Беседа первая (Москва, февраль 2003 г.)
Участвовали Г. Джемаль, А. Ежова, А. Шмаков и М. Трефан
В исламском поле можно быть радикальным революционным мыслителем и можно быть консервативным, буржуазным или клерикальным философом; можно защищать исламский социализм, а можно — халифат. Все эти люди будут, естественно, мусульманами, и все они будут считать, что исходят строго из Корана и Сунны. С одной стороны, эти мыслители будут правы, потому что они пытаются искренне, достоверно — в рамках своей логики и своего понимания — действительно не нарушать того, как они видят Коран и Сунну, как они их прочитывают. С другой стороны, понятно, что все они будут не правы в той или иной степени по более фундаментальной причине: у них на сегодняшний день нет метода — метода интерпретации, истолкования того, что они читают, — применительно к вопросу о власти, о реализации провиденциального смысла пребывания человека на земле.
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. В 1996 году на конференции в ЮАР умер Калим Сиддыки — британский теолог и политик пакистанского происхождения, создавший Исламский институт планирования и исследований и ныне действующий Исламский парламент в Великобритании, в котором более двухсот тысяч членов. Он написал ряд книг по политическому исламу, Исламской революции, создал проект конституции революционного нового Пакистана — после свержения нынешнего режима. Его брата я тоже хорошо знаю. Но брат не такой большой человек, как покойный Калим Сиддыки, он просто нормальный хороший человек средних возможностей, который старается делать то, что может.
АНТОН ШМАКОВ. Он тоже живет в Британии?
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Они все лондонцы. Брат Калима Сиддыки старается поддерживать Институт, поддерживать все проекты... Конечно, там кризис наступил, бюджет не полный — только 20% от необходимого.
Калим Сиддыки создал два медиа-средства — Muslimedia и Crescent International (эта газета ушла потом в Канаду). Он был влиятельным человеком, пользовался большой популярностью, и по сей день оставшееся после него политическое наследство актуально среди мусульман Великобритании и не только. К нему относятся вообще как к сильному, продвинутому деятелю — среди юаровских мусульман, например. Он написал очень много небольших книг и статей, направленных против nation-state. Он был жестким агрессивным критиком нынешнего состояния мусульманского геополитического пространства, разделенного на национальные государства...
Наша задача сегодня — пройти некий первый этап, ознакомиться с тем спектром авторов, которые существуют в политической философии ислама сегодня. Это первый пункт. Второй пункт — понять и сравнить их достоинства и слабости. Третий пункт — выяснить, каким методом они пользуются, составляя свое видение реальности. Понятно, что это — Коран, Сунна[37], принадлежность к исламскому мировоззрению. Но в исламском поле можно быть радикальным революционным мыслителем и можно быть консервативным, буржуазным или клерикальным философом; можно защищать исламский социализм, а можно — халифат. Все эти люди будут, естественно, мусульманами, и все они будут считать, что исходят строго из Корана и Сунны. С одной стороны, эти мыслители будут правы, потому что они пытаются искренне, достоверно — в рамках своей логики и своего понимания — действительно не нарушать того, как они видят Коран и Сунну, как они их прочитывают. С другой стороны, понятно, что все они будут не правы в той или иной степени по более фундаментальной причине: у них на сегодняшний день нет метода — метода интерпретации, истолкования того, что они читают, — применительно к вопросу о власти, о реализации провиденциального смысла пребывания человека на земле.
У этих мыслителей есть общее понимание, самые общие теологические позиции, общий словарь. Человек — наместник Бога. Но что значит быть наместником? И почему он наместник Бога? И что — это параллельно? Есть Бог, Который контролирует все, Вездесущий, — не падает листок с дерева и не происходит ничего ни с муравьем, ни с пылинкой, а с другой стороны — параллельно с Ним существует наместник. Наместник — это есть некая степень свободы, некая степень удаленности, некая степень замещения. Одно значение арабского слова «халиф» — «наместник», а другое интересное значение — это «наследование», то есть человек поставлен наместником и преемником Бога. Эту общую теологическую позицию надо раскрыть, потому что главная проблема состоит в том, что масса очень глубоких странных позиций, данных в Коране, подвергаются поверхностному, банальному раскрытию на клерикальном уровне, и эти тафсиры[38] сводятся, как правило, вообще к повторению того, что сказано — чуть иными словами, в другом порядке... Но даже более глубокие комментарии в большинстве случаев просто жуют нечто осторожно, в диком рационально-клерикальном страхе зарваться, сказать что-то лишнее, подпасть под критику, под отповедь и т.д. Но мы не должны этого бояться, — а, видимо, многие мыслители, которые поднялись в ХХ веке, были скованы этой традицией неправильного понимания «страха Божьего», из-за чего у них были связаны языки и мысли, и они вообще фактически отказывались от глубокого анализа.
