*1 К Свету. N 13. С.75.
пронизана воцерковлением под покровительством Царя, Россия крепла и благоденствовала. А когда замолк на Руси голос Церковной правды, страна "подлинно во мгновение ока" пала в страшную -бездну.
Чувство тоски по утраченной Родине - Святой Руси - обуревает миллионы русских людей. Богатая, безыскусная, глубокая, многообразная жизнь дореволюционной России особенно ярко выразилась в творчестве выдающегося русского писателя И.С. Шмелева. Писатель раскрывает Святую Русь в конкретных образах - "красочно благочестивый, православный, русский, народный быт". Причем, он дает "быт ради веры", но не "веру ради быта". Шмелев прекрасно понимал, что если "Пасха для нас не великое торжество Воскресения Христова и милости Божьей, дарующей нам и обновление и спасение, а только пасхальный стол, христосование и веселие, не предваренное подвигом воздержания и покаяния, то тогда быт становится для нас религией, но религией не духа - а чувства, не жизни - а смерти". Шмелев рисует необыкновенно притягательный образ простого русского человека, живущего ценностями Святой Руси, по фамилии Горкин, в котором живая вера в Бога сочеталась с житейской мудростью. Он, как и Святая Церковь, распределяет время года по праздникам и постам, сопрягая это исчисление с народными приметами и знамениями. В Боге он находил ответы на все житейские вопросы и трудности, в Боге он видел радость и красоту Вселенной.*1
Вот несколько образцов описания "быта ради веры": "Мы идем от всенощной, и Горкин все напевает любимую молитвочку - "Благодатная Мария, Господь с Тобо-ю..." Светло у меня на душе, покойно. Завтра праздник такой великий, что никто ничего не должен делать, а только радоваться, потому что если бы не было Благовещенья, никаких бы праздников не было Христовых, а как у турок. Завтра и поста нет: уже был "перелом поста - щука ходит без хвоста". Спрашиваю у Горкина: "А почему без хвоста?"
- А лед хвостом разбивала и поломала, теперь без хвоста ходит. Воды на Москва-реке на два аршина прибыло, вот-вот ледоход пойдет. А денек завтра я-сный будет! Это ты не гляди, что замолаживает... это снега дышут-тают, а ветерок-то на ясную погоду "..."
- Завтра с тобой и голубков, может, погоняем... первый им выгон сделаем. Завтра и голубиный праздничек, Дух-Свят в голубке сошел.
*1 Лукьянов В.И. С Шмелев и Зарубежная Русь. //Православная Русь. 1960, N 13. С.10. Шмелев И.С. Лето Господне. Богомолье. Статьи о Москве. М.1990. С.46-57.
То на Крещенье, а то на Благовещенье. Богородица голубков в церковь носила, по Ее так и повелось "..." Я просыпаюсь рано, а солнце уже гуляет в комнате. Благовещенье сегодня! В передней, рядом, гремит ведерко, и слышится плеск воды. "Погоди... держи его так, еще убьется..." - слышу я, говорит отец. "Носик-то ему прижмите, не захлебнулся бы..." - слышится голос Горкина. А, соловьев купают - и я торопливо одеваюсь.
Пришла весна, и соловьев купают, а то и не будут петь "..."
Засучив рукава на белых руках с синеватыми жилками, отец берет соловья в ладонь, зажимает соловью носик и окунает три раза в ведро с водой. Потом осторожно встряхивает и ловко пускает в клетку. Соловей очень смешно топорщится, садится на крылышки и смотрит, как огорошенный. Мы смеемся. Потом отец запускает руку в стеклянную банку от варенья, где шустро бегают черные тараканы и со стенок срываются на спинки, вылавливает - не боится, и всовывает в прутья клетки. Соловей будто и не видит, таракан водит усиками, и... тюк! таракана нет "..." У нас их много, к прибыли - говорят "..." Ловят их в таз на хлеб, а старая Домнушка жалеет. Увидит - и скажет ласково, как цыпляткам: "Ну, ну... шши!" И они тихо уползают"...
Старая Домнушка жалеет тараканов. Плотник Горкин жалеет голубей. Кучер Антип ("Постный рынок") жалеет древнюю кобылу Кривую, на которой езживала еще прабабушка Устинья. Хозяин - отец мальчика, жалеет кучера Антипа, "которого тоже уважают, и который теперь живет" у купца - "только для хлебушка" - на покое. Весь дом и все служащие уважают и по-своему любят и хозяина, и хозяйского сына. Все кругом проникнуто жалостью и уважением. По уверению старого кучера Антипа, даже лошади на конюшне уважают древнюю кобылу Кривую: ""ведешь мимо ее денника, всегда посуются-фыркнут! Поклончик скажут... а расшумятся если, она стукнет ногой - тише, мол! и все и затихнут". Антип все знает. У него борода, как у святого, а на глазу бельмо: смотрит все на кого-то, а никого не видно"...
Добрый, душевный народ жил на Москве кругом Ивана Шмелева.
Старая Кривая, на которой Горкин вез хозяйского сыночка на постный рынок, остановилась на мосту и решила основательно передохнуть... "Буточник кричит - "чего заснули?" - знакомый Горкину. Он старый, добрый. Спрашивает-шутит:
- Годков сто будет? Где вы такую раскопали, старей Москва-реки?
