобождение [16].
Судьба инакомыслящих, объявленных психически больными (Фрагмент)
…В психиатрические больницы специального типа направляются на принудительное лечение лица, совершившие тяжкие уголовные преступления (зверские убийства, изнасилования, бандитизм) в состоянии невменяемости, при наличии психических расстройств, и поэтому не подлежащие суду. Кроме того, случается, что в целях изоляции от общества невменяемыми признают лиц, чью вину в совершении тяжких уголовных преступлений следствие доказать не может, хотя и убеждено в ней. Срок нахождения в больнице не определяется судом и может затянуться на сколь угодно долгое время.
Наряду с фактически больными в эти больницы отправляются совершенно здоровые люди за их убеждения. Тем самым они лишаются права защищать себя судебным порядком и попадают в условия значительно тяжелее, чем в нынешних лагерях и тюрьмах.
Первая «больница» этого типа существовала еще до войны в г. Казани. Там еще с тех пор имеется специальное отделение для политических. После войны в г. Сычевке Смоленской области открылась колония специального типа, куда направляются психохроники и в их числе политические, представляющие, по мнению руководства специальных больниц и КГБ, наибольшую опасность. Попавшие туда люди доводятся до состояния полной психической неполноценности. В 1952 году открылась больница в Ленинграде – Арсенальная ул., 9, п/я УС-20, ст-5, в 1965 году в г. Черняховске Калининградской области в здании бывшей немецкой каторжной тюрьмы – п/я 216, ст-2, в 1966 году – в Минске, в 1968 году – в Днепропетровске.
Общим для всех этих заведений является следующее: политические, находясь в здравом рассудке, содержатся в общих камерах с тяжелыми психическими больными; при нежелании отказаться от своих убеждений они под предлогом лечения подвергаются физическим истязаниям, инъекциям больших доз аминазина и сульфазина, вызывающих шок и тяжелые физические расстройства; режим – закрытых тюрем, с одночасовой прогулкой. Иногда вводится внутривенно амитал натрия, сильное снотворное, расслабляющее человека, а после инъекции допрашивают. Персонал состоит из надзирателей войск МВД в белых халатах поверх мундиров, санитаров из числа заключенных уголовников (воров, бандитов-рецидивистов) – тоже в белых халатах, и, наконец, старшего и среднего медицинского персонала – у многих из них под белыми халатами офицерские погоны. Ограждены эти больницы-тюрьмы еще более внушительными кирпичными заборами, чем любые другие тюрьмы.
…Заключенные из лагерей особого и строгого режима, не выдержав тяжелых лагерных условий, иногда пытаются симулировать сумасшествие, и некоторым это удается. Однако, попав в тюремную психиатричку, они сразу понимают, что это куда хуже, чем самые тяжелые лагеря, и некоторые даже на коленях умоляют врачей «отпустить их обратно».
Люди, выбравшиеся из таких «больниц», получают паспорта особой серии, как после тюрьмы. Тот же, кто упорно не признает себя больным, вообще почти не имеет шансов выбраться на волю.
«Год прав человека в Советском Союзе продолжается. Хроника текущих событий», вып. 3(8), 30 июня 1969
П. Г. Григоренко О специальных психиатрических больницах («дурдомах») [17]
Товарищи просили меня коротко рассказать об этих учреждениях на основании личного опыта. Выполняю эту просьбу.
Идея психиатрических специальных больниц сама по себе ничего плохого не содержит, но в нашем специфическом осуществлении этой идеи нет ничего более преступного, более античеловеческого.
Дело в том, что метод расправы с неугодными людьми путем признания их сумасшедшими и помещения на длительные сроки или на всю жизнь в психиатрические лечебницы начал применяться с тех пор, как появилось понятие сумасшедших. Учитывая это, передовая общественность издавна боролась за то, чтобы лечение психически больных проходило под действенным контролем общественности. Общественность боролась также за то, чтобы люди, совершившие преступление в состоянии психической невменяемости, уголовному наказанию не подвергались, а направлялись на психиатрическое лечение. Боролись за это и выдающиеся русские психиатры Бехтерев и Сербский. Советское законодательство пошло по пути удовлетворения этого требования передовых людей общества.
Но беда в том, что все это дело одновременно было полностью изъято из-под надзора
