До смерти перепуганный Сорган-Шира постарался как можно скорее отделаться от гостя, который “чуть было не погубил его, словно ветер, развеивающий пепел”. Для Сорган-Ширы, как впрочем и для всей его семьи, был единственный способ оставаться живым: помочь Тэмуджину спастись. Поэтому Сорган-Шира привел яловую кобылицу, сварил полуторогодовалового ягненка, наполнил водой бурдюк и добавил к этим дарам лук и две стрелы. Но ни седла, ни огнива он не дал Тэмуджину, хотя великолепно знал, насколько нужно в пути то и другое.
Последнее показывает, насколько рискованно было в те времена жить с чистой совестью. Тэмуджина могли настичь в дороге, но тогда Сорган-Шира от своего участия в побеге мог отпереться. Лошадь беглец мог поймать на пастбище, мясо и бурдюк – украсть, потому, что малоценные предметы часто оставляли вне юрты. Лук вообще запрещалось вносить в чужой дом, его клали на верхний карниз входной двери. Утащить лук оттуда не составляло никакого труда. Но седло хранили дома, а огниво носили при себе; обе эти вещи имели; вполне индивидуальный облик, что делало их неоспоримыми вещественными уликами. Поэтому Сорган-Шира оставил Тэмуджина без огня и седла. Но Тэмуджин никогда этого не ставил ему в вину и, даже став ханом, запретил произносить упреки по адресу родственников своего спасителя.
Сначала Тэмуджин добрался до места, где стояла его разрушенная юрта, а потом, по следам, нашел свою семью, не чаявшую увидеть его живым. Вместе и дружно Борджигины двинулись дальше и укрылись на южном склоне хребта Бурхан-халдун, где их не смогли отыскать тайджиуты. Это обстоятельство тоже показывает, что Бектер был убит не напрасно: некому стало доносить врагам о местопребывании семьи.
В этом эпизоде привлекает внимание не столько авантюрный сюжет, сколько четкая разница поведенческих стереотипов старого и молодого поколений. Пожилые: Таргутай-Кирилтух, Сорган-Шира, их сверстники – люди добродушные, отзывчивые и довольно инертные. Им легче не сделать, нежели совершить, а, начав дело, они его до конца не доводят; убежал Тэмуджин неизвестно куда – ну, и пусть его, а нам искать некогда. Это типичная психология обывателя; в деревне, в степи – она одна и та же.
Молодежь этого поколения совсем иная. Не только Тэмуджин и его братья, но и дети Сорган-Ширы. Они инициативны, верны своим принципам, упорны и без страха идут на смертельный риск. Если бы такими были соратники Амбагай-хана, то он не умер бы пригвожденным к деревянному ослу. Его бы либо выручили, либо так отплатили чжурчжэням, что отбили бы у них охоту к завоеваниям. И то, что это не единичные случаи, которые бывают постоянно, но редко, мы увидим из дальнейшего описания, посвященного тем годам, когда эти юноши подросли и начали действовать самостоятельно. А пока они питаются тарбаганами да сусликам и копят силы, вернемся к биографии Тэмуджина, единственной освещенной источниками. Это еще не жизнеописание, а рассказ о жизни небогатого монгольского юноши, лишенного поддержки и заступничества, но полного энергии и мужества.
Мирное и одинокое существование семьи Борджигинов было нарушено внезапной бедой: грабители угнали восемь соловых меринов и скрылись. Тэмуджин бросился в погоню на последней лошади, уцелевшей потому, что Бельгутай ездил ней на охоту. Погоня продолжалась семь дней, пришлось проехать около 200 км. На середине пути Тэмуджин встретил молодого пастуха Боорчу, сына Наху Байана, вполне состоятельного монгола. Боорчу дал Тэмуджину свежего коня и отправился его сопровождать. Когда же они обнаружили стойбище похитителей и своих коней, пасшихся поодаль, Боорчу с Тэмуджином отогнали их. Похитители бросились вдогонку, и тогда Боорчу предложил дать ему лук, чтобы сразиться, но Тэмуджин не позволил юноше рисковать жизнью. Он сам стал стрелять, чем остановил преследователей, после чего друзья скрылись под покровом наступившей ночи.
Добравшись через трое бессонных суток до стойбища Наху Байана, Тэмуджин предложил Боорчу взять за помощь несколько спасенных коней, но тот отказался. Столь же бескорыстным оказался Наху Байан. Он даже разрешил сыну присоединиться к Тэмуджину и стать его нухуром, т.е. дружинником. Пока же он снабдил гостя на дорогу бараниной и кумысом. Тэмуджин спокойно достиг кочевья Борджигинов, где его мать и братья извелись от беспокойства; ведь Тэмуджин отсутствовал целых две недели – 14-15 дней. Боорчу приехал к Тэмуджину на службу немного времени спустя.
