арабском мире. То же можно было сказать и о негибкой позиции Бурга и его переговорной группы, настаивавших на политической изоляции арабского населения Иерусалима от внутренних районов Западного берега.
Однако в стране существовала ультраправая партия Тхия [9] по мнению членов которой позиция Бегина была все-таки недостаточно твердой (Гл. XXXI. Усиление идеологического противостояния). В июле 1980 г. одна из трех членов кнесета от этой партии, Геула Коген [10], дочь выходца из Йемена, убежденная сторонница националистической политики, выступила с законопроектом о провозглашении объединенного Иерусалима столицей Израиля. Собственно говоря, в чисто практическом смысле принятие этого закона не должно было привести к каким-либо особым переменам. Ведь, в конце концов, вот уже на протяжении тринадцати лет израильское законодательство и административное право имели одинаковую силу как в Западном, так и в Восточном Иерусалиме. Однако провозглашение “объединенного” Иерусалима столицей страны, будучи принятым кнесетом, становилось равносильным аннексии де-юре. На такой шаг не решался даже Бегин, тем более с учетом результатов Кэмп-Дэвида. Тхия полагала, что, подав такой законопроект, она сможет подтолкнуть премьер-министра к голосованию согласно его идеологическим убеждениям. Но решится ли он на такой судьбоносный шаг? Трудно было утверждать заранее, тем более что Бегин порой оставался непостижимым даже для своего ближайшего окружения. К тому же по мере того, как приближался день голосования по этому законопроекту в кнесете, и Вашингтон, и Каир все активнее призывали израильского премьер-министра не срывать мирный процесс.
В конце июля, однако, Бегин заявил, что намерен поддержать законопроект, хотя и не собирается навязывать свою точку зрения членам правительственной коалиции, которые могут голосовать за предложение партии Тхия, если только осознают, что оно выражает общее мнение. Благодаря такому искусному ходу он переложил тяжесть принятия решения на Блок. И после некоторого замешательства Перес и его коллеги осознали, что у них нет другого выхода, кроме как согласиться с предложением правого лагеря относительно “целостности” Иерусалима. Таким образом, 30 июля 1980 г. законопроект был принят в последнем чтении и обрел статус закона. Весь правый лагерь был охвачен ликованием. Неважно, какие ошибки допускал премьер-министр на внутриполитической арене, но вот именно такой удар по амбициям арабского противника получил высокую оценку израильтян — выходцев из стран Востока. Нельзя, однако, не отметить, что последовали реакции и иного рода. Так, все одиннадцать посольств иностранных государств, еще остававшиеся к тому времени в Иерусалиме, были немедленно переведены в Тель-Авив. Возмущенный до предела Садат прервал переговоры о Палестинской автономии. Но зато высокомерное безразличие Бегина во многом способствовало укреплению чувства гордости тех израильтян, которые жили на грани нищеты.
Мог ли Вашингтон умиротворить израильского премьер-министра? Ситуация летом и осенью 1980 г. была для этого не самой благоприятной: американские политики уделяли все свое внимание предстоящим в ноябре президентским выборам. После выборов Рейгану и его новой администрации потребовалось несколько месяцев для того, чтобы разобраться в международной обстановке. Относительно пассивная ближневосточная политика США в этот период вызывала разную реакцию. На Садата поражение Картера произвело очень тяжелое впечатление, и он опасался, что Соединенные Штаты полностью утратят интерес к политическим инициативам в этом регионе. Бегин, напротив, был доволен тем, что хотя бы на время он избавился от давления Белого дома и администрации Картера. Действительно, новый президент США Рональд Рейган неоднократно называл ООП террористической организацией, а Александр Хейг, новый государственный секретарь, говорил о сирийцах как о кремлевских сателлитах.
И все-таки немалое разочарование довелось испытать как Израилю, так и США. Бегин, принимая все более жесткие меры против боевиков ООП в Ливане (Гл. XXX. Раскаты грома с севера), а также увеличивая число еврейских поселений на территории Западного берега, все чаще слышал критические высказывания в свой адрес из Вашингтона. Напряженные отношения между двумя странами особенно обострились летом и осенью 1981 г., когда администрация Рейгана согласилась продать Саудовской Аравии эскадрилью самолетов системы АВАКС (радиолокационная электронная система авиационного базирования, предназначенная для разведки и управления боем в тактической и оборонительной авиации). Реакция Бегина была мгновенной и весьма выразительной. Благодаря этой сделке, заявил он, Израиль оказывался под наблюдением саудовских ВВС. Посетив Вашингтон в сентябре 1981 г., премьер-министр решился на беспрецедентный шаг, обратившись, через голову Рейгана, в комиссию сената США по иностранным делам. Президент США почувствовал себя оскорбленным и выступил с жестким публичным заявлением, указав, что “другие страны не вправе формулировать внешнюю политику США”. По инициативе Рейгана бывшие президенты США Никсон, Форд и Картер поддержали сделку с Саудовской Аравией и, в свою очередь, высказали резкую критику по поводу “вмешательства” Бегина. Впервые за всю историю существования еврейского государства американские сенаторы, из числа обычно дружественно настроенных по отношению к Израилю, отказали ему в поддержке, и сенат одобрил сделку с Саудовской Аравией.
Надо, однако, подчеркнуть, что отношения между двумя странами значительно ухудшились ранее, 7 июня 1981 г., когда Бегин дал “зеленый свет” на проведение операции, ставшей символом его самого значительного демонстративного неповиновения международным нормам за весь период нахождения у власти. Речь шла о ближневосточном соперничестве в области создания ядерного оружия. Как уже говорилось, Израиль вступил в ядер-ную гонку еще в 1952 г., когда правительство Бен-Гуриона приняло решение о создании национальной комиссии по атомной энергии. На первом этапе этой гонки в Нахаль-Сорек был создан небольшой исследовательский реактор типа “плавательный бассейн” на пять мегаватт. На втором этапе (конец 1950-х — начало 1960-х гг.), в рамках секретного франко-израильского проекта, создавался реактор на природном уране, мощностью 24 мегаватта; реактор и установка по обогащению урана были построены в Димоне, городе на севере пустыни Негев. Правительства обеих стран превосходно осознавали, что проект ориентирован на получение оружейного плутония. Несколько лет спустя, уже при президенте де Голле, отношения между Францией и Израилем значительно ухудшились, и в 1964 г. Париж прекратил поставки природного урана для реактора в Димоне. Ни одна из стран — производителей урана не согласилась продавать сырье еврейскому государству, поскольку Израиль, желая сохранить свои средства ядерного сдерживания, не стал подписывать международный договор о нераспространении ядерного оружия.
Будучи, таким образом, предоставленными исключительно самим себе, израильтяне продолжали изыскивать зачастую самые неожиданные пути для получения обогащенного урана в количествах, достаточных для поддержания работы реактора в Димоне. В этой связи можно упомянуть операцию, получившую кодовое название “Пламбат”. Бельгийская компания “Сосьете женераль де Бельжик” занималась производством оксида урана, известного под названием “желтый кек”. Все продажи продукции этой компании могли осуществляться исключительно для мирных целей, и за этим строго следило Европейское сообщество по атомной энергии (Евратом [11]). В 1968 г., однако, израильтяне, через посредство подставной
