Я имел неосторожность снарядить свои магазины вместо трассирующих патронов патронами для бесшумной стрельбы. Внешне маркировка на них очень похожа, но разница заключается в мощности порохового заряда. Использование этих патронов без глушителя ПБС-1[11] с шайбой, из-за малой пороховой навески, чревато тем, что затворную раму не отводило до упора в крайнее заднее положение, гильза просто оставалась в патроннике, и приходилось постоянно вручную передергивать затвор.
В условиях, когда отдельные группы «сепаров» производили обстрел дороги и к ним присоединилась работа миномета, о расчистке дороги не могло быть и речи. Бульдозер решено было вернуть назад. К тому же уже поступило сообщение по рации, что основная группа тоже возвращается и просит оказать помощь в срочной эвакуации раненых.
Надо отдать должное находящемуся с нами в «халке», Алармо. Зрение у него — дай бог каждому. Он первым вычислял подкрадывающихся к дороге «сепаров» и подсказывал, куда ввести огонь. Когда я дал ему бинокль, то это еще больше упростило нам задачу.
Через полтора часа боя стало ясно, что удержать занятую позицию не получится. Рация разрывалась сообщениями о первых потерях и необходимости поддержки. Нам было очевидно, что подкрепление подойти не сможет, а к тому моменту у нас уже был один «двухсотый» и девять «трехсотых», в том числе очень тяжелый. Во время минометного обстрела Рома Харченко получил серьезное осколочное ранение в шею. Это был первый реальный боевой опыт. Когда по штурмовой группе открыли огонь из миномета, мало кто был готов к этому. Более опытные товарищи тут же вжались в землю, показывая пример для остальных. Видимо, Роман не успел последовать их примеру и был ранен. Раненный в ногу Давид Гурцкая, а также Союз со Сталкером помогли погрузить истекающего кровью Романа на броню БМП для эвакуации. Группа начала организованный отход. Танчик вначале прикрывал броней отход группы. Ему в башню попала мина или, как показалось некоторым, «вог» от АГС-17 и по корпусу четыре РПГ. Во время обстрела танка на нем за башней находился Вова Тугай. Лишь чудо спасло его от осколков. После этого танкисты помогли эвакуировать первых раненых и вернулись с Хохлом за Минаевым и группой Прапора.
Первой с ранеными и уцелевшими бойцами на просеку вышла боевая машина пехоты. Мне в «халк» занесли еще живого Харченко Рому. Он был в сознании, и бойцы старались прижимать тампоном засыпанную кровоостанавливающим порошком рану на его шее. Из машины Романа выносили уже без сознания. Это был первый случай, когда я видел, как умирает человек. Тогда версией его гибели было повреждение шейной артерии, но сейчас мне кажется, что это не совсем так. Я не медик и не могу судить, но если бы Роману порвало артерию, то он бы погиб в считаные минуты. Его вывезли после длившегося около тридцати минут боя, и он все еще был жив. Хрипел. Стонал, но был жив. Последние конвульсии были уже в «халке» по дороге к медикам, к которым я его домчал буквально за две минуты. Все последующие смерти уже не производили на меня никакого впечатления.
Мне редко доводилось до этого общаться с Романом, и в бледном агонизирующем бойце, которого мне занесли в «халк», я его не узнал. Мне тогда показалось, что это или Союз, или Сталкер. Эти два бойца постоянно находились рядом друг с другом и имели некоторое сходство между собой. Оба были крепкого телосложения, невысокого роста и лысыми. Я настолько был уверен, что раненый у меня в машине один из них, что сразу же сообщил Дэну, который искал и проверял бойцов своего взвода, что у нас во взводе потери.
— Дэн, у нас тяжелый «трехсотый».
— Кто?
— По-моему, Союз или Сталкер.
— Этого не может быть! Я их видел.
Оглядываясь по сторонам, Денис искал глазами неразлучных друзей.
Когда из «халка» вынесли Рому, медики пытались вернуть его к жизни, но все их усилия оказались напрасны. Накрыв Романа, санитары принялись оказывать помощь другим раненым.
Дэн увидел оказывавших помощь раненым Союза и Сталкера и сказал:
— Наши все целы. Вот они. — И, облегченно вздохнув, добавил: — Ну ты меня и напугал. Но это даже хорошо. Примета хорошая. Долго жить будут.
