Проходимца принял лично Ленин, другие «вожди», зампред Совнаркома А.И. Рыков подписал с лжемиллионером договор о концессии (аренда – с планируемой прибылью в 3 млрд. долл. – всей Камчатки, которая в 1920 г. еще входила в состав ДВР; полуостров ради дружбы с «миллионером» 15 декабря 1920 г. срочно «изъяли» из ДВР и «присоединили» к РСФСР). При этом «миллионер» наобещал Ильичу семь бочек арестантов, а главное, скорое дипломатическое признание Советской России. По некоторым данным, Ленин даже снабдил этого американского Хлестакова письмом в Вашингтон к «кому следует» о том, что большевики готовы отдать США… бухту Петропавловска-на-Камчатке для строительства там военно-морской базы (по типу Гуантанама на Кубе) сроком на 99 лет.
Все это оказалось аферой чистой воды. Новый президент США Гардинг заявил, что знает совсем другого Вандерлипа и ни о каких «камчатских концессиях» он от подлинного миллионера ничего не слышал.
Ильич выкрутится и, обозвав лжемиллионера в декабре 1920 г. «американским кулаком», тем не менее заявит, что он, как всегда, был прав: дело-де не в личностях, а в том, что «мы беремся восстанавливать международное хозяйство – вот наш план».
И снова обратимся к нашей эпохе. В 1991 г. при посещении С.П. Петрова США (Калифорния) мы вместе с ним поехали в архив Гуверовского института войны, революции и мира посмотреть архив его отца и архив В.И. Моравского. В институте он знакомит меня с соотечественником из Ленинграда Михаилом Бернштамом (в СССР короткое время – личный литературный секретарь А.И. Солженицына, затем – эмигрант в США по «еврейской визе»). Работает старшим научным сотрудником в Гуверовском институте, историк. За рубежом опубликовал несколько интересных работ по «демократической контрреволюции» 1918 г. на Урале и в Поволжье (я на них ссылаюсь в предыдущих главах). Даже предложил мне поработать в архиве института, написал начальству письмо-рекомендацию (последствий не имело).
И вдруг год спустя встречаю Мишу в Москве, на Новом Арбате, 19, в помещении ВЭС – Высшего экономического совета ВС РФ. Почему, откуда? Оказывается, он и еще несколько американцев из бывших «советских» – иностранные экономические советники ВЭС (машина, охрана, люкс в гостинице «Россия», хорошие оклады в долларах).
Как историк попал в экономисты, да еще в советники? Да так же, как Вандерлип-2 к Ленину. Не спросили, «миллионер» ли (экономист), а сам по скромности умолчал, что он обычный историк. А кто пригласил? Тогдашний председатель ВЭС, дважды депутат Михаил Бочаров. Приехал в США искать светлые «экономические» головы в 1990 г. Языка не знает, переводчика нет. В Гуверовском институте подошел к нему бородач, по-русски говорит, понятное дело, очень бойко. Узнал, кого ищет член Межрегиональной группы Съезда народных депутатов СССР М.А. Бочаров. Быстренько, за вечер, отстучал (по-русски!) на компьютере целую программу экономического возрождения России даже не за 500 дней, а… за две недели!? Еще двух недель после этого не прошло – за подписью первого спикера ВС РСФСР Б.Н. Ельцина приглашение в иностранные экономические консультанты в «демократическую Россию». Современного Гардинга тогда в США не нашлось (правда, и М. Бернштам Камчатку в аренду не брал), вот и попал советский историк в выдающиеся американские экономисты…
С тех пор периодически встречал Мишу Бернштама то в Москве, где он снова консультирует, уж не знаю кого, то слышу его по радио «Свобода», где он постоянно выступает с проповедями, как «обустроить Расею».
***
И все– таки Леонид Красин достойно завершил свой жизненный путь. В 1920-1925 гг. он сделал очень много для успехов советской дипломатии в Западной Европе. Чего только стоило прорубленное им «окно в Англию» в марте 1921 г.! В начале 1922 г. он вместе с Х.Г. Раковским и К. Радеком вел секретные переговоры в Германии и с немцами, и с французами. С немцами они завершились сепаратным договором. Но немцы не могли в 1922 г. дать Советской России крупные кредиты.
В этой сфере, как и в XIX в. доминировала Франция. Поэтому после Генуи и Гааги Париж стал весьма притягательной столицей для большевиков. Как туда проникнуть, если в русском посольстве все еще сидел посол «временных» Василий Маклаков? В Москве снова выбор пал на Красина – его охотно аккредитовали по всей Европе.