Этот эпизод излагался в литературе неоднократно и гораздо более подробно, с воспроизведением диалогов, которые, в свою очередь, были плодом литературной фантазии автора «Тайной истории». Но вне поля зрения комментаторов остались некоторые обстоятельства, на которые, при нашем подходе, следует обратить внимание.
В источнике не названо племя грабителей, хотя невозможно, чтобы оно было Тэмуджину неизвестно. Кочевье конокрадов отстояло от становища Борджигинов на семь дней пути. Это слишком далеко для случайного вора. Видимо, здесь была целенаправленная акция, но кого? По источнику, Боорчу бросился, помогать Тэмуджину только под обаянием его личности. Это допустимо, но странно, что старый Наху Байан проявил такое бескорыстное участие и отпустил единственного сына в услужение; случайному знакомому. Тут что-то не так.
Напрашивается мысль, что личные качества Тэмуджина вызвавшие ненависть тайджиутов, были известны и представителям других родов. Боорчу принадлежал к племени арулат, считавшимся одним из коренных монгольских племен. Арулаты происходили от младшего сына Хайду и, таким образом, были в родстве с тайджиутами и Борджигинами (Сокровенное сказание. § 47; Сборник летописей. I, I, с. 78). Эта родословная дала Б.Я. Владимирцову возможность зачислить Боорчу в разряд «аристократов»[50]. Однако в перечислении активно действовавших в XII в. племен раздела нируд арулатов нет. Они упоминаются только в числе родственных родовых подразделений племени урут (Сборник летописей. I, I, с. 184). Поэтому можно предположить, что древность происхождения не была показателем процветания; скорее наоборот.
Предположение переходит в уверенность при описании становища Наху Байана: он живет одиноко, аилом, а не куренем. Значит, это один из «людей длинной воли», что куда больше определяет его вкусы и симпатии, нежели туманная генеалогия. Для людей, предоставленных самим себе, знатное происхождение может быть обузой, но никак не подспорьем. Общность судьбы арулатов и борджигинов была очевидна. Видимо именно это толкнуло их потомков друг к другу, тем более, что Тэмуджин стал известен в Великой степи.
А теперь посмотрим на безымянных врагов Тэмуджина – конокрадов. Они живут куренем – значит, это большое, организованное племя. Они хорошо одеты: красный халат – не овчина, его надо купить. Но доблесть их относительна. Как только, они увидели, что в них может попасть стрела – они отстали и прекратили погоню, несмотря на численное превосходство. Либо они не были лично заинтересованы в сохранении украденных коней, либо просто трусоваты; а скорее и то, и другое. Главное же, что второе столкновение подобно первому: родоплеменная организация выступает против «людей длинной воли», причем последние только защищаются. Но до какой же степени можно обороняться? Рано или поздно придется перейти в наступление.
Что же касается неназванности грабителей, то здесь вина автора «Тайной истории». Умолчание, несомненно, не случайно. Скорее всего, это были его родные или очень к нему близкие. Поэтому он решил предать их имя забвению, дабы обеспечить их потомкам покой. Но если так, то это было коренное монгольское племя, ибо иноплеменников автор источника не щадит.
Выходит, что внутренняя борьба раздирала монгольское общество, но партии создались не на основе богатства и бедности, или знатности и демократизма, а вследствие выделения «людей длинной воли» т.е. особей специфического психического склада или просто – пассионариев, выброшенных из жизни своими более удачливыми собратьями. Но если так, то именно такую коллизию следует именовать пассионарным толчком.
Следующим шагом Тэмуджина был его брак с нареченной невестой Борте. Когда жених приехал на берег Керулэна к хонкиратскому Дай-Сечену, тот удивился тому, что Тэмуджин еще жив, так как ненависть тайджиутов к нему получила широкую огласку. Но хонкираты были достаточно самостоятельны, чтобы не считаться с тайджиутами. Они были другой «иргэн», т.е. субэтнос монгольского этноса, столь же древний, и столь же сильный, как и тайджиуты[51]. А так как соперничество соседей – явление обычное, то Дай-Сечен еще и «обрадовался» (Сокровенное сказание. § 94). Обручение состоялось по всем правилам, мать невесты проводила ее в семью мужа и подарила ей соболью доху. А это и по тем временам была огромная ценность.
