К району озера Хасан всю ночь двигались и танки. Танкистам повезло: ночь на 30 июля выдалась пасмурная, безлунная. Темнота маскировала движение танков, но она же увеличивала и трудности марша — ведь танки шли без света. Лишь сзади еле заметными светляками мерцали стоп-сигналы, но и они были так замаскированы, что, стоило танку на несколько метров отклониться в сторону, его водитель терял из виду сигнальные огни впереди идущей машины. Поэтому механики-водители определяли путь не столько зрением, сколько слухом. От чрезмерного напряжения у водителей затекали руки, но ни один из них не хотел оставить свое место. «Много самоотверженности, мужества и подлинного героизма проявили танкисты во время ночного марша», — записал в своем дневнике командир танковой роты старший лейтенант М. Сирченко, впоследствии награжденный орденом Ленина. Подводя итоги этого марш-броска, он отмечал, что «ни один танк не вышел из строя, не было ни одной малейшей аварии, ни одной задержки».
Прибывший к месту событий 3-й батальон 118-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии был готов вступить в бой. Командир старший лейтенант А. Рогодеев, оценив обстановку, принял решение контратаковать японцев, чтобы остановить их наступление. Активное участие в подготовке батальона к бою принимал секретарь парторганизации полка лейтенант И. Мошляк. Роты батальона, в состав которых вошли и пограничники, развернулись у заставы «Подгорная» и пошли вперед. Их продвижение поддерживали легкие пушки. Противник дрогнул, начал пятиться. Высота 62,1, которую всего лишь полчаса назад заняли японцы, вновь стала нашей. Батальон очистил от японцев все восточное и часть южного побережья Хасана. Однако, обескровленные в жестоком бою, подразделения продолжать наступление дальше были не в состоянии. Сил для этого было крайне мало. Японцы начали в спешном порядке закрепляться на холмах, подтягивать резервы, открыли интенсивный огонь из орудий и минометов.
Уже после заката солнца 1 августа 40-я стрелковая дивизия основными своими силами сосредоточилась в дефиле между озерами Хасан и Дорицине. В 22 часа в Заречье комкор Г. М. Штерн поставил ей боевую задачу: во что бы то ни стало уничтожить японцев в районе сопок Безымянная, Заозерная и обеспечить неприкосновенность нашей границы на этом участке.
Ночь в частях и подразделениях соединения прошла в напряженной подготовке к бою. После ливня дороги раскисли. Танки буксовали. Пушки солдаты доставляли на огневые позиции буквально на руках. А сколько ящиков снарядов, мин, патронов было перенесено к пунктам боепитания, к передовой! Ночью в дивизии никто не сомкнул глаз. В ротах и батареях прошли партийные и комсомольские собрания. Коммунисты и комсомольцы выступали наперебой, заверяли командование и свои партийные организации, что в предстоящем бою ни один красноармеец не дрогнет, приказ будет выполнен. Принимаемые краткие и конкретные решения сводились к тому, что каждая партийная и комсомольская организации считали делом своей чести и доблести обеспечение выполнения приказа командования. Собрания проходили на огневых позициях артиллерийских батарей, в местах сосредоточения войск для наступления. На них обсуждались вопросы, связанные с выполнением боевой задачи, а также рассматривались заявления о приеме в партию, которых в это время было особенно много. Каждый воин хотел идти в бой коммунистом.
Вот как накануне боя проходило партийное собрание в 118-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии.
…У подножия сопки в кустах собрались в тесный кружок бойцы. Они были в полном вооружении — с винтовками, пулеметами, на поясах висели гранаты. Впереди и на флангах были выставлены дозоры и секреты красноармейцев. Они охраняли личный состав, присутствовавший на собрании, от неожиданного налета врага.
Секретарь партийного бюро полка лейтенант И. Н. Мошляк открыл партийное собрание. Из предосторожности люди говорили вполголоса: японцы находились в нескольких десятках метров.
С кратким докладом выступил комиссар полка старший политрук Бондаренко. Он рассказал коммунистам о задачах предстоящего штурма сопки Заозерная, призвал их к тому, чтобы успешно выполнить боевую задачу — разгромить врага и очистить советскую землю от японцев. В обсуждении доклада приняли участие многие коммунисты. Их выступления были предельно краткими, но все они выражали решимость в предстоящем бою с честью оправдать высокое доверие ленинской партии, выполнить свой патриотический и воинский долг. Особенно взволнованно говорил о готовности выполнить приказ командования коммунист лейтенант И. Лазарев.
— Несмотря на свое ранение, я в состоянии еще двигаться, командовать и стрелять, — сказал он. — Я пойду в бой, чтобы добиться выполнения боевой задачи.
