Но зато с киевскими сионистами было иначе. "Встретили меня киевляне как родного‚ созвали заседание‚ выслушали доклад‚ одобрили‚ ободрили‚ благословили на работу дальше‚ обещали помогать‚ чем можно‚ и сдержали свое слово. Не раз в трудный день я посылал телеграмму в Киев: "выручайте!" – и ответ всегда получался через банк". Неожиданная помощь пришла и от газеты "Московские ведомости"‚ чьим корреспондентом Жаботинский состоял. Главный редактор предложил ему: "Оставайтесь работать у нас в Москве‚ – зачем вам опять на запад?" – "Легион"‚ – ответил Жаботинский. "Если так‚ поезжайте с Богом"‚ – сказал редактор. "И два года подряд‚ пока большевики не закрыли‚ помогала мне старая честная газета‚ гордость русской печати‚ давая возможность жить в Лондоне‚ содержать семью в Петербурге и делать что угодно".
Более двух лет подряд Жаботинский боролся за создание еврейского легиона‚ и Хаим Вейцман свидетельствовал: "Трудно описать те сложности и препятствия‚ с которыми Жаботинскому пришлось столкнуться. Ему мешали‚ его высмеивали со всех сторон. Однако его настойчивость оказалась поистине поразительной". Практически это была борьба в одиночку‚ но не случайно Жаботинский получил прозвище: "Председатель объединения жестоковыйных евреев". В те годы он разработал "теорию терпения": "Суть ее была в том‚ что после каждого провала надо себя проэкзаменовать и спросить: а ты‚ быть может‚ неправ? Если неправ‚ сходи с трибуны и замолчи. Если же прав‚ то не верь глазам: провал – не провал‚ "нет" не ответ‚ пережди час и начинай сначала".
В лондонском квартале Ист–Энд жили евреи – беженцы из России‚ у которых было российское подданство. Англичане не брали их в армию‚ и из этой среды Жаботинский надеялся сформировать первое подразделение будущего еврейского легиона. Но тамошняя молодежь его разочаровала. Они не желали слушать про Эрец Исраэль и еврейский легион; они надеялись‚ что эта война вообще их не коснется‚ и на встречах отвечали Жаботинскому криками‚ руганью и скандалами. Один из жителей Ист–Энда сказал после бурного митинга: "Мистер Жаботинский‚ долго вы еще собираетесь метать горох об стенку? Ничего вы в наших людях не понимаете. Вы им толкуете‚ что вот это они должны сделать "как евреи"‚ а вот это "как англичане"‚ а вот это "как люди"... Болтовня. Мы не евреи. Мы не англичане. Мы не люди. А кто мы? Портные".
Жаботинский писал: "Привожу это горькое слово только потому‚ что‚ в конце концов‚ Ист–Энд за себя постоял. Солдат он нам дал первосортных‚ смелых и выносливых; даже самая кличка "портной" – "шнейдер" – постепенно приобрела во всех наших батальонах оттенок почетного прозвища‚ стала синонимом настоящего человека‚ который исполняет что положено‚ не хныча и не хвастаясь‚ точно‚ сурово и спокойно".
Постепенно в Лондоне стало преобладать мнение‚ что необходимо открыть восточный фронт против Турции‚ а потому идея создания еврейского подразделения казалась теперь не только возможной‚ но и необходимой. В один из дней Жаботинский пошел к главному редактору газеты "Таймс" и сказал: "Настал момент для выстрела из большой пушки: нужна статья в "Таймсе". – "Напишите письмо в редакцию‚ – ответил тот‚ – а я дам передовицу"... Когда появился этот номер газеты‚ в ресторане подошел ко мне один из самых свирепых наших ругателей‚ кисло улыбнулся и сказал: "Ваше дело в шляпе: "Таймс" высказался..."
4
Осенью 1916 года в Лондон приехал Иосиф Трумпельдор‚ командир расформированного отряда погонщиков мулов. Сто двадцать солдат из этого отряда решили продолжить военную службу‚ и их повезли в Англию. По пути корабль налетел на мину‚ им пришлось поплавать в воде‚ а в Лондоне они попросили‚ чтобы их определили в один батальон. Жаботинский был знаком с влиятельными лицами; они постарались‚ и все солдаты бывшего отряда погонщиков мулов оказались вместе: из них образовали пятую роту‚ которая стала ядром будущего еврейского легиона. Жаботинский уговорил командира лагеря‚ и его зачислили рядовым в ту же роту. В первые дни службы знаменитый на всю Россию и уже немолодой журналист мыл полы‚ и сержант сказал ему: "Отлично вымыли. Будем просить полковника‚ чтобы вас назначили на эту должность при нашей столовой".
