Теперь им оставалось ждать дней, когда Индия предъявит спрос на полосатые бекасамы Самарканда, и тогда заработать по сто за десять. Тогда дело пойдет еще веселей, чем шло до сего времени.
После полуденной молитвы по всему базару толковали и шептали, что Сабля скупил за утро все кожевенные запасы по всему городу.
- Сабля? Постой, постой... Откуда у него деньги?
- Платил наличными!
- Сабля? Наличными? За всю кожу в городе? Тут что-то не то!
Но как ни прикидывали, не смогли распутать этого узелка.
А Сабля пришел к Мулло Камару и отчитывался в своих покупках, возвратив хозяину опустелый сундучок.
Мулло Камар обстоятельно допросил своего приказчика, не ускользнул ли хоть один крупный кожевенник из их рук.
- Нет! - твердо отвечал Сабля. - И мелких-то почти всех опорожнили.
- Ну вот видишь, как помогает испуг торговле! - пробормотал, запрятывая свой сундучок, Мулло Камар.
В Кожевенном ряду, тревожась за свои товары, обувщики избрали двоих почтенных купцов и просили их выведать, какие кожи везут из Индии, какая ожидается на них цена и когда их можно ждать.
Весь базар к этому времени уже знал, что накануне из Бухары прибыл армянский купец и остановился, по обычаю всех армян, в караван-сарае у Тухлого водоема.
К нему и направились послы Кожевенного ряда порасспросить о бухарских делах. У Левона узнали, что армянин еще никуда не выходил: с утра мучила его лихорадка, а теперь отпустила, и он пьет кумыс.
Армянин, заслышав голоса у ворот, сам вышел из низкой дверцы. Глядя обувщикам навстречу, он стоял в черном высоком шерстяном колпаке. Длинные волосы вились из-под колпака пышными завитками, и темные до синевы кудри мешались с кудрями яркой, голубой седины. Его узкий синий кафтан был перехвачен широким малиновым кушаком, а из-под широких распахнутых пол кафтана сверкали радостными, как праздник, узорами толстые шерстяные чулки. Весь он, маленький, коренастый, упругий, казался мягким и легким. Его бородатое лицо, большие, как у верблюжонка, глаза, круглые, темные губы все гостеприимно улыбалось обувщикам, и он словоохотливо заговорил с ними.
После долгих поклонов и добрых пожеланий, как это всегда бывает между людьми разной веры, чтобы убедиться во взаимном расположении, обувщики спросили о караванах из Индии.
Левон насторожил ухо.
Армянин, не таясь, попросту признался:
- Я сам видел первые два каравана.
- Два? И велики?
- По сотне верблюдов.
- Ну, не так велики! - успокоился один обувщик.
- У нас ходят и по тысяче! - гордясь перед чужеземцем размахом самаркандской торговли, воскликнул другой.
- Невелики-то невелики, да и товар таков.
- Каков? Кожи ведь!
- Кожи? Из Индии?
- А что?
- Откуда ж там кожи? Никогда Индия кожи не вывозила; сама брала.
- Это верно! - переглянулись купцы. - Об индийских кожах слыхивать не приходилось.
- Да их там и не было! Мы же ей через Хорезм закупали, - восклицал армянин, - еще отцы наши. А я за ними до Волги, даже до Москвы езжу.
Армянина явно разморила лихорадка, а может быть, и кумыс.
- А что ж везут?
- Шелк.
- Шелк?
- В Индии ведь теперь лет на сто о шелках забудут: до шелков ли ей! Вот и вывозят. Здесь сбывать.
- У нас свои есть.
- Свои теперь задаром никто брать не станет: вы индийских шелков разве не видели?
- Видывать-то видывали, да цена-то на них - не приступишься.
- Ну, теперь только бери. Даровое не жалко.
Обувщики снова переглянулись; каждый подумывал, не встретить ли на полпути такой караван, да и перекупить. А где достать денег? Да и выжидать придется, пока цена станет. До году выжидать. И то если взять весь товар, тогда можно цену удержать, иначе расчета нет...
Головы их быстро работали, а языки говорили что-то совсем другое.
- Так вы ведь обувщики! - сказал армянин, разгадав их мысли, заслоненные водопадом слов.
- А что?
- А кожевенники у вас богаты товаром?
- Откуда? В прежние-то разы вы сами привозили кожу.
- Кожу? Кожу-то я везу, да я еще и у вас прикупил бы.
- По чему? - замерли обувщики.
- А какая у вас цена?
- Стояла по пятьдесят, да кончилась.
- Я взял бы хоть по семьдесят. Сколько бы ни было!
Обувщикам показалось, что снится им сон.
- Зачем?
- Ваш государь скоро пойдет в новый поход.
- Слух такой был. Сегодня с утра у него в саду послов принимали, а после совет собрался.
- Войскам, что из Индии шли, приказано остановиться. Тем, что до Аму дошли, велено через реку не переправляться. Тем, что дошли до Бухары, стоять в Бухаре. Остальным - остановиться там, где находятся.
