Третья — объяснение первых четырех степеней масонства, четвертая — объяснения пятой, шестой и седьмой степени. Пятая книга должна была содержать «доказательство, что есть Бог», тайну Творения, Воплощение Слова и падение человека. В заключение было обещано «показание» о Суде, Воскресении и Новом Иерусалиме. Елагин начал читать свое сочинение избранным братьям на заседаниях Капитула Феникса в 1786 году. Увы, грандиозный план остался неосуществленным: написаны были только три части в черновом варианте, четвертой нет вовсе, к пятой есть лишь отдельные наброски. Иван Перфильевич явно недооценил масштаб стоящей перед ним задачи. Но сам замысел как таковой не может не вызвать восхищения!
В 1770-е годы Елагин возвращается в ряды братьев. Он не стал бороться с негативными, на его взгляд, явлениями в российском масонстве того времени, а решил учредить сообщество лож, где все должно было полностью соответствовать его представлениям. Иван Перфильевич был сторонником шведской системы «строгого наблюдения» и начал с наведения порядка и установления дисциплины. Он лично возглавлял ложи «Музы» и «Урания» (в античной мифологии Урания — муза астрономии, ее атрибуты — небесный глобус и циркуль). Он видел свои ложи путеводной звездой для всех масонов Российской империи и желал их объединить «под своей рукой». Елагин прилагал для реализации своего замысла поистине титанические усилия. Он писал сотни писем братьям, состоящим в других ложах, уговаривал, льстил, угрожал, переманивал. Используя свой немалый опыт царедворца и придворного интригана, он добился того, что в 1782 году на Вильгельмсбадском (Германия) конгрессе европейского масонства ему было даровано звание Великого Мастера провинциальной ложи России. Это означало международное признание самостоятельности, авторитета и заслуг российского масонства.
Вернувшись на родину, Елагин повесил жалованную грамоту на самом видном месте в своем кабинете. Сторонники Ивана Перфильевича ликовали. Они сравнивали это достижение с дарованием автокефалии Русской православной церкви. Но, увы, и после этого у него оставались противники, не желавшие централизации лож в России и не признававшие в Елагине «самодержца и диктатора», каковым, как они писали, он себя самовольно назначил. В конце концов Елагин был вынужден примириться с тем, что вольнолюбивые каменщики не терпят единоначалия и желают, чтобы каждая «ложа была сама по себе и каждый брат наособицу».
Иван Перфильевич оставался верен братству до конца своих дней, даже в лихие 1790-е, когда после Французской революции 1789 года на российских масонов посыпались облыжные обвинения и обрушились репрессии. Августейшая правительница, увы, сменила милость на гнев, а многие братья предпочли прервать свои отношения с орденом.
Но дворец Ивана Перфильевича, что на Елагином острове, оставался местом собрания самых преданных братьев. Там проходили заседания масонских лож, а в подвале была оборудована алхимическая лаборатория, где стремились добыть философский камень. Камень этот нужен был Елагину не для получения золота, а для обретения секретов мироздания. Эти секреты не давали ему покоя всю жизнь. Чтобы заполучить их, он даже привечал в своем дворце чужеземных магов и чародеев, в том числе и прославившегося на всю Европу графа Калиостро (итальянский авантюрист Джузеппе Бальзамо). Среди заезжих знаменитостей бывали и откровенные шарлатаны. Когда братья-масоны с недоумением вопрошали Ивана Перфильевича, неужели он не видит, что перед ним явный мошенник, тот отвечал: «Вижу, а все же, может, и у него крупица мудрости да сыщется». При этом Елагин вспоминал притчу из Каббалы, рассказанную ему когда-то его учителем Станиславом Эли (масонское имя — Седдаг, автор «Братских увещеваний к некоторым братьям Свободным Каменщикам», переведенных с немецкого Елагиным). Если человек видит в сточной канаве драгоценную жемчужину, стоит ли ему лезть за ней? Да, — учит Каббала, — ибо грязь и нечистоты легко смыть, а жемчужина знаний и мудрости останется с ним. Этими словами Иван Перфильевич руководствовался всю свою жизнь.
…Сегодня на Елагином острове расположен ЦПКиО им. Кирова. Почему Кирова — бог его знает… Парк хорош во всякую погоду, но летом он просто изумителен. Питерцы всегда любили это место, хотя далеко не все знали, кому обязаны всем этим великолепием. Нынешний парк — прибежище всех видов отдыхающих. Бодрые старушки бегают кроссы, йоги небольшими группами медитируют на газонах, роллеры разучивают танцевальные па, кришнаиты возят по аллеям какую-то колесницу, простая публика гуляет и ест пироги. Иван Перфильевич, несомненно, был бы доволен — ведь именно он обустраивал остров как публичное «место приличных развлечений».
