Именно с этой целью в сентябре 1918 г. в США были опубликованы «документы Сиссона» о сотрудничестве большевиков с Германией. Впоследствии было доказано, что большинство из них — фальшивки. Но при этом почему-то с массой верных данных, правильным упоминанием лиц и банков, участвовавших в финансировании революции. И историки до сих пор гадают, зачем же понадобились такие фальшивки? Между прочим, Вильсон был против их публикации. Указывал — зачем нужно поднимать шум вокруг документов сомнительной достоверности? Но ведь в Америке были и люди могущественнее Вильсона. Хорошо знавшие, зачем это делается. Чтобы еще раз выпятить «германский след» — и, соответственно, затереть американо-британский. Кстати, а подбросил Сиссону эти документы не кто иной как Александр Гомберг. Бывший нью-йоркский «литературный агент» Троцкого и секретарь американской миссии Красного Креста в России.
Заключая договор «Брест-2», обе стороны были так же неискренни, как при подписании Брестского мира. Большевики заигрывали с правительством кайзера лишь до того времени, пока оно обладало реальной силой. Ну а отношение немцев выразил министр иностранных дел Гинце:
«Использовать большевиков до тех пор, пока они приносят пользу. Если они падут, мы должны спокойно исследовать возникший хаос и ждать момента, когда мы сможем восстановить порядок».
Берлин поддерживал дальнейшее расчленение России. Министерство иностранных дел полагало, что ни в коем случае нельзя допускать воссоединения с Россией не только Закавказья, но и Северного Кавказа, указывало:
«Сейчас возникла возможность, которая может еще не повториться целые столетия».
Предлагалось признать «Северо-Кавказское государство», от лица которого в Германию прикатил авантюрист Гайдар Бамматов[307]. В дополнение к Войску Донскому немцы выражали готовность признать суверенитет Кубанского, Терского, Астраханского Казачьих Войск. Велись переговоры с атаманом Красновым об образовании «Юго-Восточной Федерации» из казачьих и горских «государств»[308].
В противовес Добровольческой армии Деникина, немцы предприняли попытки создания других белогвардейских формирований, которые были бы дружественными Германии. В Киеве открылись вербовочные бюро Южной и Астраханской армий. Но большинство офицеров-патриотов ехало к Деникину, а в киевские «армии» вступали те, кто предпочитал получать жалованье, оставаясь в тылу и «спасая Отечество» по ресторанам. Когда их решили вывести на фронт, в помощь казакам Краснова, многие рассеялись. Из Киева удалось вытащить всего 2 тыс. человек, да и из них половину пришлось разогнать[309]. По договору «Брест-2» немцы обещали вернуть большевикам ряд оккупированных территорий. Но только теперь, когда западные области России подлежали возвращению, согласились на формирование в этих областях Белой гвардии. Глядишь, тоже отделятся и останутся под «покровительством» Германии.
Однако сама Германия и ее союзники уже шатались. И способствовали этому не столько поражения, понесенные от держав Антанты, сколько другие факторы. В захваченных украинских и белорусских краях оккупанты вели себя, как хозяева. Крестьян обложили принудительными поставками. Возвращали владения помещикам, если те выражали лояльность и готовность вносить поставки. На попытки противодействия и бунты по селам посылались войска, усмирявшие крестьян расстрелами и виселицами. Но в ответ развернулось стихийное партизанское движение. И для того, чтобы обеспечивать снабжение своих государств, немцам и австрийцам пришлось вместо «мирной» эксплуатации наращивать оккупационные силы. На Востоке они держали 53 дивизии (из них 33 германских). Ох как не хватило их на других фронтах! В результате австрийцы были разбиты на Балканах. Германия чуть-чуть не смогла «дожать» в своем последнем наступлении на Париж…
А вдобавок масса оккупационных войск усиленно разлагалась большевиками. Дивизии сменялись — те, которые понесли потери на Западе, отводились на Восток, отдохнувшие на Востоке перебрасывались на Запад. И разносились семена советской агитации. Из России на родину возвращались сотни тысяч пленных. Но их боевая ценность была уже сомнительной. Они успели привыкнуть к тыловой жизни, геройствовать в пекле сражений не стремились. Зато были заражены большевистской пропагандой. Через Федерацию иностранных групп РКП (б) из пленных готовились профессиональные кадры революционеров, хлынувшие в Германию. Готовыми центрами подрывной работы стали советские полпредства в Берлине, Вене, в нейтральных странах, через них пошло финансирование. Возглавляли «интернациональную» деятельность Свердлов и Троцкий.
