Думается, что в оценке серебреничества ближе к искомой истине И.И. Смирнов и Г.Е. Кочин. Вплоть до конца XV в. денежный оброк был лишь незначительной частью феодальной ренты. Это прекрасно видно на материалах новгородских писцовых книг, а ведь этот регион, видимо, отличался более активным развитием товарно-денежных отношений. Кроме того, «серебро оброчное» не связано с уплатой процентов, и в этом глубоко принципиальное отличие от кабальной ростовщической ссуды. Вряд ли социальная функция терминологий актов была настолько не развита, чтобы не отличать в квалификации один вид платежа от другого. Полагаем, что неправ был Л.В. Черепнин, сочтя возможным интерпретировать упоминания о серебрениках как о крестьянах, обязанных денежным оброком. Для этого нужна социально значимая практика существования денежной ренты в чистом виде, т.е. как самостоятельного явления, а это противоречит данным источников.
Серебреничество, во всяком случае в XV в., было довольно широко распространено. Упоминание о серебре как «серебре в людях» присутствует не только в духовных и данных грамотах 79. О нем говорят жалованные, льготные, тарханные грамоты, В xvi в. оно проникает в инструктивно-типовой материал (монастырские уставные грамоты) 80, что особенно важно, так как именно в этих актах серебреничество отражается как общественно значимое явление. Наиболее выразительным подтверждена ем распространенности серебреничества служат крупные размеры сумм, находящихся «в людях» 81.
В практике серебреничества особое, внимание привлекает «издельное серебро». Упоминания актов об «издельном серебре» широко известны в нашей литературе 82. Типологически комплекс терминов («серебро издельное», «серебро дельное» и «серебро ростовое») выступает лишь в функции детализации понятия «серебро в селах» и «серебро в людех». Больше того, общие представления о характере эпохи xiv-xv вв. да и ряд фактических данных позволяют предполагать, что в серебреничестве крестьян-земледельцев основной формой займа было не «ростовое серебро», когда проценты выплачиваются деньгами, а именно форма «дельного серебра», или, что точнее, «издельного серебра», когда процент, или «рост», оплачивается трудом крестьян 83. То, что под «сeребром в людех» чаще всего разумеется «дельное серебро» в качестве оплаты «роста» каким-либо видом земледельческих работ, особенно четко видно из данной Степана Окулова сына Теврюкова Спасо-Евфимьеву монастырю на с. Борисовское в Новгородской земле 84. У этого феодала была своя господская запашка, что явствует из данных о размере высева ржи, пшеницы, овса, проса и гороха. В перечне имущества Степана в селе указано, в частности: «да в селе на людях 200 алтын денег», т.е. в займах, под проценты. Но в конце документа эти займы характеризуются более подробно («а што будь моего серебра долгу – по моем животе половина людем тем, хто его косил, а половина великому Спасу»). Таким образом, общая безличная формула «на людех 200 алтын» (т.е. «серебро в людех») фактически подразумевает целиком «из дельное серебро». Степан половину суммы долга («исто», «истина») прощает крестьянам, а половину завещает взыскать монастырю. Главное же – из текста видно, что «рост» (проценты) погашался трудом крестьян: они косили на феодала. Косьба за «рост» называлась «некое». Отсюда прямая аналогия к «изделью» как работам за проценты по обработке пашни, жатвы и обмолота зерна 85.
Дефицит денег из-за недостаточного развития товарно-денежных отношений сказывался даже на форме уплаты процентов по займам, совершаемым феодалами. Проценты по таким займам они платили не только деньгами, но и натурой – хлебом. Даже в актах XVI в. встречаются заклады вотчин под «хлебные кабалы» 86. В рязанской заемной кабале Ф. Богдановой с внуком князем И.И. Мещерским заложена вотчина за 40 руб. Заимодавцу были отданы в залог купчие грамоты на село и селище, «а за рост Якову та наша деревня ведати со всем и земля пахати и косити» 87. Иначе говоря, проценты компенсировались прямой эксплуатацией вотчины. Очень часты были заклады («закупы») различного рода пожней, лугов, пустошей и т.п. 88
Таким образом, предположение, что в серебреничестве крестьян преобладала «издельная форма» уплаты процентов («роста»), имеет серьезные основания.