- Верно. Из тех, что с повелителем сюда дошли, никого не распускают. Это похоже на новый поход.
- А кожи при чем? - любопытствовал другой обувщик.
- Ежели новый поход, понадобится новая обужа на всех. Так? - рассуждал совсем разомлевший армянин и сам отвечал: - Так! Ежели остановлены в Балхе, значит, поход не на север пойдет? Так? Так! А ежели не на север, придется обойтись той кожей, какая есть под рукой. Так? Так! Ведь босыми пятками вашим воинам сверкать негоже? Нет, негоже! А значит, сколько за нее ни спроси, возьмут. Так? Вот и цена!
- Такой не было!
- Такого и войска не было. Оно с каждым походом растет. Как русские поют: одного ордынца разрубишь, два ордынца встают. Теперь у вашего государя такая сила, что, стой она без войны, она все ваше царство съест. Теперь ей надо без передыха воевать. А чтобы ей идти, ей обужа нужна, а на обужу - кожа. Так?
Узнав о словах армянина, каждый попытался сохранить их для одного себя, втайне. Но мгновенье спустя знали уже все: на кожу будет небывалый спрос, а по спросу - и цена.
Осторожные обувщики и шорники припрятали свои скудные кожевенные запасы. Башмачники припрятали туфли и сапоги, оставив на полках и ковриках только каблуки и набойки, да и на эту мелочь оживился спрос.
Днем Геворк Пушок сколько ни толкался по тесным базарным переулкам, ни в лавках, ни в караван-сараях уже не видел он ни клочка кожи. И душа его возликовала, хотя и скрывал он ликование и нетерпение на своем лице.
Забрел он в караван-сарай и к Мулло Камару. Мулло Камар вежливо подвинулся на своей истертой коже, но Пушок побрезговал на нее садиться, присел на корточках и, будто невзначай, спросил:
- Не слыхали, не продает ли кто кож?
- Кож?
- Нет ли где продажных?
- А цена?
- Прижимать не стану.
- Да и не прижмешь. Сам бы взял, да нету.
- А почем бы взяли?
- У кого товар, у того и цена! - развел руками Мулло Камар.
- Семьдесят.
- Пятьдесят можно дать.
- По пятьдесят вчера было.
- А товару много?
Армянин объявил:
- Тридцать пять верблюдов.
- Он здесь? - оживился Мулло Камар.
- Нет, за городом.
- Как за глаза цену давать? По пятьдесят взял бы.
- Кожи ордынские.
- Из Бухары-то?
- В Бухаре лежали, а завезены с Волги. Сам за ними ездил.
- На самую Волгу?
- И до Москвы доезжал.
- Больше пятидесяти цены не было. Днем по пятнадцать брали.
- Ловко кто-то закупку провел.
- Ловко! - согласился Мулло Камар.
- Однако по городу кое-кто придержал! - забывая о своих интересах, не без злорадства похвастал Пушок своими сведениями.
- Каждый спешил продать; кто станет прятать? - насторожился Мулло Камар.
- Саблю знаете?
- Саблю? - переспросил оторопевший Мулло Камар и, чтобы скрыть тревогу, сделал вид, что с усилием припоминает: - Сабля... Сабля...
- Который дратвой...
- А что?
- Пятьдесят кип из покупки отобрал наилучших и велел припрятать.
- Кому ж это велел?
- Одному армянину.
- Ну, едва ли...
Пушку показалось обидным, что какой-то серенький торгаш не доверяет его осведомленности.
- Я-то знаю: его приказчик Дереник..
- Путает что-нибудь.
- Сам же он отвез к нему на двор.
И вдруг во просиявшему лицу Мулло Камара Пушок понял: не следовало бы говорить того, что сказано; того, что по молодости доверено Дереником Геворку Пушку, как соотечественнику; да и свой товар не так легко сбывать, если по базару пойдет слух, что в городе есть непроданные кожи...
- Лихорадка замучила! - вытер внезапно вспотевший лоб армянин. - Вот я и разговорился. Да вам-то я верю: вы человек тихий.
- А зачем шуметь? Базар шумит, а купцу надо помалкивать.
- Опять лихорадка! Пойду полежу! - И Пушок пошел, обмахиваясь влажным платочком.
А Мулло Камар, сидя на истертой козьей шкуре, терпеливо ожидая чего-то, известного ему одному, медленно перелистывал стихи Хафиза и некоторые из них читал нараспев, вслушиваясь в тайные созвучия давно знакомых газелл:
О, если та ширазская турчанка
Моим захочет сердцем обладать,
Не поскуплюсь за родинку на щечке
Ей Бухару и Самарканд отдать...
Третья глава
КУПЦЫ
Мулло Камар читал Хафиза, вслушиваясь в тайные созвучия лукавых газелл.
Базар кипел за воротами. Там пересекались дороги всего мира. Со всех сторон купцы тянули сюда свои караваны. Через пустыни и степи, через леса и горы везли сюда купцы все, чем красны самые дальние города, чем славны умелые руки мастеров в чужедальних странах.
