Когда в Хильдесхайме все было готово, планеры разобрали, погрузили на грузовики и перевезли в Кёльн, где на местных аэродромах снова собрали, причем в такой тайне, что даже коменданты аэродромов не знали о том, что происходило у них под носом. В течение шести месяцев личный состав оперативного подразделения жил подобно монахам-отшельникам, но теперь близился конец их уединения. Наконец 9 мая пришел приказ быть в готовности. Тем же вечером все собрались на аэродромах Остхейм и Бутцвейлерхоф[48].
Ночью планеры были выстроены на бетонированных площадках около ангаров, и солдаты заняли свои места: восемь человек со снаряжением разместились на длинных скамьях вдоль каждого борта планера. Было предельно важно, чтобы атакующие группы достигли четырех своих целей одновременно, с тем расчетом, чтобы атаки на три моста и сам форт начались приблизительно за десять минут перед восходом солнца.
Было еще черно как смоль, когда пропеллеры Ju-52 начали вращаться. Взлет начался в 4.25 на каждом аэродроме. Пятнадцать минут спустя все самолеты и буксируемые ими планеры поднялись в воздух. Все навигационные огни между Кёльном и точкой около Ахена, в которой планеры предстояло отцепить, чтобы далее лететь самостоятельно, были зажжены, курс обозначен световыми сигналами и прожекторами, так что никаких трудностей с навигацией не было. Спустя точно 31 минуту все самолеты и планеры находились на крейсерской высоте около 2400 метров. Около Ахена Ju-52 повернули обратно, отцепив планеры и оставив их бесшумно парить над Маастрихтским выступом к своим целям.
Но операция проходила не без заминок. Первая неприятность произошла с планером лейтенанта Витцига. У него отказал механизм буксировки, и планер приземлился на поле около Кёльна. Витциг был тем, кто должен был захватить форт Эбен-Эмаель. Он поспешно вызвал по телефону резервный Ju-52, который прибыл в его распоряжение лишь в 10 часов утра. До этого времени его люди действовали без него.
Вторая заминка была более опасной и могла повредить всей операции. Один из Ju-52 поздно отцепил свой планер, залетев слишком далеко на территорию Голландии. Звук его двигателей растревожил голландских зенитчиков около Маастрихта, и открытый ими огонь оказался достаточно сильным, чтобы быть услышанным в нескольких километрах.
Однако, когда рассвет еще только забрезжил на востоке, оставшиеся планеры благополучно и бесшумно приземлились на крыше Эбен-Эмаеля, на которой отсутствовали проволочные заграждения и которая не была заминирована. Их сразу встретил сильный огонь, и из людей, которые достигли своей цели на девяти планерах, тридцать были остановлены в северном углу, а это означало, что для решающих действий на южной стороне оставалось лишь около пятидесяти человек.
Внутри форта безумно трезвонили сигналы тревоги, и артиллеристы уже были на своих местах, готовые открыть огонь, — но им не во что было стрелять, и никто точно не знал, что произошло. Хотя горстка людей, напавшая на форт, теперь осталась без командира, лейтенанта Витцига, она была так хорошо обучена, что каждый точно знал, что должен делать, и сразу же приступал к работе. Разрушительные действия выполнялись с быстротой молнии. Каждая из участвующих маленьких групп выполняла свою работу с предельной точностью — люди практиковались в этом уже много раз. Одни из них атаковали и заставили замолчать легкие пушки, другие помчались к вращающимся бронированным куполам тяжелых орудий. В пределах десяти минут произошло невероятное: девять оборонительных сооружений с гарнизоном были подавлены. За это короткое время при помощи новых подрывных зарядов были взорваны семь куполов. Вышли из строя девять 75-миллиметровых орудий в семи казематах. Когда броня одного из куполов оказалась слишком толстой, нападавшие бросили маленькие заряды в стволы, чтобы разорвать их взрывами. На северном краю форта заграждения из колючей проволоки были разрезаны, пулеметные амбразуры атакованы из огнеметов, их расчеты погибли.
В пределах установленных десяти минут — к этому моменту было 5.40 — большой форт был лишен зрения и фактически выведен из строя. Затем последовали второстепенные действия. Были выведены из строя вентиляционные шахты. 100-килограммовые заряды новой взрывчатки были сброшены в 40-метровые шахты, и взрывы в замкнутом пространстве оказались разрушительными. Бельгийский гарнизон предпринял неудачные контратаки, к этому времени крышу Эбен-Эмаеля начали издалека обстреливать орудия Льежа, но бесцельно. Только один или два из бронированных орудийных куполов все еще оставались неповрежденными.