Самым частым видом работ за «рост» были косьба сена и пахота 89. Из уставной митрополичьей грамоты монастырям, по характеру материала являющейся как бы типовой инструкцией, можно заметить, что господская пашня (монастырская в данном случае) была только двух видов: 1) «жеребьевая» или десятинная и 2) пашня «на серебро» 90.
Не менее важным выводом, вытекающим из наблюдений над актовым материалом такого рода, является утверждение, что пахота земли на феодала и весь комплекс работ по севу, жатве и уборке урожая были основным содержанием серебреничества. Сведения о «серебрениках-половниках» наиболее четко отражают эту практику 91. Но это относится и ко всем «надельным серебреникам».
Наиболее доказательные аргументы в пользу большого удельного веса в отработках за рост земледельческих работ по севу, жатве, уборке и обмолоту хлебов содержатся в хорошо известной серии актов, касающихся ограничений сроков «перезыва» крестьян-серебреников Юрьевым днем (двумя неделями до Юрьева, т.е. 26 ноября, дня и неделей после него) 92. Приурочивание права перехода крестьян-серебреников ко времени, когда кончается поздняя осень и наступает зима, связано с окончанием земледельческих работ. Расплата серебренников не «издельных» приурочивалась также к этому сроку 93.
На наш взгляд, «издельное» серебреничество было вызвано к жизни явной неудовлетворенностью стремлений духовных феодалов выйти из тупика, который создавало взимание продуктовой ренты, с помощью ничтожных по размерам «жеребьевых пашен», а светских феодалов – ограниченными возможностями расширения сферы холопского земледельческого труда. Серебреничество также, как и политика льгот, своей объективной целью имело укрепление феодальной собственности на землю и власти над крестьянами.
Следовательно, нужда в расширении сферы барщинного земледельческого труда была продиктована отнюдь не только и на столько хозяйственными мотивами, сколько социальными. Именно этим обстоятельством можно лучше всего объяснить явное несоответствие между реальной возможностью широко практикующегося получения феодальной ренты в виде оброчного хлеба («треть», «четверть», а часто и «половье») и настойчивым, скаредным внедрением «изделья» на пашне.
При господстве общинного землепользования, а главное, корпоративных традиций общинного владения землей, превратить «жеребьевый» участок запашки, который был лишь модификацией издольщины, в прямую барщину было далеко не просто. Поэтому полевая барщина в своем непосредственном виде как акт феодальной эксплуатации в наиболее грубой форме появилась лишь как итог долговой кабалы 94. Это был не столько процесс втягивания в сферу феодальной зависимости слоев крестьянства, как полагал И.И. Смирнов 95, сколько процесс установления полного господства феодального собственника над трудом непосредственных производителей, сидящих на его земле. Подобные процессы, вероятнее всего, проходили вне и сверх обычного круга повинностей крестьян, что очень тонко былом подмечено Г.Е. Кочиным.
Таким был чрезвычайно сложный, окольный путь развития господского хозяйства с помощью не рабочих рук холопов, а дополнительного труда крестьян, попавших в денежную кабалу.
Свое логическое завершение этот путь получает в тех случаях, когда общинник-серебреник, работавший на своего господина, «сажался» феодалом заново на какую-либо землю 96. По-видимому, в таких случаях сумма «роста» могла быть в новых условиях трансформирована в земельное соотношение крестьянской пашни и пашни, обрабатываемой в пользу феодала. В этой связи чрезвычайно знаменательно, что фактические данные о размерах монастырской и вообще господской феодальной запашки в конце xv – начале xvi в. соотносятся с крестьянской запашкой точно в такой же пропорции (или очень близкой к ней), как «рост» соотносится с «исто», т.е. сумма процентов за займ с основной суммой займа. В документах центральных районов страны это соотношение передается обычно как «на пять – шестой», т.е. 20% к 100% основной суммы займа (1 : 5) 97.
Размеры господских запашек в названной пропорции (1 : 5) к крестьянской пашне встречаются в конце XV в. в грамоте митрополита Симона Юрке Масленицкому (1495-1511 гг.), а также в целом ряде документов XVI в. 98