Итак, первая задача — понять, о чем говорили эти мыслители. Второе — осознать их слабые и сильные места. Третье — выявить их методы и четвертое — выработать, соответственно, собственный метод. На базе критического анализа этих мыслителей мы должны понять, чего им не хватало методологически. После этого, на пятом уровне, мы попробуем выступить с философским анализом того, какого типа мыслители нужны сегодня и какого типа мыслителей следует ожидать в ближайшее время новой волны идеологизации политического ислама.
Ну и, конечно, побочный момент — это взаимодействие существующей исламской политической мысли с европейской мыслью. Настей с самого начала тонко проведен курс на ощущение того, что Али Шариати работал в пространстве французского, сартровского экзистенциального философствования, но вместе с тем у нее хорошо чувствуется, что Али Шариати не в полной мере интегрировал в себя методологию западного философствования, оставшись национальным и эклектичным мыслителем, у которого не было внутренней интуиции метода, единства метода и стиля. Такие философы есть и на Западе. Например, Николай Гартман[39] — эклектичный мыслитель, можно упомянуть и неокантианцев Марбургской школы... То есть нельзя сказать, что эклектизм — это вообще характеристика восточных мыслителей.
Восточные мыслители в сегодняшних условиях неизбежно страдают вкусовщиной. И они, естественно, слабы в ощущении приоритетов и часто ссылаются на совершенно маргинальные имена. В частности, очень многие иранские теологи изучают «Многообразие религиозного опыта» Джеймса, совершенно ныне забытого автора, любопытного, — конечно, хорошо его знать, быть эрудитом...
АНАСТАСИЯ ЕЖОВА. Мы, кстати, два месяца его изучали на философском факультете в прошлом семестре, главу за главой. У нас предмет такой был — «Психология религии».
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Видимо, то же самое происходит и в кумских семинариях.
АНТОН ШМАКОВ. Я слышал об одном шотландском товарище, Якубе Заки[40].
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Это мой друг. Он прекрасно знает правый спектр Европы, был очень дружен с внучкой Муссолини. Вообще Якуб Заки — это человек, который вхож в разные двери, салоны и ложи. Он очень бодр и подвижен, хотя ему уже за шестьдесят.
АНТОН ШМАКОВ. Когда-то я интересовался Клаудио Мутти[41].
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Клаудио Мутти — издатель.
АНТОН ШМАКОВ. У меня есть его книжка о «Железной Гвардии».
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Да, наш друг Мутти...
АНТОН ШМАКОВ. У него есть брошюрка «Нацизм и ислам».
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. Я думаю, что сегодня эта тема — нацизм и ислам — устарела. Правый спектр вообще перестал быть актуальным. Он сегодня уже настолько маргинализировался... Кроме того, в нем есть фундаментально неприемлемые позиции — трудно себе представить правый спектр без национализма.
АНТОН ШМАКОВ. У Клаудио Мутти я читал, кстати, работу «Эвола и ислам».
ГЕЙДАР ДЖЕМАЛЬ. У него есть «Ницше и ислам», «Эвола и ислам», «Нацизм и ислам». У бедняги Мутти есть религиозная вера — он мусульманин — и существуют личные пристрастия. Он пришел в ислам из нацизма, ну, и хочется ему это как-то совместить... Я внимательно и с большим сентиментальным сочувствием читал его книжку «Ницше и ислам», но я бы написал лучше, потому что он пропустил целый ряд выгодных позиций, хотя даже эти выгодные позиции тему не спасают. Не он первый любит Ницше в исламе. Мухаммад Икбал, кашмирский поэт, написал книжку «Джавад-наме», посвященную своему сыну Джаваду. «Джавад» означает еще и «вечность». В этой книге Джавад путешествует по планетам, по семи небесам, на каждом из которых он встречается с мыслителем.