Горкин просит:
- И не маши лучше, а то и до вечера не стронет!"..."
Да и с чего было злиться русскому человеку, когда всего было изобилье, на все нужное дешевка.
"Вот он, горох, гляди... хоро-ший горох, мытый. Розовый, желтый, в санях, мешками. Горошники - народ веселый, свои, ростовцы. У Горкина тут знакомцы. "А, наше вашим... за пуколкой?" - "Пост, надоть повеселить робят-то... Серячок почем положишь?" - "Почем почемкую - потом и потомкаешь!" "..." Горкин прикидывает в горсти, кидает в рот. - "Ссыпай три меры"
- Ре-дька-то, гляди, Панкратыч... чисто боровки! Хлебца с такой умнешь!
- И две умнешь, - смеется Горкин, забирая редьки. "..."
- А сбитню, хочешь? А, пропьем с тобой семитку. Ну-ка нацеди.
Пьем сбитень, обжигает. "..."
"Противни киселей - ломоть копейка". Трещат баранки. Сайки, баранки, сушки... калужские, боровские, жиздринские, - сахарные, розовые, горчичные, с анисом - с тмином, с сольцой и маком... переславские бублики, витушки, подковки, жавороночки... хлеб лимонный, маковый, с шафраном, ситный весовой, с узюмцем, пеклеванный...
- Во, пост-то!.. - весело кричит Мураша, - пошла бараночка, семой возок гоню! "..."
- Ешь, Москва, не жалко!..
А вот и медовый ряд. Пахнет церковно, воском. Малиновый, золотистый, - показывает Горкин, - этот называется печатный, энтот стеклый, спускной... а который темный - с гречишки, а то господский светлый, липнячок-подсед. Липовки, корыта, кадки. Мы пробуем от всех сортов. На бороде Антона липко, с усов стекает, губы у меня залипли. Буточник гребет баранкой, диакон - сайкой. Пробуй, не жалко! "..."
- А вот, лесная наша говядинка, грыб пошел!..
- Лопаснинские, белей снегу, чище хрусталю! Грыбной елараш, винегретные... Похлебный грыб сборный, ест протопоп соборный! Рыжики соленые-смоленые, монастырские, закусочные... Боровички можайские! Архиерейские грузди, нет сопливей!..
Горы гриба сушеного, всех сортов. Стоят водопойные корыта, плавает белый гриб, темный и красношляпный, в пятак и в блюдечко. Висят на жердях стенами "..." Завалены грибами сани, кули, корзины...
- Теперь до Устьинского пойдет, - грыб и грыб! Грыбами весь свет завалим. Домой пора!"
- Ох, как пора домой! - отзывается благодарный Ивану Шмелеву русский читатель и не отрываясь всматривается, вместе с гениальным изобразителем истинной России, в этот чудный образ того, что было и что будет снова: "Весь Кремль - золотисто-розовый, над снежной Москва-рекой. Кажется мне, что там - Святое, и нет никого людей. Стены с башнями - чтобы не смели войти враги. Святые сидят в соборах. И спят Цари. И потому так тихо.
Окна розового дворца сияют. Белый собор сияет. Золотые кресты сияют - священным светом. Все - в золотистом воздухе, в дымномголубоватом свете: будто кадят там ладаном.
Что во мне бьется так, наплывает в глазах туманом? Это - мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы... и дымные облачка за ними, и эта моя река, и черные полыньи, в воронах, и лошадки, и заречная даль посадов... - были во мне всегда. И все я знаю "..." И щели в стенах знаю. Я глядел из-за стен... когда?.. И дым пожаров, и крики, и набат... - все помню! Бунты, и топоры, и плахи, и молебны... - все мнится былью, моей былью... - будто во сне забытом".
В русле Святой Руси продолжали творить многие деятели русской культуры, особенно за рубежом. Кроме И.С. Шмелева, особого упоминания заслуживают И.А. Бунин, Б.К. Зайцев, А.М. Ремизов. Великие русские музыканты и артисты продолжали удивлять мир своим гением - певец Ф.И. Шаляпин; композиторы С.В. Рахманинов, С.С. Прокофьев, И.Ф. Стравинский, А.К. Глазунов; художник К.А. Коровин; русский балет в постановках С.П. Дягилева с именами М. Кшесинской, А. Павловой; церковный хор Н. Афонского, хор донских казаков С. Жарова.
В 30-х годах в СССР наметилось заметное улучшение в области народного образования. Вместо классовых экспериментов 20-х годов, в результате которых образование деградировало, а школы выпускали безграмотных учеников, в обучение вводятся традиционные русские учебные программы. Была восстановлена предметная система обучения, точно определенный круг систематизированных знаний и единые стабильные учебники. По русской литературе в школах ввели программу по типу гимназической. Русский язык стал главным предметом если выпускник имел по русскому языку четверку, он не получал медали даже при всех остальных отличных оценках. Возвратились и старые учебные пособия. Учебник Киселева, заменивший в 1936 году пособия Гурвича и Гангнуса, заметно повысил качество знаний школьников. К примеру, в конце 30-х годов среди поступающих и студентовпервокурсников ведущих вузов Ленинграда доля молодых людей, успешно справлявшихся со стандартными заданиями по физике и математике, была выше в 1,5-2 раза, чем в 80-х годах.*1
