Савинков предстал перед Военной коллегией Верховного Суда СССР. В лице закоренелого контрреволюционера и террориста весь мир снова увидел за "работой" эсеровскую партию — левый фланг русской белогвардейщины.
Весьма примечательно: Савинков пояснил на следствии, что прибыл в Советский Союз не для организации подрывной работы, а "чтобы узнать правду о России". Умел Борис Викторович, при случае, ввернуть нужные слова.
Столько лет он держал в напряжении чекистов, слыл знатоком "русского вопроса" и вдруг — Лубянка. Как же это случилось..?
… Летом 1922 года ОГПУ разработало план секретной операции. Цель — "выманить" Савинкова из-за границы на советскую территорию. Ф.Э.Дзержинский и В.Р.Менжинский, используя информацию задержанного адъютанта Савинкова, бывшего царского офицера Л.Д.Шешени и Григория Семенова, ставшего к этому времени уже членом РКП/б/, поручили осуществить операцию контрразведывательному отделу ОГПУ, возглавляемому А.Х.Артузовым.
ОГПУ, через подставных лиц, внушило Борису Савинкову в существовании крупной и влиятельной антисоветской "Московской организации". Террориста соблазнили поехать в столицу возглавить "москвичей". Ему была обещана триумфальная "царская" встреча…
Границу Борис Савинков перешел нелегально, с фальшивым паспортом, ночью. Спешил на встречу о руководителями "Московской организации" и других контрреволюционных групп.
Чекисты позволили Савинкову и его сподвижникам добраться до Минска, здесь, 16 августа 1924 года арестовали. Савинков не смог скрыть замешательства.
— Чисто сделано, — сказал он подчеркнуто небрежным тоном, — Разрешите продолжать завтрак?
Крупные судебные процессы над савинковцами, прошедшие в СССР в 1921–1924 годах разоблачили Савинкова как платного агента нескольких империалистических разведок.
К удивлению Запада, Савинков не отрицал обвинений. В отличие от членов ЦК ПСР Гоца, Тимофеева. Донского и других, не пытался прятаться в эсеровские "кусты", рядиться в пресловутые ризы "народовластия". Если на процессе Гоц, Тимофеев и вся их компания пытались обелить партию эсеров, беззастенчиво лгали, то Савинков мучительно рассказывал суду, как постепенно убеждался в том, что белое движение направлено против трудящихся, а иностранные империалисты, поддерживая и финансируя русскую контрреволюцию, преследуют свои собственные цели, идущие в разрез с интересами России, а на него и ему подобных "вождей" смотрят, как на своих покорных слуг. "Кто платит — тот заказывает музыку".
Савинков рассказал суду, как военный министр Англии Уинстон Черчилль, ткнув пальцем в обозначенное на карте расположение войск Деникина, сказал:
— Вот это моя армия!
ИЗ СТЕНОГРАММЫ СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА НАД САВИНКОВЫМ
УЛЬРИХ: Вы что-нибудь ответили на эту фразу?
САВИНКОВ: Я ничего не ответил… Я хотел выйти, но тогда представил себе, что вот я сижу в Париже, а там, на далеком фронте русские добровольцы /белогвардейцы-Н.К./ ходят разутые, и, если я хлопну дверью, выйду со скандалом из этого кабинета, они будут ходить без сапог…
УЛЬРИХ: Что вы еще можете сказать о целях "союзников"?
САВИНКОВ: Англичане очень упорно, очень много говорили со мной о том, что желательно образовать "независимый" юго-восточный союз из Северного Кавказа и Закавказья. Союз этот должен быть только началом. К нему должны присоединиться Азербайджан и Грузия. Я в этом чувствовал запах нефти… Они хотели видеть Россию истощенной, разоренной, своей колонией.
Савинков признает /в который раз,!./, что его борьба с Советской властью субсидировалась иностранцами. Он прямо заявил:
— Без опоры на иностранцев мы воевать не могли.
ИЗ СТЕНОГРАММЫ СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА
САВИНКОВ: Я думаю, что все иностранцы, каковы бы они ни были, в этом отношении равны; что Пуанкаре и Мильеран равны Эррио, что Черчилль и Ллойд-Джорж равны Макдональду, а Муссолини — Пилсудскому. Все они очень приветствовали ослабление России, этим, собственно, и объясняется их политика по отношению тех, кто борется с большевиками.