…Атака частей и подразделений 40-й стрелковой дивизии была назначена на 2 августа. Главный удар наносился силами 119-го и 120-го стрелковых полков с приданным 32-м отдельным танковым батальоном и двумя артиллерийскими дивизионами. На Безымянную с севера наносился основной удар, а вспомогательный — с юга 118-м стрелковым полком.
К исходу 2 августа вышел на северо-восточные склоны сопки Безымянная 119-й стрелковый полк. Озеро Хасан ему пришлось преодолевать вброд и вплавь. Когда промокшие, уставшие бойцы вышли из воды, на них обрушился шквал огня противника. Подразделения были вынуждены залечь и окопаться.
Некоторое время спустя, после получения сигнала атаки, первым поднялся политрук П. Лысенко. Он увлек за собой вперед, на врага бойцов стрелковой роты. Политрук получил два ранения, но остался в строю. Только после того, как он в третий раз был тяжело ранен, бойцы вынесли его с поля боя.
Бесстрашно и мужественно бился с врагом красноармеец И. Гудзь. Поражая врага огнем из винтовки, мастерски орудуя штыком, он сумел «уложить» несколько вражеских солдат и офицеров. Беря в пример политрука, несмотря на ранение, Гудзь продолжал вести бой.
Приказание проникнуть в тыл противника получил командир стрелкового взвода комсомолец Я. Борисенко. Вместе с пятью бойцами он пробрался в расположение врага. Среди японских солдат поднялась паника. Но именно на это и рассчитывал Борисенко. Укрывшись в траншее смельчаки разведали вражеские силы, а затем незаметно, без потерь возвратились в свой полк.
120-й стрелковый полк, овладев восточными скатами сопки Безымянная, пытался развить успех, но, испытывая сильное противодействие противника, вынужден был прекратить атаку и залечь.
К исходу того же дня на восточные и юго-восточные скаты сопки Безымянная вышел 118-й стрелковый полк.
Пехотинцев поддерживали танкисты 32-го отдельного танкового батальона полковника М. В. Акимова.
Умело, мужественно вел неравный бой экипаж танка Т-26 комсомольца А. Кутузова из 2-й танковой роты 40-го танкового батальона. Его танк во время атаки был подбит.
Пять часов мужественные воины отражали атаки врага, который пытался захватить танк. Экипаж уничтожал японцев огнем своей пушки и пулемета. Когда пулемет, поврежденный врагом, замолчал, танкисты начали расстреливать вражеских солдат из личного оружия через башенные отверстия. Вскоре на помощь попавшему в беду экипажу устремился танк комсомольца Солянина. Рассеяв и частично уничтожив японцев, танкисты помогли товарищам выйти из боя…
А бой продолжался до поздней ночи. Несмотря на мужество и отвагу воинов, 40-я стрелковая дивизий понесла большие потери. Если учесть, что она вступала в бой по частям и после изнурительного марша, то становится ясным, что воины ее не могли продолжать выполнение поставленной задачи. К этому времени в район боевых действий подошли части 32-й стрелковой дивизии полковника Н. Э. Берзарина и 2-й отдельной механизированной бригады полковника А. П. Панфилова. Автору этих строк довелось в те дни командовать танковым взводом в составе 2-го танкового батальона этой бригады.
…Во 2-ю механизированную бригаду, куда мне было предписано прибыть для прохождения службы после окончания Харьковского бронетанкового училища, я прибыл в начале июля. С первых же дней я почувствовал, ощутил, что нахожусь во фронтовой обстановке и на нас, дальневосточников, возложена величайшая ответственность за охрану неприкосновенности нашей границы, что именно здесь больше, чем в другом месте, «в воздухе пахнет грозой».
Теплым, солнечным июльским днем на попутной машине из Уссурийска я добирался до лагеря, где находилась бригада. Дежурный, такой же, как и я, молодой офицер с двумя «кубиками» в петлицах гимнастерки, тщательно проверив документы, направил меня в отделение кадров.
— Прошу немного подождать, — сказал начальник, оторвавшись от разложенных на столе документов. — Вас пригласят.
Я вышел из штаба и направился к расположенной неподалеку беседке, выкрашенной зеленой краской и плотно обвитой плющом и диким виноградом. Достал купленную утром газету, пробежал глазами заголовки: «На фронтах в Испании», «Гитлеровская агентура в Финляндии», «План фашистского нападения на Чехословакию», «Краснознаменный Дальневосточный фронт готов дать отпор любому врагу». Это — уже о нас. Только углубился в чтение — меня окликнули и пригласили зайти в отделение кадров.
