Впрочем, роли всех четверых были уже распределены там, в Париже, самим Наполеоном, который если и не решился приехать в Крым, чтобы принять общее командование над силами интервентов, то еще более утвердился в мысли руководить войною, без риска для здоровья и жизни, из своего дворца.
План Наполеона был куда более смел и решителен, чем сорванный им план экспедиции в Керчь и Приазовье: вместо того чтобы только затруднить снабжение армии Горчакова хлебом, скотом и снарядами - уничтожить ее совсем и без остатка, зайдя крупными силами ей в тыл со стороны Симферополя и Бахчисарая, причем, однако, отвергалась операция со стороны Евпатории, о необходимости которой так много писалось раньше в газетах.
План, состряпанный Наполеоном, обсуждался далеко не один день, так как он ломал весь заведенный с трудом порядок войны. Несколько раз приходилось Канроберу то собирать главнокомандующих у себя, то отправляться к ним самому, то обращаться через своих адъютантов с определенными, изложенными письменно вопросами, чтобы получить на них столь же определенные письменные ответы.
Лорд Раглан, были ли совещания у Канробера, или у него, всем видом своим показывал, что он в корне не согласен с тем, что хотят ему навязать. Когда Омер-паша в силу ли привычки думать в одном направлении, или по другим причинам выдвигал снова проект наступления со стороны Евпатории, к которому будто бы все уже было готово в его армии, Раглан решительно поддерживал кроата.
- Вас тоже прельщает этот вариант наступательных действий, милорд? сдержанно возражал ему на одном из совещаний Канробер. - Однако критику его, сделанную его величеством, нельзя не признать безусловно серьезной. Вот доводы, выдвинутые против этого варианта... Первый: армия, которая будет двигаться от Евпатории, не будет иметь обеспеченных флангов...
- Но ведь обеспечить фланги свои вполне зависит от командующего армией! - предпочитая глядеть при этом на Омера-пашу, отозвался Канроберу Раглан.
- Однако же мы сами считались с этим, милорд, - вежливо напомнил Канробер, - когда двигались от той же Евпатории к югу! Тогда наш правый фланг был вполне обеспечен морем.
- А левый и совсем не подвергался нападениям, - подчеркнул Раглан.
- Тогда было мало русских войск в Крыму, теперь же их достаточно... Под Евпаторией стоит отряд в пятнадцать тысяч, и главным образом конницы, способной действовать с обоих флангов, чуть только армия наша вступит в крымские степи. А ведь ночные атаки большими конными массами могут быть и очень опасны, чему бывали примеры у нас, в Африке, во время восстания кабилов... К этим передовым русским силам теперь, когда дороги везде стали уже хороши, конечно, быстро успеют подойти на помощь другие (и в достаточном числе), которые могут преградить путь нашей армии. Что же тогда? Тогда придется принять бой или начать отступление... Но вот я позволю себе привести второй довод: отступление турецкой армии в случае неудачи безопасным быть не может... С этим нельзя не согласиться, не так ли? Затем третий довод: по причине ровной местности между Евпаторией и подступами к Симферополю с севера нельзя найти выгодной позиции для генерального сражения... Разумеется, или совсем нельзя, или очень трудно... И, наконец, четвертый довод, который тоже немаловажен: степь эта совершенно опустошена, - казаками ли, фуражирами ли пеших и конных полков, безразлично, - и не имеет поэтому средств к пропитанию большой армии; не имеет также и достаточных водопоев; следовательно, в случае окружения армии превосходными силами, она вынуждена будет или принять бой при самых невыгодных условиях, или терпеть бедствия, которые могут привести к еще худшим результатам, о которых говорить не будем...
- Но ведь все эти доводы мне приходится слышать далеко не в первый раз! - возражал Омер-паша. - Разумеется, расстояние между Евпаторией и Симферополем должно быть пройдено стремительным маршем... Что же касается русской кавалерии, то она, конечно, не будет нападать на наши фланги: она просто побежит!
- Как знать!.. День выступления вашего может быть известен русским через перебежчиков или через шпионов, и тогда к Евпатории могут быть подтянуты стойкие части. Наконец, даже при полной удаче, если ваша армия, допустим, победоносно дойдет до Симферополя и займет его, разве это не сломает всего хода войны? - обратился к Омеру-паше Канробер. - Ведь Горчаков не отнесется к этому равнодушно, и, если стремительными маршами не подойдет к вам помощь ваша армия погибнет в кратчайший срок, - ее придется вычеркнуть из списков. А чтобы выручить ее, необходимо будет снять отсюда большие силы; но таким образом мы приходим неизбежно к полученному мною новому плану войны, к движению на тот же Симферополь, но уже не от Евпатории, а от Алушты.