Елагин бурно провел молодость и хорошо знал, каковы бывают развлечения «неприличные». Когда Иван Перфильевич купил остров Медвежий на самой окраине столицы, он давно простился с грехами молодости, остепенился, выражаться привык стилем возвышенным и витиеватым. Елагин захотел превратить Медвежий остров из медвежьего угла в русский Версаль. Но если Версаль предназначен был только для знати, Елагин остров должен был стать первым в России общедоступным парком. Масонская идея равенства вдохновляла Елагина на такое непонятное для окружающих предприятие. Для осуществления своей затеи Иван Перфильевич не жалел ни сил ни средств. Он завез на остров благородные деревья — дубы, липы, клены, искоренил чахлую болотную растительность, установил карусели и качели, построил беседки, выкопал пруды и устроил хитроумную дренажную систему. Он запретил употреблять в парке горячительные напитки, а для людей простого сословия бесплатно разливал квас и сбитень. Рассказывают, что как-то раз, гуляя по своему парку, Иван Перфильевич обратил внимание, что простонародные девушки любят кататься на качелях, но стесняются, «…ибо боятся попасть в конфузное положение». Тогда он распорядился выдавать девушкам шелковые шнурочки, дабы они подвязывали подолы юбок и сарафанов. В этих шнурочках право больше истинного масонства, нежели во многих штудиях и манифестах.
Глава 3. Строгановский дворец и дворец Безбородко
Блеснул, блеснул троякий свет,
Прогнал лучами мрачность ночи.
К святилищу преграды нет,
Питайтесь истиною, очи!
При свете тройственных лучей
Познайте чин природы всей.
Ф.П. Ключарев
Сумрачным февральским днем 1782 года граф Захар Григорьевич Чернышев давал торжественный обед в Петербургском Благородном собрании. Он прощался со столицей, так как получил назначение главнокомандующим в Москву. В конце обеда, когда подали кофий с ликером, граф вытащил из кармана свою знаменитую синюю эмалевую табакерку. Все неизменно поражались затейливости работы. На внутренней, позолоченной стороне крышки был выгравирован целый набор масонских символов: квадрат, молоток, алхимический глобус и компас. Чернышев охотно показывал табакерку окружающим, демонстрируя не только свою принадлежность к ордену, но и гордость по этому поводу. На просьбы истолковать значение масонских знаков Чернышев лишь усмехался и неизменно отвечал: «За сим в ложу ходить надобно». «А что, граф, в Москве также ложи посещать будете?» — спросил его кто-то. «Непременно! — ответил Чернышев. — Не только посещать, но и всячески помогать стану. Славного Новикова и доброго Гамалею поддержу всемерно». «А здесь, в Питере, кому из братьев прощальный визит отдадите? Строганову али Безбородке?» «Заеду и к тому, и к другому. Сначала в «Конкордию» к Строганову, потом в «Пламенеющую звезду» к Безбородке. Тут надо эквилибриум наблюдать».
Чернышев знал, о чем говорил: два блестящих екатерининских вельможи, президент Академии художеств граф Александр Сергеевич Строганов и канцлер граф Андрей Александрович Безбородко конкурировали между собой. Каждый старался превзойти другого роскошью дворца, пышностью обстановки, богатством коллекций и картинных галерей. Отношения между ложами, в которые они входили, тоже не были безоблачными. Тут в самом деле требовалось «наблюдать эквилибриум», то есть соблюдать равновесие. Захар Григорьевич, выдающийся полководец (он со своими войсками в 1760 году, в Семилетнюю войну, взял Берлин) и умелый дипломат, отлично это понимал. «Ну а нынче к кому поедете?» — не унимался собеседник. «Нынче? — граф закрыл табакерку и внимательно посмотрел на тонкий узор. — В Строгановский дворец на Мойке. Особая оказия сегодня: капитул Феникса заседает, избранные братия прибудут. Малую храмину нарядят, трактование поучительных интерьеров объявлено».
Малой храминой братья называли помещения, где проходили заседания масонских лож. Обычно такие заседания проходили во дворцах вельмож и сановников. Ложа «Конкордия», к которой принадлежал граф Чернышев, собиралась в Строгановском дворце, что на углу Мойки и Невского проспекта. Дворец делился на две половины: одна для балов, раутов и званых ужинов, которыми так славился дом графа, вторая же предназначалась только для братьев-масонов, туда никогда не допускали посторонних. Не могли попасть туда и дамы, даже самой госпоже графине ходу туда не было. В этой части дворца были библиотека, картинная галерея и минералогический кабинет, почитавшийся братьями масонским святилищем, откуда мистическим образом осуществлялась связь с Небесами. Этому кабинету было придано сходство с римским Пантеоном, храмом всех богов, построенным в античные времена императором Адрианом.
