Еще один анахронизм — тут несколько субъективное мнение автора, но изложу и его.
Еще в школьные годы, слушая чтение поэмы на уроке литературы, я обратил внимание на следующие строки:
Кликом поле преградили дети бесовы,
А храбрые русичи
Преградили щитами червлеными.
(Перевод Л. Тимофеева.)
Художественный образ произвел впечатление. Представлялся ровный строй русских дружинников, уходящая к горизонту стена красных щитов и стоящие за этой стеной воины. Прошли годы, и я узнал, что в дружине Игоря пехоты не было. В степи в наступательной операции против кочевников пехота — бесполезная обуза.
Но когда я представлял конный строй, образ поля, перегороженного красными щитами, пропадал начисто. Во-первых, щиты слишком высоко от земли, а ограда обязательно имеет связь с землей. Во-вторых, щиты не образуют сомкнутого ряда — конники отстоят друг от друга дальше, чем пехотинцы. В-третьих, впереди щитов — конские головы.
Образ степи, перегороженной красными щитами, скорее мог родиться в сознании человека, наблюдающего пехотный строй, готовящийся отразить атаку кочевников. А это соображение уводит нас в те времена, когда в Поднепровье жили росы, которых не могли носить кони. Поэтому с кочевниками они должны были сражаться пешими. Само выражение «перегороженное поле» подразумевает оборонительный бой, а никак не наступательный. Таким образом, строки о поле, перегороженном щитами червлеными, родились еще в дославянскую эпоху, а значит, и звучали сначала не на славянском языке. Яркость образа способствовала тому, что он перешел в славянскую песню, откуда попал в «Слово…».
Еще одно веское доказательство компилятивности «Слова…» — его мозаичность. Об этом, в частности, пишет В.И. Стеллецкий. «Уже во вступлении мы наблюдаем основную особенность композиции «Слова о полку Игореве», здесь нет последовательного изложения событий, произведение состоит из слитых в единое целое строфических отрывков… Изучая пробные зачины, выдаваемые автором за бояновские, мы видим, что это сроки стихотворного склада, которые нельзя иначе оценить, как строки устной народной поэзии» [158, с. 20].
«Композиция «Слова…» прихотлива, мозаична и зависит не от дальнейшего членения его на части, а построена на ином принципе, а именно на принципе вольных строф, объединяющихся в группы или комплексы, посвященные тем или иным темам и подтемам…» [158, с. 22].
В дальнейшем анализе В.И. Стеллецкий признает, что такая структура для литературного произведения необычна, но высказывает мнение, что таковы были нормы и каноны сочинительства в XII в., но другие произведения подобного жанра до нас не дошли, поэтому композиция «Слова…» кажется такой необычной.
Это мнение, а отнюдь не факт. Версия, предложенная выше, гораздо лучше объясняет странную композицию поэмы, т. е. ее составленность как бы из отдельных отрывков и различный стихотворный размер строк поэмы. Русские былины не знают такой композиции. Даже былины большого размера имеют логически более взаимосвязанный текст и единую ритмику. А ведь былины сочинялись конкретными людьми и по канонам того времени, когда возникло «Слово…».
Б.А. Рыбаков пытался странности поэмы объяснить тем, что в дошедшем до нас списке были перепутаны некоторые страницы, а одна вообще утеряна. Исходя из этого, он попытался расположить текст поэмы «правильно» [153, с. 55–67]. Можно согласиться, что у академика структура текста поэмы более логична, нежели у создателя, но ведь создатель работал не с текстом, а слагал его из фрагментов песен, находимых в своей памяти. К тому же на слух. Ему было труднее.
Еще один интересный вопрос: строил ли создатель поэмы свое произведение «на чистом месте», из отдельных поэтических блоков, или у него был «кристалл роста», т. е. песнь или поэма, которая послужила основой произведения, в которую вставлялись новые поэтические фрагменты, в которой видоизменялись имена, действия, реалии времени? Ответ будет утвердительным: была старинная песнь или поэма, перекликающаяся своим содержанием с событиями конца XII в. и теми идеями, которые хотел выразить создатель «Слова…».