В этот момент ко мне подбежал инструктор Олег. В результате легкого ранения и контузии он был очень перевозбужден и кричал, что нужно снова вернуться на место эвакуации, так как там танк и на нем много раненых. «Халк» стоял развернутым в противоположную от укрепа сторону, и мы не стали тратить время на разворот. Олег вскочил за руль ближайшего «ниссана», а я прыгнул на переднее пассажирское сиденье, и мы понеслись обратно к месту эвакуации. Олег уверенно вел машину, а я, выставив в открытое окно автомат, всматривался в мелькающую по пути «зеленку» по правому борту. За две минуты движения Олег пытался мне рассказать о том, как получил ранение.
Олег Латошинский и Николай Криворотько после штурма Иловайска
Когда мы подлетели к просеке, на дорогу выехал разорванный танк с нашими бойцами на броне. По бокам танка были видны следы попаданий из гранатомета. Мы помогли раненым погрузиться на борт пикапа, после чего спешно вернулись к позиции возле штаба, где раненым оказывали первую помощь. Медиков было мало, и потому мы помогали им, чем могли. Уцелевшие бойцы своими ножами срезали лямки бронежилетов и разгрузок, а также разрезали форму раненым побратимам для наложения повязок и жгутов. Доставали из аптечек кровоостанавливающие порошки и засыпали ими раны товарищей. Принимали у них оружие и боекомплекты. В этом нашем первом бою были ранены Шавлик, Давид Гурцкая, Дима Руденко, Женя Макогон, Саша Минаев, Андрей Фурса и еще несколько бойцов. Серьезную контузию получил Малыш Саша. Легкие ранения — наш инструктор Олег, которого зацепило осколком в ягодицу и слегка контузило, и Коля Спартак, получивший осколочное левого предплечья, ему также оцарапало щеку.
После первой неудавшейся попытки войти в Иловайск мы отошли в Старобешево. Наш экипаж был отправлен с несколькими ранеными. Среди них был мужественный наводчик танка, который шел во главе отряда и потом прикрывал его отход. Парень получил серьезную контузию. Остальная часть батальона подтянулась чуть позже. Врачи больницы работали не покладая рук. Бойцы помогали медикам переносить раненых из машин в операционную. Тогда я впервые увидел результат серьезной контузии. Малыш Саша почти не отдавал себе отчета, где находится, и не ориентировался во времени и пространстве. Он почти все время сидел на кушетке, обхватив голову обеими руками, и шатался из стороны в сторону, жалуясь на невыносимую боль в голове. Иногда поднимался и пытался идти куда-то, не меняя положения рук. Сталкер помог ему сесть обратно на место и следил, чтобы Саша ни обо что не ударился. Раненых, после оказания первой помощи, почти сразу увозили в Мариуполь и оттуда вертолетом доставляли в Днепропетровск.
После этого первого боя наши ряды заметно поредели. Наш комбат построил оставшихся бойцов во дворе больницы. Берёза поздравил нас с боевым крещением, и мы помянули своих погибших товарищей минутой молчания. Уже тогда стали проявляться первые признаки того, что не все готовы к реальной войне. Большинство ребят хоть и понимали, что у руководства нет достаточного боевого опыта, но готовы были идти в бой. Возможно, чрезмерные эмоции некоторых бойцов имели под собой веские основания, но были и такие, кто истерил и откровенно паниковал сам и сеял панику вокруг. Вова Помидор на чем свет стоит клял Берёзу и откровенно посылал его по известному адресу, обвиняя последнего в некомпетентности. Берёза требовал, чтобы он заткнулся и обещал уволить за нарушение субординации и оскорбления старшего командира. Нэо, также не жалея голосовых связок, обвинял командиров в смерти Тафейчука и Харченко. Остальные бойцы старались держать себя в руках и пытались успокоить более эмоциональных товарищей. Но все были единодушны в том, что подобные операции нужно тщательнее планировать и использовать более серьезное вооружение. Все были под сильным впечатлением, а поминальные 150 граммов водки еще больше подняли эмоциональный градус. К счастью, эмоции понемногу утихли, и здравый смысл взял верх. После построения и поминки погибших побратимов была организована охрана периметра больницы, и батальон расположился на отдых. Бой 18 августа 2014 года стал для нас настоящим боевым крещением.
Ночью к нам прибыло подкрепление с бойцами 20-го БТРО, считавшегося частью батальона «Днепр-1», с тремя АГС-17, которые установили в кузовах трех пикапов. На первый был поставлен Помидор, на второй — Гром и Кум, а на третий — Петюня.
Ночь была очень холодной. Место для ночлега было определено в подвале больницы. Некоторые бойцы расположились в коридоре и кабинетах больницы. В Старобешево не было проблем с электричеством, и я поставил на ночь заряжаться телефон, который часто использовал для фото- и видеосъемки.
