-- Уж такая, значит, моя судьба, -- засмeялся я. -- Переизбыток сильных ощущенiй..
-- Ax, Господи, -- вздохнула Анна Ивановна, бабушка Оли. -- Вот грeхи-то наши тяжкiе. Что это дeлается только. Среди бeлаго дня людей на улицах рубят.
-- Эх, Анечка, -- с благодушной насмeшкой сказал кругленькiй старичек. -- Ничего, матушка не сдeлаешь. Лeс рубят -- щепки летят. Все, матушка, в муках рождается, на то и новая жизнь... 46
-- Молодец вы, Николай Николаевич, -- с ноткой зависти промолвил Володя. -- Сколько у вас оптимизма! Вот, нам бы столько!
-- А вы поживите с мое, батенька, -- тоже, Бог даст, оптимистом сдeлаетесь... Три войны, вот, провел, а, как видите, жив. Ничего... Вот ваш случай, Борис Лукьянович, напомнил мнe, как в тысяча восемьсот... восемьсот, когда же это, дай Бог памяти, было...
-- Не нужно, не нужно, дeдушка, не вспоминай, пожалуйста, -полупритворно, полуискренно испугалась Оля.
-- Почему это, стрекоза, -- не нужно?
-- А ты забудь, дeдушка, что ты офицер.
-- Это что еще за притча?
-- Да вeдь сейчас всe офицеры врагами считаются.
Розовыя щеки старика затряслись от веселаго смeха. Он быстрым движенiем привлек к себe Олю и звучно поцeловал ее.
-- Эх, ты, стрекоза, -- снисходительно сказал он, ласково гладя ея волосы. -- Любит, значит, дeдушку? А? Не бойся, не бойся, внучка. Я уже с русско-японской войны в отставкe. Сейчас я просто -- хозяйственник Морского Порта, а не офицер. Гдe мнe, старику, в политику лeзть. Мое дeло -- сторона.
-- Сторона-то, сторона, -- вмeшалась в разговор Анна Ивановна. -- Но ты все-таки, Коля, поосторожнeй будь. Долго ли до грeха в такое время.
Неунывающiй старик обнял ее свободной рукой.
-- Видали, молодежь? -- торжествующе сiяя, воскликнул он. -- Вот, это, значит, любят бабы старика... Эх! Вот, если-б мнe полсотни лeт скинуть бы с плеч, я бы... -- и он залихватски подмигнул нам. -- Нечего, ничего, Анечка, -- повернулся он к бабушкe. -- Чего там бояться? Вот, посмотрю я на тебя: вот, нeт у тебя настоящаго интереса к жизни. Все бы тебe оглядываться -"как бы чего не вышло"... А мнe что-ж? Совeсть у меня спокойна. Чего мнe бояться? Вот, скажем, на днях митинг большущiй будет -- плакаты уже выставили. Обязательно пойду!
-- Митинг? -- оживился Володя. -- Какой митинг?
-- А я знаю? -- беззаботно отвeтил старик. -- Министр совeтскiй -- как их там зовут -- да, народный 47 комиссар какой-то прieдет. Про задачи совeтской власти разсказывать будет. Послушаем, значит, что это он пeть будет... Да и вам, вот, молодежь, пойти бы стоило. В объявленiи так и сказано: "особенно приглашаются солдаты и офицеры Бeлой Армiи".
-- Так и сказано -- "особенно"? -- насторожился Володя.
-- Так и сказано. Буква в букву. Потому, мол, что вас всe, кому только не лeнь, обманывали насчет большевиков. Так пойдем, что-ли?
Мы отказались.
-- Если бы вы, Николай Николаевич, позволили бы мнe дать вам совeт -серьезно добавил Володя, -- то, по моему, и вам бы не слeдовало бы ходить на этот митинг. Вeдь вы полковник.
-- Да отставной давно. 87 скоро стукнет.
-- Это все равно. Для большевиков вы все равно офицер.
-- Эх, Коля, довeрчив ты больно, -- поддержала Анна Ивановна. -- Ты не по словам должен судить, а по дeлам. Ты бы, правда, подождал.
-- Ну, вот еще подождал, -- разсердился старик. -- Это им, вот, молодежи, есть время ждать. А мнe хочется на новое посмотрeть, о новом послушать... Что это за жизнь такая совeтская к нам на всeх парах катит! Вы себe, как хотите, -- упрямо закончил старик, -- а я пойду...
Судьба первых, повeривших...
"Амнистiя"
Между тeм, событiя развивались своим чередом. Когда вслeд за махновцами пришли регулярныя войска, грабежей стало меньше, но недостаток пищевых продуктов стал ощущаться все рeзче.
Жители старались сидeть по домам, изрeдка выходя на развeдку за новостями и в поисках съeстного.
В городe было много офицеров, чиновников и солдат 48 Врангелевской армiи, рeшившихся остаться в Россiи и надeявшихся на то, что с прекращенiем гражданской войны смягчится и красный террор.
Многим больно было бросить родную землю, гдe пережито было столько горя и радости. Многiе, как утопающiй за соломинку, уцeпились за амнистiю ВЦИК'а, надeясь, что теперь прошло время смертельной борьбы и наступает эра мирнаго труда. Обeщанiю высшаго совeтскаго органа повeрили и за эту свою политическую близорукость большинство оставшихся заплатило кровавой цeной.