Прежде всего, об этом говорит полное название самой поэмы: «Слово о полку Игореве, Игоря, сына Святославова, внука Олегова». Зачем после основного названия следует целая генеалогия основного героя поэмы? На странность в названии обратил внимание В.А. Чивилихин. Эту странность он истолковал так, что поэма написана самим Игорем, князем Новгород-Северским, и слова «.. Игоря, сына Святославова, внука Олегова» — следует читать как авторскую подпись, указывающую на личность сочинителя.
Я предполагаю, что существовала другая песнь или поэма под названием «Слово о полку Игореве» — для конца XII в. произведение старинное, хорошо известное слушателям того времени. В нем повествовалось о походе в степь князя Игоря, о неудаче похода, о несчастьях, обрушившихся на русскую землю вследствие неразумных княжеских действий. Возможно, в этом первоначальном «Слове…» был плач княгини, призыв к единению русской земли, но может быть, что это вставки из других произведений. Когда летом 1185 г. случились на Руси трагические события, у будущего создателя поэмы возникла психологическая ситуация, называемая ныне «дежа вю». Дымные столбы от горящих русских селений там и здесь поднимаются в голубое небо, население бежит и прячется от свалившейся опасности, грозные и страшные вести приходят отовсюду, а воину-гусляру вспоминаются строки старинного текста про Игоря, своими неразумными действиями обрушившего на Русь несчастья. Вспоминались песни Бояна с осуждением княжеского сепаратизма, песни о героических защитниках русской земли. В старинную ткань «Слова…» он вплетал самые яркие и уместные строки, образы из известных ему песен, менял имена, географические названия, приноравливая формирующийся текст к существующей ситуации. Так возникла заготовка поэмы, которая нам теперь известна. Уже потом создатель доработал текст, добавил часть о возвращении Игоря из плена, здесь пришлось для связи кое-что самому сочинить. Ну, а поскольку слушатели знали о первоначальном «Слове о полку Игореве», пришлось во избежание путаницы добавить в названии, что имеется в виду Игорь нынешний, а не тот старинный, про которого сложено первоначальное «Слово…». Именно отсюда вышеуказанная странность в названии поэмы. Первая часть — название, вторая — пояснение, чтобы не путать со старым «Словом…».
Естественно, следует ответить на некоторые вопросы. В какое время создана исходная версия «Слова…»? Какие события в ней отражены? Какой князь Игорь фигурирует в ней главным героем?
Из всех возможных вариантов подходит только один Игорь — муж княгини Ольги, о правлении которого летописи предпочитают не писать. Уже из этого следует, что первоначальное «Слово…» было создано в первой половине X в., - почти за два с половиной столетия до появления второй версии, которую мы и называем «Слово о полку Игореве». Отражались в первоначальном «Слове…» события, о которых летописи промолчали. Это создает трудности событийной привязки, которые, впрочем, частично преодолимы.
Выше, когда разбирались анахронизмы «Слова…», я сознательно упустил один из них, поскольку разобрать его удобнее сейчас. Вот он:
А поганые, с войной и победою рыская по Русской земле,
Дань собирали по векше с двора.
В.И. Стеллецкий в примечаниях к древнерусскому тексту объясняет, что такое «векша» [158, с. 152], но ничего не говорит о временах, когда «поганые» собирали дань на Руси по беличьей шкурке со двора.
Кочевнический набег и сбор дани — вещи весьма различные.
В первом случае: стремительное появление, грабеж, убийства, пленение, уход обратно в степь, пока цела голова и добыча не отнята. Во втором случае «поганым» нужна фискальная служба, учет количества дворов, появление на податных территориях в заранее обусловленное время, сбор, концентрация, вывоз дани. Взаимоотношения Руси с половцами известны достаточно хорошо — летописи к тому времени, слава Богу, писать уже научились. Так вот: не было такого времени, такого случая, когда бы половцы собирали дань на Русской земле. Были половецкие набеги, было участие их в княжеских усобицах… И все.
До прихода половцев в степи господствовали печенеги. Им тоже Русская земля дань не платила. Еще раньше — правление Игоря Старого, о котором известно так мало. Есть серьезные основания полагать, что в это время Русь дань платила. Хазарам.
Стало быть, в правление Игоря Старого хазары «с войной и победами» приходили на Русскую землю, и приходилось им платить дань «по векше со двора». И эти несчастья как-то увязываются с неразумным походом в степь Игоря Новгород-Северского.