И сами эти операции соответствовали не только планам Ленина. Как ранее отмечалось, они являлись частью единого плана западной «закулисы». Первый этап — разрушение России. А затем, из России, революционная зараза распространяется на Германию и Австро-Венгрию. Причем теперь уже за русский счет! И Антанта одерживает победу. Раскачку революций в Центральных Державах поощрял Вильсон, широко пропагандируя, что врагами Антанты являются только монархические режимы, от которых исходит агрессия — если же власть сменится, то можно будет замириться. Но и Варбургам, Ротшильдам и иже с ними требовался как раз такой вариант. Крушение монархий — и благоприятная для них «демократизация», возможность хорошо погреть руки в хаосе поражения.
Вильгельм II в 1918 г. пришел к парадоксальному заключению: что «главными врагами Германии являются евреи, масоны и большевики»[310]. Исследователи воспринимают его скептически — дескать, разве не Германия вскормила большевиков, разве она не разыгрывала «еврейскую карту» в России? Разве не германские и австрийские банкиры были опорой своих правительств в войне и тайных операциях? Были. До поры до времени. Но кайзер прозрел слишком поздно. В войсках и в тылу уже произошел надлом. Армии Антанты прорывали линии обороны, о которые несколько лет расшибали себе лбы. В тыловых городах нарастали волнения, пораженческие настроения. Первым сломалось самое слабое звено. Началась революция в Болгарии, 28 сентября она вступила в переговоры о перемирии. 29 сентября Гинденбург и Людендендорф заявили Вильгельму:
«Война далее продолжаться не может».
И вот тут следует вернуться к еще одному важному моменту. К широко распространенным обвинениям в адрес Николая II, что он не согласился на демократические реформы и тем самым вызвал революцию. Но авторы подобных утверждений старательно затушевывают факт, что в Германии все было наоборот! Под давлением «доброжелателей» в своем окружении Вильгельм II 30 сентября согласился на реформы! Империя превращалась в республику с парламентским правлением. Кайзер уступал значительную часть своих полномочий рейхстагу, отказывался от верховного командования армией и флотом, сформировалось правительство принца Макса Баденского с участием социал-демократов.
Но точно так же, как в России в 1905 г., реформы ничуть не предотвратили революцию. Напротив, открыли ей широкую дорогу. Правительство взялось за «демократизацию», что повело страну к быстрому развалу. 6 октября германские спартакиды провели свой съезд в Готе, провозгласив задачу установления Советской власти. Полпред в Берлине Иоффе даже и не скрывал своих связей со спартакидами, обещал им всяческую поддержку. Раздрай в Германии ускорил и распад союзной коалиции. Началась революция в Турции, 26 октября она вышла из войны и вступила в переговоры с Антантой. 28 октября о перемирии запросила Австро-Венгрия — и тоже взорвалась революцией. Покатились беспорядки в германских городах. Правительство Макса Баденского отреагировало на советскую подрывную работу с явным запозданием. 5 ноября разорвало отношения с большевиками и выслало Иоффе. Но это уже ничего не изменило. Иоффе до России даже не доехал. В Берлине возник Совет рабочих и солдатских депутатов и вернул полпреда с дороги.
В целом можно отметить, что сценарий революции имел много общего с Февралем. Буза поднялась, когда кайзера не было в столице, он находился в Бельгии, в Спа. Сюда к нему приехала делегация от канцлера, настаивать на отречении. Он, правда, пытался упорствовать. Заявлял:
«Я отказываюсь отрекаться от трона как от просьбы, исходящей от нескольких сот евреев и тысячи рабочих. Скажите это своим хозяевам в Берлине»[311].
Но в его окружении было уже «все схвачено». И уломали, уговорили, Вильгельм подмахнул отречение. Хотя после этого сразу же сел в машину и махнул в нейтральную Голландию. Повторять судьбу русского царя ему, ясное дело, не хотелось. Германские политические и деловые круги немедленно сформировали социал-демократическое правительство. Именно такое, как определял в своих «пожеланиях» Вильсон. И 11 ноября в Компьене было подписано перемирие.