Регулярныя войска вели себя сравнительно спокойно, и улицы скоро стали покрываться гуляющими, с интересом читавшими листовки, плакаты и объявленiя большевиков.
К концу первой недeли, когда прибыли уже почти всe гражданскiя власти, на улицах было расклеено большое объявленiе, о котором первым разсказал нам дeдушка Оли, старик-полковник. В этом объявленiи, дeйствительно, было указано, что в первую очередь приглашаются офицеры, солдаты и чиновники Бeлой армiи, долгое время обманывавшееся "продавшимися буржуазiи бeлыми генералами".
Мирному приглашенiю повeрили, и в назначенный день не только цирк, но и вся прилегающая площадь была запружена большой толпой, с нетерпeнiем ожидавшей обeщаннаго митинга и выступленiя наркома с докладом о мирных задачах совeтскаго строительства.
Внезапно из сосeдних улиц появились густыя цeпи красноармейцев, плотно окружившiя толпу, и началась провeрка наивных зрителей, простодушно повeривших объявленiю и амнистiи.
Женщины, дeти и старики, а также всe, предъявившiе тут же на мeстe документы о своей непричастности к бeлому движенiю, были отпущены, а остальная масса мужчин, в количествe болeе 2.000 человeк, была уведена в Морскiя казармы.
Мало кто вырвался оттуда живым. Нeсколько ночей подряд далеко за Малаховым курганом слышался насмeшливый хохот пулеметов, и потом изрeдка сильный вeтер доносил до города запах гнiющих трупов. 49
Разстрeлянных не хоронили, ибо копать каменистую почву для двух тысяч трупов казалось слишком хлопотливым дeлом. На тропинках, ведущих к кровавым ущельям, были выставлены красноармейскiе посты, не подпускавшiе никого ближе 2-3 километров к мeсту расправы. И только через нeсколько мeсяцев руками заключенных останки убитых были засыпаны землей...
Так совeтская власть выполняла свое обeщанiе о пощадe...
Без пощады
Весь Крым стонал от неслыханной вспышки террора. Диктатор Крыма, венгерскiй коммунист Бела-Кун, сказал:
"Крым -- это закупоренная бутылка, из которой ни один бeлогвардеец живым не выскочит"... И Севастополь, как военный центр полуострова, подвергся особенно тщательной чисткe. Из Одессы, славившейся грозно поставленным террором, прибыли "ударныя бригады" чекистов. Была начата систематическая ловля "бeлогвардейцев" и, конечно, "милостивая пощада" ВЦИК'а оказалась клочком бумаги.
Каждую ночь войска и чекисты оцeпляли какой-нибудь квартал и тщательно обыскивали его в теченiе суток. Всe изъятые подозрительные люди, "бeлый элемент", как тогда говорили, отправлялись в морскiя казармы (тюрем, конечно, давно уже не хватало) и оттуда по ночам уводились "в неизвeстном направленiи"...
Однажды рано утром в дверь маленькаго домика, построеннаго самими скаутами, гдe я временно жил, раздался робкiй стук.
-- Кто там? -- спросил я, проснувшись.
-- Это я, Борис Лукьянович, это я -- к вам! -- отвeтил дрожащiй женскiй голос.
Я наскоро одeлся и открыл дверь. В комнату, шатаясь, вошла старушка:
-- Здравствуйте, Анна Ивановна. Что это с вами? -- спросил я, узнав в своей гостьe бабушку Оли.
Моя неожиданная гостья хотeла отвeтить, но внезапно пошатнулась и едва не упала. Я поддержал ее и 50 усадил на стул. Сморщенное заплаканное лицо старушки было полно отчаянiя.
-- Олю, Олю забрали, -- всхлипывая, простонала она. -- Ночью облава была...
-- Зачeм же дeвушку взяли?
-- Да, вот, не знаю... Флажек русскiй трехцвeтный нашли... Щенок, говорят, бeлогвардейскiй... Я уж сама не знаю. В нeсколько дней столько горя... Неужели и Оля тоже погибнет?
-- Как погибнет? Развe с Николаем Николаевичем что-нибудь случилось?
-- Развe вы еще не знаете? -- едва слышно промолвила старушка. -- Он вeдь еще позавчера разстрeлян... Из цирка так и не вернулся... Боже мой! Боже мой!.. Старика моего сeдого убили... Неужели и мою дeвочку тоже убьют?
Ея сeдая голова упала на руки.
Очевидно, силы старушки были сломлены жестокими ударами послeдних дней.
-- А давно Олю взяли?
-- Нeт. Только, вот, утром. Она еще, вeрно, никуда не увезена. Всeх арестованных пока в один дом согнали. Я к вам, Борис Лукьянович, пришла, -умоляюще простонала она. -- Может быть, вы что-нибудь сможете сдeлать. Раз там, у Ялты, вы спасли ее, может, Бог поможет вам опять... Я -- видите сами -- уже и ходить не в силах...
Выход из безвыходнаго положенiя
Я засунул в один карман кусок хлeба, а в другой как-то механически пачку каких-то журналов. "Может быть, гдe-нибудь ждать придется -- почитаю", почему-то мелькнуло у меня в головe, когда я отправился на выручку. Так как облава еще не была закончена, всe арестованные, дeйствительно, были согнаны в отдeльный дом, гдe какой-то чекист, мрачнаго вида, допрашивал их.