Кончилось разыгрывание «французской карты» тем, что в Москве решили провести рокировку: Х.Г. Раковского послали полпредом в Лондон, а Красина – «уполномоченным НКИД» в Париж (июль 1923 г.) при сохранении прежней должности наркомвнешторга (до самой своей смерти в ноябре 1926 г. Красин так и остался «наркомом-послом», равным по служебной иерархии Г.В. Чичерину, что вызывало большое неудовольствие последнего).
Конечно, нарком мало времени уделял своим посольским делам – что в Лондоне в 1921-1923 гг. что в Париже в 1923-1925 гг. бывая лишь наездами, часто пользуясь личным аэропланом. Но почву для франко-советских переговоров по «царским долгам» и кредитам он все же в 1923-1924 гг. успел подготовить.
Красин начал с того, на чем до Первой мировой войны остановился финансовый агент Витте Артур Рафалович, – с подкупа парижской прессы, в частности крупнейшей газеты «Тан». В 1960 г. во Франции вышел «Дневник ссыльного. 1935 год» (Л.Д. Троцкого), где впервые были изложены условия соглашения Красина с редакцией «Тан». Газета посылает в Москву своего собкора, тот публикует «критически-умеренные» корреспонденции, но общая линия газеты – «дружественная к СССР». Главная задача всей акции – добиться установления дипломатических отношений двух стран и тем самым признать Советы де-юре (это и произошло 28 октября 1924 г.).
За все это «советское правительство, – говорилось в „Дневнике ссыльного“, – перечисляет газете „Тан“ один миллион франков ежегодно».
Однако советские дипломаты оказались более прижимистыми, чем царские. Красин начал торговаться вокруг суммы – 500 – 700 тыс. фр. Валюту тогда уже распределяло Политбюро. Оно затребовало от Красина гарантии: к какому числу он обещает дипломатическое признание СССР? В результате бюрократической волокиты и многомесячной переписки сделка с «Тан» так и не состоялась.
И тем не менее почва к признанию была во Франции взрыхлена, хотя Красин и продолжал бывать в Париже лишь наездами. Именно Красин после дипломатического признания СССР Францией первым из советских послов во Франции вручал свои верительные грамоты французскому президенту. Вскоре после этого акта полпредство СССР переехало в старое царское здание посольства на улице Гренелль.
«Если веду сейчас жизнь вроде ватиканского затворника, – писал Красин жене Т.В. Миклашевской-Красиной 28 декабря 1924 г. из Парижа, – то только потому, что по новости дела не хватает времени даже на еду и прочее, не каждый день выхожу из своего кабинета…» «Не выходить из кабинета» побуждали и соображения безопасности. 10 мая 1923 г. в Лозанне белогвардеец Коверда убил полпреда в Италии В.В. Воровского, приехавшего на международную конференцию. «На днях тут перед нашими воротами задержали какую-то полусумасшедшую женщину, с револьвером, признавшуюся в намерении меня подстрелить, но, кажется, она действовала без сообщников, – продолжал Красин. – Впрочем, озлобление в белогвардейских кругах настолько велико, что не удивительно, если обнаружатся и более обстоятельные предприятия в том же роде. Я лично смотрю на все это с точки зрения фаталистической: чему суждено быть, того все равно не минуешь, а уберечься в этих условиях все равно нельзя (курсив мой. – Авт.)».
От белогвардейской пули Красин уберегся, а вот от страшной болезни – белокровия – нет. С 1925 г. здоровье его начинает резко ухудшаться, он целые месяцы проводит в парижских клиниках (только в мае-сентябре ему делают пять переливаний крови), но все было бесполезно – в конце 1926 г. Красин скончался в больнице.
Эстафету подхватил Раковский. Он и в 1923-1924 гг. постоянно совершал «челночные поездки» из Лондона в Париж и обратно, а в ноябре 1925 г. официально был переведен из Лондона в Париж полпредом СССР.
Любопытно, что перед своим утверждением на Политбюро Раковский поставил ряд условий:
1) как некогда Ленин Красину, Политбюро дает ему «карт-бланш» на три года для проведения собственной линии во франко-советских переговорах;
2) он уполномочен вести «франкофильскую политику» и окончательно решить вопрос о «царских долгах»;
3) Коминтерн не вмешивается в его функции посла и не присылает своих агентов во Францию «без предварительной санкции Раковского».
Одним словом, в Париже оказался достойный преемник Красина на посту посла, вдобавок учившийся во Франции (диплом врача в университете Монпелье), написавший о стране не одну книгу (в 1900 г. в Петербурге он выпустил «Историю III Республики во Франции» объемом более 400 страниц).
Самым существенным дипломатическим актом «Рако» (так звали его французские друзья-коммунисты) стала советско-французская конференция по «царским долгам» и советским кредитам, которая с большими перерывами длилась с февраля 1926 г. по ноябрь 1927 г. когда французские власти фактически вынудили Раковского покинуть Францию.