- То есть через горы, - уточнил Раглан не без иронии. - Не будем спорить, что движение от Евпатории ровной и пустой степью опасно, но чем же лучше движение горами, покрытыми лесом?
- Именно это и является предметом нашего совещания, милорд.
- Если день начала наступления со стороны Евпатории может быть передан Горчакову шпионами, то наступление от Алушты, которому должна еще предшествовать высадка десанта, даже и не от шпионов утаить нельзя, усмехнулся Омер-паша. - И тогда леса на горах могут вдруг ожить и загреметь залпами.
- Этот вариант совершенно невозможен! - решительно согласился с Омером-пашой Раглан.
- Если признать за Горчаковым возможность защищать перевал через горы, - да, он опасен, - подтвердил Канробер. - Но имеется в виду, что Горчаков в это время будет занят не только участью Севастополя, а еще и движением из Байдар к Бахчисараю. Ему будет тогда совсем не до Алушты, которой и сейчас он не придает никакого значения: по нашим сведениям, там всего две сотни казаков охраны... От Севастополя Алушта лежит довольно далеко; от Симферополя - вдвое-втрое ближе, всего пятьдесят километров неплохого шоссе... Два пеших перехода - и Симферополь захвачен.
- Там до двадцати километров подъема в гору, - заметил Омер-паша.
- Что же это за препятствие для наших зуавов?..
- Второй вариант, то есть движение на Бахчисарай от Байдар, мне представляется все-таки гораздо меньшим из этих двух зол, - недовольно подытожил Раглан, но Канробер заметно повеселел после этих слов маршала Англии.
- Прекрасно, милорд! - подхватил он. - Движение на Бахчисарай вам представляется более мотивированным? Этим движением, по предположению его величества, лучше всего и можете руководить именно вы!
- Я? - очень удивился Раглан, так как это не было ему известно. - Как же могу я бросить свою армию здесь, под Севастополем?
- Для командования всем вообще осадным корпусом оставляется генерал Пелисье, - ответил Канробер. - Что касается меня, то на меня падает задача осуществить движение от Алушты с сорокатысячной армией исключительно французских частей, к которой придается десант в двадцать пять тысяч резерва, расположенного ныне под Константинополем. Итого под мое командование должно стать для движения от Алушты всего шестьдесят пять тысяч... Достаточно ли будет этих войск, или мало, покажет будущее. Под ваше командование, милорд, должны будут стать, во-первых, все сардинцы, затем пять тысяч французских солдат, десять тысяч турецких и, наконец, двадцать пять тысяч английских...
Услышав это, Раглан не в состоянии был усидеть на месте. Он встал, отошел к окну, в которое, кстати сказать, за сильным дождем почти ничего не было видно, и молчал.
Ему хотелось сказать очень многое и прежде всего то, что даже французский император не имеет права распоряжаться им, главнокомандующим английской армией, и пытаться снимать его со всею его армией с позиций под Севастополем для каких-то безграмотных стратегических авантюр, но, так как сказать это было невозможно, он предпочел молчать и молчал долго, пока Канробер, желая затушевать как-нибудь это неловкое молчание, оживленно разъяснял Омеру-паше план Наполеона, касавшийся непосредственно турецких войск:
- Считая наличные силы турецкой армии в сорок тысяч человек, его величество, отчисляя десять тысяч в состав армии лорда Раглана, остальные тридцать тысяч включает в осадный корпус генерала Пелисье... Так что в этом корпусе будет поровну, по тридцать тысяч, французов и турок, не считая разных нестроевых, которых наберется, пожалуй, до десяти тысяч.
- Хорошо, но к чему ж в таком случае сведется моя личная роль как главнокомандующего армией его величества султана? - очень изумился Омер-паша.
- Вы будете, конечно, при своей армии, - ответил Канробер. - При тридцатитысячной, - дополнил он.
- То есть в корпусе, которым будет командовать Пелисье?.. Просто, генерал Пелисье? - едва сдерживаясь, допытывался Омер-паша.
- Генералу Пелисье, по плану его величества, будет принадлежать общее руководство осадным корпусом, - замялся Канробер.
- Следовательно, я поступлю под команду генерала Пелисье? Так я вас понял?