В полдень 11 мая был установлен контакт с наступающими немецкими частями, и после обстрела последних трех уцелевших позиций гарнизон Эбен-Эмаеля численностью более тысячи человек капитулировал. Всего лишь горстка немецких десантников захватила обширный форт, и их потери были незначительными.
9 мая оберcт Остер из немецкого абвера[49] информировал своего личного друга полковника Саса, голландского военного атташе в Берлине, о том, что немецкое наступление на Западе начнется на следующее утро. Полковник Сас немедленно передал это предупреждение своему правительству, которое сразу отдало приказ о приведении армии в состояние повышенной боеготовности и отменило все отпуска. Также было проинформировано бельгийское правительство, которое предприняло подобные меры, в том числе командующему частями, охранявшими мосты через Альберт-канал, отдельно указали на то, что необходимо проявлять особую бдительность. Перед мостами были установлены заграждения, местное население предупреждено, а жители всех зданий в пределах 1000 метров от мостов были эвакуированы. Все, что теперь оставалось сделать, — это зажечь фитили, которые приведут в действие заряды, установленные внутри мостов.
Охрана мостов была предупреждена, но солдаты расценили новую внезапную панику как обычное повторение всех бессмысленных тревог, которые переживали прежде. В течение восьми месяцев они растрачивали свое время в малокомфортабельных бункерах, ожидая врага, который все не появлялся, несмотря на предупреждения. Каждая тревога оказывалась ложной. И вот теперь еще одна — снова с запретом всех отпусков. Люди не были воодушевлены. Они знали, что находятся далеко. Между ними и Альберт-каналом лежал отрезок голландской территории шириной 35 километров. Если бы немцы наконец напали, то у них было бы множество сигналов.
Но в первых бледных лучах раннего утра 10 мая в небе бесшумно появились десять самолетов. Бесшумно потому, что это вообще были не самолеты, а планеры. Один из них приземлился не более чем в пятидесяти или около того метров от бельгийского бункера. Даже тогда бельгийские охранники не очень встревожились: они подумали, что это вынужденная посадка. Жандарм побежал вперед, чтобы взять экипаж в плен, но тотчас же был убит внезапной очередью. Тем временем приземлились другие планеры. Из них выскакивали вооруженные люди и бежали к бункеру, от которого зависела судьба моста. К этому моменту бельгийцы поняли, что дело серьезное, и с внешних позиций отступили под защиту своего бункера. Лязгнула первая тяжелая стальная дверь, затем вторая. Бункер был построен основательно, и люди внутри его чувствовали себя в безопасности. Сержант начал зажигать запальный шнур.
— Все вниз! — закричал он. — Я зажигаю фитиль.
Солдаты, спотыкаясь, сбежали по ступенькам в подвальный этаж, и позади них зашипел запальный шнур. Бельгийский сержант, его фамилия была Кровельс, бросился вниз вслед за своими людьми. Внизу, в подвальном этаже, его капралу, после размышлений, пришла другая мысль.
— Сержант, их лишь горстка. Вы не можете взорвать мост из-за них.
Сержант заколебался.
— Возможно, вы правы, — сказал он. — Еще можно все отменить.
Они вдвоем бросились вверх по ступеням, но, пока бежали, раздался потрясающий взрыв и армированный железобетон бункера толщиной 50 сантиметров развалился на куски. Затем начали рваться ручные гранаты, затрещали длинные автоматные очереди. Бункер был полон огня и дыма. Стали взрываться боеприпасы, послышались крики боли. Выжившие бельгийцы по одному выходили из бункера с поднятыми руками. Они могли видеть, что мост через канал все еще цел — первый взрыв, который разрушил стены бункера, должно быть, погасил запальный шнур. К полудню немцы твердо держали в своих руках мост и его окрестности.
Точно так же случилось на мосту в Фельдвезельте[50]. Планеры приземлились бесшумно, неожиданно для бельгийцев, которые были убиты, за исключением одного тяжелораненого.
Атака же на мост в Канне[51] потерпела неудачу. Мост был взорван, а нападавшие немцы истреблены.
Но люди гауптмана Коха из трех мостов два захватили целыми, причем два наиболее важных. Вся операция стоила 38 убитых и 100 раненых. Не столь тяжелые потери, но также большую цену пришлось заплатить за то, чтобы вывести из строя мощный форт Эбен-Эмаель. Теперь больше не было никаких существенных преград на пути между немецкой армией и бельгийской столицей.