Не оспаривая своей враждебной деятельности против Советской страны /с фактами спорить трудно/, Савинков вместе с тем попытался найти себе оправдание с точки зрения нравственности и морали. "Я, Борис Савинков, — патетически восклицал он, — бывший член боевой организации ПСР, друг и товарищ Егора Созонова и Ивана Каляева, участник убийства Плеве и великого князя Сергея Александровича, участник многих других террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа и во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шел против русских рабочих и крестьян с оружием в руках. Как могло это случиться?"
Ни больше, ни меньше — "слуга народа", всю жизнь работавший только для народа! А на кого списать разрушенные села и города, сотни убитых партийных и советских работников, повешенных на телеграфных столбах рабочих и крестьян, взорванные мосты, склады с продовольствием, разрушенные заводы и фабрики?
САВИНКОВ: Моя невольная вина перед русским народом, вольной вины за мной нет.
В показаниях Савинков пытался объяснить, почему стал бороться против коммунистов. Во-первых, по своим убеждениям он пусть плохой, но эсер. Следовательно, обязан защищать Учредительное собрание. Во-вторых, думал, что преждевременно заключенный Брестский мирный договор губителен для России. В-третьих, ему казалось, что если не бороться с коммунистами демократам, то власть захватят монархисты. И в — четвертых, кто мог бы в 1917 году сказать, что русские рабочие и крестьяне пойдут за РКП/б/?
САВИНКОВ: Будущее мне показало, что я был неправ во всем. Учредительное собрание выявило свою ничтожность. Мир с Германией заключила бы любая дальновидная власть.
Наконец — это самое главное, — РКП(б) была поддержана рабочими и крестьянами России, т. е. русским народом.
Заветным словесным коньком Савинкова являлась его "любовь" к крестьянству. Это она, видите ли, заставила его заблуждаться, жертвовать всем и всеми. Во имя мужика, он, Савинков, готов был шествовать по колено в мужицкой крови.
Как человек наблюдательный, Савинков не мог не видеть подлинное отношение крестьянских масс в вождям контрреволюции.
ИЗ СТЕНОГРАММЫ СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА
САВИНКОВ: Я помню, как зашел в белорусскую деревню где-то в лесу, ко мне подошли крестьяне…
Савинков задал старику вопрос: "Керенского помните?
— Да, — ответил старик. — Помню.
— К Керенскому как относитесь?
Старик махнул рукой и сказал:
— Пустозвон.
— И не то меня ранило, — говорил Савинков. — что я шел походом, что я посылал русскую пулю и надо мной свистели тоже русские пули, меня глубочайше, до конца ранили вот эти беседы с крестьянами…
И что же? Савинков после этого сложил оружие? Прекратил борьбу против Советской России? Примирился с русским мужиком?
С каждым днем суда становилось ясным, что Савинков — слуга буржуазии, исполнитель воли империалистов, приказчик белой контрреволюции, сторожевой пес врагов Советской власти. Таков ответ на заданный Савинковым самому себе вопрос: "Как это случилось?"
На суде Ульрих спросил Савинкова, почему ни один из террористических актов, замышлявшихся им против Ленина, не был осуществлен?
САВИНКОВ: Готовилось покушение на Ленина. Знал, где и как живет Ленин, но дальше этого не пошло. Не потому, что мы не хотели, а потому, что не смогли… Был случай, когда я послал Свежевского убить Ленина. Снабдил террориста оружием, деньгами, подложными документами. И все же я не верил Свежевскому. Понятно, из этого ничего не вышло.
Борис Савинков сказал Свежевскому, что если не удастся убить Ленина, он должен во что бы то ни стало добыть секретные сведения о Красной Армии. Найти надежного курьера, через которого сообщить в Варшаву свой адрес и результаты разведывательной работы.
На суде Борис Савинков умолчал о своих "заслугах" в деле освобождения из Варшавской Центральной тюрьмы Григория Семенова и Натальи Богдановой. Они ведь тоже были направлены Савинковым в Советскую Россию убить Ленина. Только верил им значительно больше, чем Свежевскому. Все же как никак Семенов был начальником Центрального боевого отряда ЦК ПСР, имел опыт организации покушения на Ленина, совершил десятки виртуозных экспроприаций после Октября, прошел царские и советские тюрьмы…
Савинков признал, что в 1918–1921 годах руководимая им организация готовила террористические акты против В.И.Ленина, вместе с тем отрицал какую-либо личную связь с Фанни Каплан.
Ульрих зачитал выдержку из книги Б.Савинкова "Борьба с большевиками". В ней террорист писал, что заслуги в деле покушения эсерки Каплан на жизнь вождя революции В.И.Ленина принадлежат ни кому-либо, а именно ему — Борису Викторовичу Савинкову, его боевой организации.