В пятой роте большинство составляли евреи из России; среди них были и несколько русских–иудействующих‚ белокурых и синеглазых. Жаботинский вспоминал: "Один из них‚ Матвеев‚ добрался до Палестины всего за несколько дней до войны: пришел пешком из Астрахани в Иерусалим прямо через Месопотамию. В субботние вечера он очень серьезно напивался..‚ ложился в углу на свою койку и в голос читал псалмы Давида из старого молитвенника. Еще там были семь грузинских евреев‚ все с очень длинными именами‚ кончавшимися на "швили"... Семеро молодцов‚ как на подбор‚ высокие‚ стройные..‚ первые силачи на весь батальон. Я их очень полюбил за спокойную повадку‚ за скромность‚ за уважение к самим себе‚ к соседу‚ к человеку постарше. Один из них непременно хотел отнять у меня веник‚ когда меня назначили мести... Были среди нас египетские уроженцы‚ с которыми можно было сговориться только по–итальянски или по–французски. Два дагестанских еврея и один крымчак поверяли друг другу свои тайны по–татарски. А был там один по имени Девикалогло‚ настоящий православный грек‚ неведомо как попавший к нам‚ и с ним я уже никак не мог сговориться: если бы сложить нас обоих вместе‚ то знали мы вдвоем десять языков – только все разные".
Жаботинский и Трумпельдор написали докладную записку о создании еврейского легиона; эту записку обсуждал военный кабинет и поручил военному министру встретиться с ее авторами. Никто не преlполагал‚ что один из авторов записки – рядовой британской армии; это было неслыханное нарушение традиций – совещание между военным министром и рядовым пехотинцем‚ но тем не менее‚ именно на этой встрече они пришли к соглашению о сформировании еврейского подразделения. После встречи с министром Жаботинский вернулся в казарму‚ возбужденный и окрыленный‚ – и "вдруг в барак влетел... юный рыжий подпоручик: дежурный офицер... Он орлиным оком окинул окна‚ почему–то закрытые‚ нахмурился и сказал: "Эй‚ вы‚ там‚ рядовой в очках‚ – открыть!" – "Которое‚ сэр?" – спросил Жаботинский. "Все‚ болван вы этакий"‚ – изрек подпоручик и проследовал дальше.
Двадцать пятого августа 1917 года было официально объявлено о создании еврейского боевого подразделения. В Ист–Энде‚ еврейском квартале Лондона‚ добровольцы записывались в легион‚ и из них образовали тридцать восьмой батальон королевских стрелков. В нем было шестьдесят четыре солдата по фамилии Коган; командовал батальоном подполковник Д. Патерсон‚ командир бывшего отряда погонщиков мулов‚ тот самый Патерсон‚ как писал Жаботинский‚ "который поверил в нас с первого момента‚ когда еще все над нами смеялись". Суббота была днем отдыха солдат этого батальона‚ на кухне готовили кашерную пищу; их командир с удивлением отметил‚ что "за всё время никто из солдат не выпил даже капли пива"‚ а потому пришлось закрыть солдатский ларек.
Второго февраля 1918 года еврейский батальон промаршировал по главным улицам Лондона; его приветствовал мэр–лорд города в средневековых одеждах посреди пышной свиты. Затем батальон направился в еврейский квартал: над колонной развевался флаг Соединенного королевства Великобритании и еврейский национальный флаг; впереди ехал на лошади подполковник Патерсон и приветствовал зрителей. "Бело–голубые флаги висели над каждой лавчонкой‚ – вспоминал Жаботинский‚ – женщины плакали на улицах от радости; старые бородачи кивали сивыми бородами и бормотали молитву "благословен‚ давший дожить нам до сего дня..."‚ а солдаты‚ те самые портные‚ плечо к плечу‚ штыки в параллельном наклоне‚ как на чертеже‚ каждый шаг – словно один громовой удар‚ гордые‚ пьяные от гимнов и массового крика‚ от сознания мессианской роли‚ которой не было со времен Бар–Кохбы".
На следующее утро батальон выехал в Египет; одним из взводов командовал Владимир Жаботинский‚ которого произвели в офицеры "с каким–то очень сложным обходом английской конституции". Он был сугубо штатским человеком‚ и офицеры посмеивались: "Какой вы солдат? Просто переодетый фельетонист..." Трумпельдор хотел служить в этом батальоне‚ соглашался даже на звание сержанта‚ но англичане не позволили однорукому инвалиду вступить в армию. Трумпельдор выслушал приговор‚ улыбнулся: "Не хотят‚ шельмы этакие"‚ прибавил: "Эйн давар" и уехал в Россию.
5
Война продолжалась. Экономическое положение на этой земле ухудшалось из года в год: безработица‚ отсутствие необходимых продуктов питания‚ сокращение помощи‚ которая поступала прежде из других стран. В начале 1917 года в Иерусалиме умирали ежемесячно от голода и болезней до трехсот жителей еврейских кварталов. Турецкие власти конфисковывали у населения лошадей‚ мулов и верблюдов‚ взимали поборы деньгами‚ пищевыми продуктами‚ скотом‚ вырубали эвкалиптовые рощи для паровозных топок; солдаты размещались в домах‚ изгоняя хозяев‚ используя для отопления мебель‚ двери‚ плодовые деревья. Очевидец вспоминал: "Усилился голод. Хлеб пекли из сорго; он был довольно вкусный‚ пока теплый‚ остыв‚ превращался в камень. Апельсины некому было убирать‚ они падали на землю‚ и запах гниющих плодов был отвратителен".
